Странник. Зима Мира - Пол Андерсон

Возможно, вы, рогавикианцы, выдыхаете какое-то вещество, которое в определенной концентрации заставляет вас нервничать. Понимаешь, вы не можете ощущать это вещество, и, быть может, в сочетании с запахом человека вы не переносите и сам этот запах; и когда все больше людей скапливается на вашей территории, вам это кажется ненормальным…»

Донья задумчиво покивала головой.

«…Как и почему это происходит, можно лишь строить догадки, пока мы не узнаем больше. Но вот мое мнение: когда только началось наступление ледника, всего не хватало, но потом природа приспособилась к измененным условиям, и вернулось прежнее изобилие. Тем временем те люди, которые не хотели жить огромными, тесными группами, имели больше шансов выжить на равнинах, чем те, кто жил там раньше.

Интересно, создаются ли эти мои гипотетические неуловимые флюиды в ходе химических реакций, происходящих внутри тела человека, которые имеют на него еще более странное воздействие, чем это? Не думаю, что ты, дорогая моя Донья, когда-либо задумывалась над этим, но ты — как и почти любая женщина твоего народа — настоящая девушка — мечта для любого мужчины-чужеземца, и ты превратила эту мечту в реальность: кто еще способен доставлять радость столь многим мужчинам и самой получать удовольствие от каждого из них, и не испытывать при этом болезненного принуждения, а наоборот, быть деятельной во всех областях жизни? Скажу тебе, что такое удается лишь очень немногим женщинам в моем мире, да и то у меня большие в этом сомнения.

Но одно лишь это не может служить оправданием вашему обращению с нашими мужчинами. Конечно, вам от них ничего не нужно. Несмотря на все это, на ваше высокомерие, часто даже бессердечие, ветреность, несмотря на все это, насколько же невинны вы, женщины Рогавики! И вы сами предупреждаете нас. Может, само это вещество, которое делает вас такими, какие вы есть, проникает в нас и оказывает подобное же воздействие, но в нас нет вашей врожденной способности сохранять душевное равновесие. И ведь вы не опасны для мужчин-рогавикианцев, верно?

Может быть, именно поэтому вы никогда не влюбляетесь в нас так, как мы — в вас… как, возможно, вы влюбляетесь в своих мужчин в своих семьях? Вот тут я использовал свой родной язык…»

Донья нежилась в лучах солнца рядом с ручьем. Ветер усилился и шевелил ее волосы. На отмели на мгновение промелькнула щука — речной хищник.

«…Ну вот, моя дорогая, я и подошел к концу. „Наконец-то“, — вероятно, думаешь ты. Но, понимаешь, кроме этих предположений и вопросов, которые, возможно, когда-нибудь пригодятся тебе, мне нечего подарить тебе на память. Но сначала я должен объяснить тебе ход моих мыслей, а уж потом сообщить, к чему они меня привели, хотя это довольно просто. Может быть, я прав, может быть, я ошибаюсь, но вот мое предположение.

Повсюду на земле люди — домашние животные.

И только одни вы, рогавикианцы — дикие животные.

Я не говорю, хорошо это или плохо. Быть может, будущее принадлежит вам, а может, вы обречены погибнуть, или же оба наших вида будут сосуществовать вместе еще минимум миллион лет. Человек живет не для того, чтобы думать о своем конце.

Близится утро, я смертельно устал, но хочу отдать это письмо в руки человека, который сегодня отправляется на север, хотя сезон для путешествий уже миновал. Но у меня нет ничего, что могло бы сделать тебя осторожнее. У меня есть лишь тягостное понимание того, что ты, Донья, и я не можем быть мужем и женой точно так же, как ястреб и морской лев. Ты говорила мне это в степи, а потом — среди снегов у реки. И теперь я попытался объяснить тебе причину этого.

Прощай, моя любимая соколица.

Твой Джоссерек».

Уже наступил полдень. Донья улыбнулась — такой мягкой улыбки Джоссерек никогда так и не увидел на ее лице. Она поднялась одним движением, разорвала его письмо на мелкие клочки и долго смотрела, как ветер уносит их прочь.

— Я донесу до своего народа твои мысли, — произнесла она вслух. — Судя по твоему письму, ты хочешь такой же свободы, как у нас.

Она оделась, вскочила на лошадь и поскакала назад, в родной Аулхонт.

Рассказы

Гений

1

Эксперимент продолжается уже почти пятнадцать столетий, — произнес Хейм, — и он именно сейчас начал претворяться в жизнь. Вы не можете теперь не продолжать его.

— Может, и будем, — ответил Горам, — если после изучения дел подтвердятся наши предположения. Как раз это я и собираюсь разузнать.

— Но… одна планета! Одна примитивная планета! И что чудовища, как по-вашему, там обитают? Говорю же вам: они люди, такие же, как и я… — Хейм сделал паузу. Он собирался добавить: «как и вы», — но не смог, просто не смог заставить себя сделать это. Горам выглядел каким-то недочеловеком — атавистическое наследие минувших веков, обезьяна в униформе. — Как и я, — закончил Хейм.

Казалось, колебания оставили Горама. Маршал стоял, внимательно рассматривая маленькими черными глазками психолога, вытянув вперед выдававшуюся челюсть на широком с плоским носом лице. Свет флюороламп вспыхивал на его сияющем лысиной круглом черепе. Черная, украшенная золотистым галуном униформа с военной аккуратностью и тщательностью плотно облегала его, так что в некоторой степени являлась самой простой его характеристикой.

Горам произнес глухим басом:

— Таковы мятежники. Таковы варвары и пираты. Таковы слуги и рабы, преступники и сумасшедшие. Но необходимо всех их подавить. Если Семнадцатая Станция представляет угрозу, она должна быть уничтожена.

— Но какая может быть угроза… одна варварская планета… которая находится под постоянным наблюдением в течение всего этого времени! Если уж она представляет угрозу империи, в которую входят сотни тысяч звездных систем, то мы не защищены ни от чего!

— Да. В течение трех тысяч лет нашей истории Империя находится в опасности. Вам придется смириться с этим, как и нам, полководцам, чтобы осознать, насколько неустойчивой на самом деле является самая непоколебимая власть в истории. О, мы можем уничтожить варваров с периферии. Мы можем держать под контролем таранианцев и коми с магелланцами. — Сморщенные от усталости глаза маршала презрительно обежали снизу доверху долговязую тощую фигуру психолога. — Вы мне не опасны. Я мог бы разорвать вас одними только голыми руками. Впрочем, достаточно дюжины вирусов антаресской чумы, чтобы после попадания в мое тело и размножения в нем, заставили бы мое тело содрогаться от боли, разрушили бы кости и плоть и, вероятно, уничтожили бы жизнь на этом корабле.