Её вина - Анна Джолос

снова начнутся адовы муки. Вздыхаю и осматриваю затянувшиеся швы.

А ведь есть в словах Марины Аркадьевны доля правды. Инвалидом я себя, разумеется, не считаю, но после аварии совершенно точно ощущаю другим человеком: слабым, немощным и ни на что не годным. Благо, что разрешили потихоньку возвращать умеренные физические нагрузки. Я столько не сачковал со времён пятилетнего возраста…

Выключаю свет на веранде и решаю немного поваляться на свежем воздухе. Так лень идти в спальню… да и голова чугунная.

Чудные качели-гамак, заботливо продуманные дизайнером, так и манят. Устроившись на цветном покрывале поудобнее, закрываю глаза и позволяю себе вздремнуть. От тех таблеток, которые я пью, постоянно клонит в сон. Это аморфное состояние мне порядком поднадоело, но делать нечего. До конца месяца бросать их нельзя.

Тишина. Совсем нет ветра и поют сверчки. Хорошо, спокойно…

Не знаю сколько проходит времени прежде, чем за воротами слышится какой-то шум. Вроде как автомобиль подъехал, но сквозь сон я не особо понимаю, к кому именно пожаловали гости, а потому продолжаю спокойно дремать. Но длится это ровно до того момента, как раздаётся скрип железной двери ворот, а затем и стук каблуков.

Открываю глаза и прислушиваюсь. Нет сомнений в том, что это она, хозяйка этого дома. Не знаю почему, но я сразу это чувствую...

Однако зайти в дом Арина не спешит. Слышу, как девушка скидывает обувь и щёлкает зажигалкой. Ощущение, что сидит где-то совсем рядом. Подозреваю, что она устроилась на ступеньках.

Встаю, разминаю мышцы спины, затёкшие ввиду неудобного положения тела. Замечаю яркий красный пиджак. Как и предполагал, Барских сидит на ступеньках. В темноте светится кончик тлеющей сигареты, а сама она, запрокинув голову наверх, смотрит в небо, усыпанное звёздами.

Что-то во всей этой картине настораживает. Во-первых, её плечи то и дело приподнимаются, а во-вторых, я отчётливо слышу это: она плачет.

Дабы убедиться, что мне не мерещится, поднимаюсь с гамака и тихо подхожу ближе.

Да. Не показалось. Плачет.

Щёлкаю выключателем и обеспокоенно смотрю на девушку. Она явно не ожидает моего появления на веранде. Резко поворачивается, прикрывает от света глаза ребром ладони и удивлённо смотрит в мою сторону.

– Барских… Ты…

Слова как-то застревают в горле, потому что в этот момент я замечаю то, что меня шокирует.

Её внешний вид.

– Какого… ты не со своей Олей? – недовольно спрашивает она, безуспешно пытаясь запахнуть пиджак на груди.

Молча смотрю на неё и как-то сразу начинаю понимать, что произошло. Юбка порвана, блузка тоже. Да и взгляд её, полосонувший раздражением и досадой, явно скрывает гораздо больше. В глазах читается смущение, которое, как мне казалось, вообще не свойственно тому типу женщин, к которому она принадлежит.

– Жених? – нахмурившись, спрашиваю я.

Не отвечает. Он значит…

Опускает руку, отворачивается. Выбрасывает окурок и забирает туфли, брошенные на газон. Сжимаю челюсти, глядя на то, как она расправляет юбку, поднимаясь со ступенек.

– Мне надо перекантоваться здесь пару дней. Займу комнату для гостей, если ты не возражаешь, – говорит со мной так, словно приехала домой не к себе, а ко мне.

Босыми ногами ступает по деревянному настилу. Пытается пройти мимо, но я её останавливаю, придержав за локоть.

– Это он, да? Что между вами произошло?

Сейчас в свете лампы, вкрученной накануне, я отчётливо вижу её лицо. Так близко, как никогда прежде.

Вроде плакала, а при этом всё равно выглядит так, как будто сошла с модной обложки. Только лишь глаза и выдают. Потухшие. Выражающие болезненное разочарование и некую отрешённость.

Растерянно косится на мою руку, и я разжимаю пальцы, выпуская из них мягкую ткань пиджака.

– Расслабься, Громов, – пытается выдавить из себя фальшивую улыбку. – Со мной всё в порядке.

– Ты лжёшь.

– Вовсе нет. Поиграли немного. Если ты понимаешь, о чём я, – многозначительно усмехается она.

– Ты ведь это не всерьёз, да? – качаю головой, глядя на пострадавшую белую блузку.

Перед глазами тут же вспыхивает один неприятный эпизод из моего прошлого, и я ощущаю, как моментом вскипевшая кровь начинает сильнее стучать по венам.

Я ненавидел его за это. Ненавидел всей душой.

– Арина, что между вами произошло? – настойчиво повторяю свой вопрос.

– Это тебя не касается, – холодно произносит она. – Дай пройти.

– Что у тебя с плечом? – замечаю большое кровавое пятно на ткани.

– Пуля-дура зацепила, – бросает она нехотя и обходит меня, заставляя приоткрыть от удивления рот.

Пуля? В смысле…

Сон как рукой сняло. Иду в дом следом за ней, на ходу пытаясь переварить услышанное-увиденное.

– Подожди, ты можешь объяснить, что случилось?

Тревога за девушку начинает распекать изнутри, а она явно не собирает рассказывать о том, что произошло.

– Барских… – громко зову её я.

Останавливается. Оборачивается. Вскидывает бровь мол «что тебе надо?».

– Просто скажи, тебе нужна помощь? – пытаясь оставаться спокойным, спрашиваю я.

– Не нужна.

– Ты уверена? – снова подхожу ближе и с беспокойством вглядываюсь в её лицо. – Он…

Чуть склоняет голову влево, и губы медленно растягиваются в улыбке.

– И откуда только ты такой заботливый взялся…

Пытается шутить. Серьезно?

– Как ты себя чувствуешь? С тобой ведь явно не всё в порядке.

Честно говоря, смотреть на порванные вещи невыносимо. Не понимаю, зачем он сделал это с ней?

Урод конченый.

– Громов. Я человека сбила и думала, что он мёртв. Что может быть страшнее? Уж это, – опускает на секунду ресницы, – я как-нибудь переживу…

Разворачивается и уходит. Смотрю, как поднимается по лестнице и опять мыслями возвращаюсь в нашу маленькую квартирку, расположенную в Текстилях.

Мне было лет пять-шесть, не больше, но этот вечер я запомнил на всю жизнь. Отец вернулся домой, будучи