Странник. Зима Мира - Пол Андерсон

Кабинет дрожал едва заметно. Приглушенное дрожание огромных двигателей вызывало вибрацию стен корабля, пола и потолка, его огромного корпуса, орудий, которые могли бы испепелить континент, нервы и кости двух тысяч людей, населявших этот напоминавший планетоид объект. Корабль на дикой подпространственной квазискорости мчался сквозь темноту сводящего с ума пустынного пространства, отбрасывая назад свет. И дюжина случайно попавшихся протеиновых молекул в состоянии была бы уничтожить его.

Хейм упрямо кивнул.

— Я знаю, что вы имеете в виду, — начал он. — В конце концов… — в его голосе намеренно появился язвительный снобизм, — именно благодаря применению психологии и держится Империя. Военная сила — только один из инструментов для… нас.

— Для вас. Но я-то не являюсь исследовательским инструментом, я принадлежу к практичным людям. Если я сообщу в отчете, что Семнадцатая Станция представляет опасность, мне прикажут уничтожить ее. Если я решу, что она уже сейчас представляет опасность, у меня достаточно власти, чтобы лично отдать приказ ее уничтожить.

Изможденное лицо Хейма по-прежнему ничего не выражало, но на мгновение он почувствовал физическую боль. Он оглядел кабинет, в котором не было почти никакой мебели, и, увидев почти не скрываемое торжество на суровом лице, волна отвращения охватила его.

Хейм устало подумал: «Пятнадцать столетий… терпение, работа, беспокойство, сердечные приступы и встречи рассвета… поколение за поколением, следящие с небес, изучающие, отдающие всю свою жизнь могущественнейшему проекту… Словно я и не понимал этой опасности; страх, являющийся краеугольным камнем Империи… тут мы натолкнулись на первые проблески того, что могло бы вывести нас из ловушки, в которую завела нас история… и теперь все зависит от него! От бичующего решения двуногого животного, который в слепом страхе надумал уничтожить то, чего не понимает… или даже, понимая, уничтожить просто ради удовольствия наблюдать, как лучшие люди корчатся в мучениях».

Пришли спокойствие, твердость и ледяной расчет. В конце концов, подумал Хейм, он психолог, а Горам полководец. Ведь можно справиться с этим человеком, искусно убедить его в том, что и ему нужно то же самое, что и Хейму: он сам вроде бы до этого додумался и согласился с доводами ученого.

Но все же — не спешить, действовать спокойно, осторожно. Он, Саре Хейм, ученый-исследователь, оставивший практику психотехник. Перестань бороться со слепой раздражительностью этого человека, не стоит затрачивать больше сил, чем это требуется физику для решения обычной инженерной задачи. Но сколько же зависит от этого результата… Потому что Семнадцатая Станция — ключ к следующей фазе истории — в этом Хейм не сомневался.

Он покачнулся, словно чтобы избавиться от нахлынувшего бремени, с усилием заставляя себя успокоиться.

— Я понимаю, конечно, ваше положение, — начал Хейм, — даже если и не согласен с вами. Я уверен, что, быстро просмотрев наши записи, вы убедитесь, что нет никакой опасности.

— Меня не интересуют записи, — ответил маршал. — Я мог бы изучить все эти данные и в Солнечной системе, если бы захотел этого. Но это — для отдела психологов. Я же хочу лично совершить инспекцию.

— Очень хорошо. Однако мы можем просто показать вам снимки, которые передают наши шпионские устройства из нашего штаба в Солнечную систему.

— Меня не интересуют и ваши телеэкранные изображения. Я хочу побывать на планете, собственными глазами посмотреть на этих людей, услышать их разговоры, понаблюдать, как они работают и играют. Необходимого при этом чувства движения можно достичь только с помощью непосредственного наблюдения. — Горам агрессивно вытянул вперед свое бульдожье лицо. — О, понимаю, в ваши воображаемые теории это не входит… вы просто наблюдаете издалека и описываете все то, что видите внизу, математическими символами, которые никто не в состоянии прочесть, не имея соответствующей двадцатилетней подготовки. Но я практичный человек, я достаточно имел дел с варварами, чтобы инстинктивно чувствовать их.

«Суеверия! — горько подумал Хейм. — Типичная реакция примитивного мозга — превозносить свои собственные ни на что не годные догадки и импульсы, называя их „инстинктом“. Несомненно, он также верит, что волосы становятся седыми от страха, а утопленников всегда находят лицом вниз. Вот уж действительно „практичный человек!“»

Было удивительно трудно лгать, когда ты всю свою жизнь честно работал ученым в монашеской общине наблюдателей на станции. Однако Хейму удалось с достаточным спокойствием заметить:

— Что ж, это очень интересно, маршал Горам. Мы часто отмечали любопытные таланты: предвидение, телепатия, телекинез и прочие штуки, проявляющиеся время от времени среди людей, которые в некоторой степени применяют эти свои способности ради собственного блага, — но нам никогда не удавалось обнаружить их. Они как бы некий феномен, негодный для обычных научных методов. Я понимаю вашу точку зрения.

«И тщу себя надеждой, что это хорошая лесть: не слишком заметная при споре, но все же намекающая на то, что он — нечто вроде супермена».

— Вы что, вообще никогда не приземлялись там? — поинтересовался Горам.

— О, нет, довольно часто — и, разумеется, всегда оставаясь невидимыми. Впрочем, вообще-то нам и так хватает того, что мы видим благодаря размещенным в стратегических точках записывающим телевизорам и другим шпионским устройствам.

— Планета весьма велика. С чего вы взяли, что они ничего не замышляют в тех местах, где нет этих ваших устройств? — Хейм не смог удержаться и не показать скуку и отвращение в голосе.

— Потому что история — это сообщество, — ответил он.

— Целое может быть выведено из частного, поскольку частное принадлежит целому. Почему же вдруг единственный не имеющий армии народ в Галактике начал создавать оружие?

— О, мы не боимся их военной силы — пока, — ответил Горам. — Мне следовало бы предполагать, что вы, как психолог, знаете, какого рода опасность представляет собой Семнадцатая Станция — опасность, которая может уничтожить цивилизацию. Они превращаются в разрушительный фактор — самый губительный в истории.

— Прогресс — это разрушение.

— Возможно. Но Империя основывается на постоянстве. Именно прогресс принесен в жертву ради… выживания.

— Верно… но тут к нам попал ключ для управляемого прогресса — не представляющее опасности совершенствование. Даже постоянство не безопасно, как мы хорошо знаем. Это лишь временное средство для сохранения цивилизации, пока не случится что-нибудь еще. Ладно… мы обо всем узнаем на Семнадцатой Станции.