Метод Сократа: Искусство задавать вопросы о мире и о себе - Уорд Фарнсворт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
стал частью моего собственного разума; я всегда ощущал себя учеником Платона, воспитанным на его диалектике, в большей степени, чем любого известного мне современного мыслителя, за исключением, пожалуй, моего отца, а может, и включая его[47].
Стоит попытаться понять, почему так получилось.
Милль считал, что Платон может преподать нам два вида уроков. Во-первых, его философские идеи, или, по формулировке Милля, догматическая сторона. Под догматикой Милль подразумевал вовсе не безоговорочную приверженность каким-то недоказанным утверждениям, как можно было бы подумать, а те места платоновских сочинений, где делаются выводы и обозначаются определенные позиции. Вторым уроком служит сам стиль мышления Платона, то есть метод, используемый Сократом в диалогах. По мнению Милля, именно этот метод составляет наилучшую часть диалогов Платона:
Таким образом, за вычетом незначительных отклонений, Платона можно разделить как бы на двух полноценных Платонов – сократика и догматика, из которых первый представляет для человечества гораздо большую ценность, но второй получает от него гораздо больше почестей. Это и неудивительно: ведь один мог послужить опорой для многих моральных и религиозных догм, а другой лишь прояснял и укреплял человеческое мышление[48].
В другом месте Милль высказал свою точку зрения еще более четко:
[С самого детства] я стал думать, что название учеников Платона скорее принадлежит мыслителям, которые воспитались на его процессе исследования и старались держаться его, чем людям, принимающим только некоторые догматические заключения, заимствованные из его наиболее непонятных сочинений, тогда как гений Платона и характер его творений заставляют сомневаться, не смотрел ли он сам на эти произведения только как на поэтическую фантазию или на философскую гипотезу[49].
По Миллю, использовать слово «платоник» слишком поздно: теперь им обозначают сугубо тех, кто согласен с сущностью платоновских идей. Приверженцев же метода Сократа скорее нужно называть сократиками. Объяснение того, что значит быть сократиком, составляет, по сути, центральную тему моей книги.
Недуг. Какова цель сократического метода? Попытаемся сформулировать этот вопрос в стиле самого Сократа. Люди носят очки потому, что без них внешний мир предстает смутным и расплывчатым; рентгеновские лучи позволяют им заглядывать внутрь своего физического «я»; но метод Сократа – для чего же нужен он? Он позволяет нам увидеть более четко кое-что еще, а именно функционирование и упущения разума и его производных. Вот как сформулировал это Милль:
Метод Сократа, главным памятником которого служат диалоги Платона, является наилучшим умственным упражнением для того, чтобы исправлять ошибки и освещать неясности, присущие intellectus sibi permissus, то есть разуму, который составлял все свои группы ассоциации идей под воздействием [просто] народной фразеологии[50].
Intellectus sibi permissus означает «разум, предоставленный самому себе». Это выражение часто использовал Фрэнсис Бэкон, и оно хорошо объясняет, в чем польза сократического метода. Разум, предоставленный самому себе, тяготеет к иррациональности и глупости. Метод Сократа способен повысить его производительность. У Милля был хороший друг и политический союзник, Джордж Грот, автор одного из лучших трудов о Платоне. Грот рассматривал проблему, решаемую сократическим методом, примерно так же, как и Милль: в качестве закоренелого изъяна человеческой природы. Как сказал Грот:
В ходе естественного развития человеческого разума вера вовсе не следует за доказательствами, но возникает отдельно и независимо от них; незрелый ум сначала верит и только потом доказывает, а то и вовсе отказывается от поиска доказательств[51].
Милль, со своей стороны, предложил собственное, но вполне сопоставимое видение той ошибки, которую исправляет сократический метод:
Врагом, с которым всерьез боролся Платон, посвящая этому делу большую часть своей жизни и своего творчества, была отнюдь не софистика, будь то в античном или современном смысле этого слова, а обыденность, а именно принятие традиционных мнений и мимолетных настроений за неопровержимые факты, а также использование абстрактных терминов, выражающих одобрение и неодобрение, желание и отвращение, восхищение и возмущение, как если бы они обладали полностью понятными и общепризнанными значениями[52].
Подобное прочтение объясняет влияние Платона на Милля и его ответную преданность: ведь Милль всегда оставался неистовым гонителем банальности в современной ему культуре. Он продолжает:
Люди его времени (как и наши современники) считали, что они знают, что такое Добро и Зло, Справедливое и Несправедливое, Почетное и Постыдное, потому что они умели бойко орудовать этими словами, приписывая такие качества то одному, то другому в соответствии со сложившимся обычаем. Но никто не задумывался, в чем же состоит то объединяющее несколько случаев общее свойство, которое оправдывает применение к разным ситуациям одного понятия. ‹…› Великое предназначение человеческого интеллекта должно состоять в том, чтобы подвергнуть эти общие понятия самому скрупулезному анализу и раскрыть идеи, лежащие в их основе. Даже если не удастся довести это до конца и достичь подлинного знания, мы все равно получим немалую пользу, ибо избавимся от ложного мнения о том, что есть знание, и поможем людям осознать свое невежество относительно того, что нужно знать прежде всего. ‹…› Таково представление Платона о состоянии человеческого разума в его эпоху и о том, чем философия могла бы ему помочь. И если кто-то полагает, что это представление нельзя с незначительными изменениями применить к большинству образованных умов как нашего времени, так и любого другого, то он явно не подвергал платоновскому испытанию ни теоретиков, ни практиков какой бы то ни было эпохи[53].
В своих комментариях Милль приписывает методу Сократа цель, которая в определенном смысле присуща и философии, и когнитивной психологии. Человеческий разум ошибается, преувеличивает и лжет; он обманывает нас и обманывается сам. Мы думаем и говорим с уверенностью, за которой ничего не стоит. Метод Сократа изобличает это положение вещей, исправляет и помогает нам стать скромнее и сильнее.
Интерпретация Платона, предложенная Миллем, сильна и притягательна. По Миллю, сократический метод полезен для всех. Он переводил платоновские диалоги, потому что хотел сделать всеобщим достоянием методы, которым они научают. Историк античной философии Грегори Властос разделял ту же точку зрения: «Где еще в анналах западной философии мы можем найти более выраженную антитезу программе, ограничивающей этические исследования лишь кругом тщательно отобранной и строго вышколенной элиты, как не у Сократа из ранних диалогов Платона?»[54] Это верное восприятие Сократа, поскольку, какие бы конкретные идеи ему ни приписывались, сам он всегда оставался персонажем эгалитарным – бедным, уродливым и готовым обсуждать наиважнейшие вопросы с кем угодно.
3
Элементы метода
В этой главе объясняются элементы сократического метода, а именно выявляются общие свойства диалогов, которые определяют стиль исследования, предпринимаемого Сократом.
Пример. Так что же такое сократический метод? Сам этот термин – изобретение современное; Платон никогда не упоминал ни о каком методе, а Сократ нигде не излагал свои принципы в систематической манере. Он не столько словесно описывает, сколько наглядно показывает их. Я тоже не намерен давать методу какое-то определение. Гораздо продуктивнее выявить набор повторяющихся элементов, воспроизводимых по мере того, как Сократ играет свою роль в диалогах.
Начнем с показательного примера. Было бы не слишком уместно приводить здесь диалоги целиком, но по одному из них мы все же пройдемся довольно основательно. Я говорю о диалоге «Лахет», где Сократ и его собеседники рассуждают о смысле мужества. В дальнейшем в моей книге будет еще множество цитат как из этого, так и из других диалогов. Нижеприведенный пример – это парафраз, показывающий общую форму типичного диалога. Здесь нас не интересует убедительность аргументов; гораздо важнее стиль
