Барабаны осени. Удачный ход - Диана Гэблдон

Теперь уже он вздрогнул, но тем не менее посмотрел мне прямо в глаза.

— Нет, меня это беспокоит. Но это не значит, что я считаю тебя вправе заставлять ее…

— Да о чем ты говоришь, что значит «заставлять»? — Кровь прилила к моим щекам, обжигая кожу. — Бога ради, ты что думаешь, мне самой хочется это делать? Нет! Но, видит Бог, если хочет иметь возможность выбора, у нее этот выбор будет!

Мне пришлось крепко сцепить руки, чтобы унять дрожь. Фартук соскользнул со стола на пол, весь в кровавых пятнах, слишком живо напомнив мне об операционной и о нолях сражений… и о том, что мне отчаянно не хватает опыта для такого дела.

Я чувствовала, что Джейми продолжает смотреть на меня, прищурившись, пылая негодованием. Я знала, что он точно так же мучается сомнениями, как и я сама. Он действительно всей душой желал удержать Брианну… но лишь после того, как я сказала об этом вслух, мы оба осознали это по-настоящему. Отлученный от другого своего ребенка, живя так долго вдали от родины, словно в ссылке, Джейми ничего в жизни не хотел так сильно, как иметь в доме дитя своей крови.

Но он не мог остановить меня, и он это знал. И в то же время он не привык чувствовать себя беспомощным, и ему это не нравилось. Он вдруг резко повернулся, шагнул к буфету и с силой ударил по нему кулаком.

Я никогда не ощущала себя такой опустошенной и одинокой, никогда в такой степени не нуждалась в понимании. Неужели он не осознавал, как пугала меня саму подобная перспектива? Уж никак не меньше, чем его. Пожалуй, мне было даже хуже, ведь именно мои руки должны были совершить операцию…

Я подошла к Джейми, встала сзади, положила ладонь ему на спину. Он не шевельнулся, и я осторожно погладила его, и мне стало немножко спокойнее просто от того, что он был здесь, рядом, со всей его огромной силой…

— Джейми… — Мой палец замер на едва заметном кровавом мазке на ткани его рубашки. — Джейми… все будет хорошо. Я уверена. — На самом-то деле я хотела убедить в этом саму себя… ну, и его тоже, конечно. Он не ответил и не шевельнулся, и я осмелилась опустить руку к его талии и обнять, прижавшись щекой к его плечу. Мне хотелось, чтобы он повернулся и прижал меня к себе, чтобы сказал, что все обязательно уладится так или иначе… или, по крайней мере, что он не станет меня проклинать, что бы ни случилось.

Он и повернулся — резко, сбросив мою руку.

— Ты ведь очень уверена в своих силах, разве не так? — Он говорил холодно, глядя на меня сверху вниз.

— Что ты имеешь в виду?

Он схватил мою руку и прижал к стене над моей головой. Я почувствовала, как кровь замедлила ход, не добираясь до пальцев. А рука Джейми крепко сжала мою кисть.

— Ты думаешь, только ты будешь это решать? Что эта жизнь принадлежит тебе? — Мне показалось, что кости моих пальцев слиплись между собой так, что их уже никогда будет не разлепить… и замерла, пытаясь осторожно высвободить руку.

— Да ничего подобного я не говорила! Но если она так решит — да, это в моих силах. И я эту силу использую. Точно так же, как ты можешь… как ты пользуешься своей силой, когда находишь нужным. — Я закрыла глаза, отгоняя страх. Он не причинит мне вреда… не причинит ли? Мне вдруг пришла в голову ужасная мысль: а он ведь и в самом деле вполне мог остановить меня… стоит только сломать мне руку…

Джейми очень медленно наклонил голову и коснулся лбом моего лба.

— Посмотри на меня, Клэр, — едва слышно произнес он. Я с трудом разлепила веки. Его глаза были не больше чем в дюйме от моих; я видела крошечные золотистые блестки вокруг его зрачков, и черное кольцо, окружавшее их… Мои пальцы, зажатые в его руке, вновь повлажнели от крови.

— Пожалуйста… — прошептал он — и тут же вышел из дома.

Я сползла по стене на пол, лишившись остатков сил, и порез на моем пальце пульсировал в такт биению моего сердца.

Я была настолько потрясена ссорой с Джейми, что не в состоянии была заняться хоть каким-нибудь делом. В конце концов я набросила плащ и вышла наружу, чтобы прогуляться вверх по склону, к гребню нашей горы. Но я не пошла по той тропинке, что вела через поселок Фрезер Ридж мимо хижины Фергуса, а потом к дороге. Я не хотела ни с кем встречаться.

День стоял холодный и облачный, то и дело начинал моросить мелкий дождик, без труда проникавший сквозь уже лишившиеся листвы ветви деревьев. Воздух был насыщен плотным туманом; я подумала, что стоит только температуре упасть еще на несколько градусов, и выпадет снег. Если не сегодня или завтра, то на следующей неделе. И самое большее через месяц Фрезер Ридж будет отрезан от долин.

Должна ли я отправить Брианну в Кросскрик? Решит она рожать этого ребенка или нет, возможно, там она будет в большей безопасности?

Я брела по пышному ковру влажной желтой листвы. Нет. Я просто по привычке думала, что цивилизованный центр имеет некоторые преимущества перед глушью, но в данном случае это было не так. В Кросскрике Брианне никто не смог бы по-настоящему помочь в случае каких-либо осложнений в момент родов, скорее наоборот, ей может грозить серьезная опасность вследствие недостаточности знаний у врачей восемнадцатого века.

Нет, к какому бы решению ни пришла моя дочь, ей будет лучше здесь, рядом со мной. Я обхватила себя руками под плащом и начала сжимать и разжимать пальцы, стараясь усилить прилив крови к ним, стараясь ощутить уверенность в их ловкости и силе…

Пожалуйста, так сказал Джейми. Пожалуйста что? Пожалуйста, не спрашивай ее, пожалуйста, не делай этого, если она попросит? Но я должна была спросить. Да, я давала клятву Гиппократа. Но… но Гиппократ не был ни хирургом, ни женщиной… и он не был матерью. А я, как я и сказала Джейми, в душе поклялась кое-чем куда более древним, нежели Гиппократ либо целитель Аполлон… и эта клятва жила в моем сердце.

Мне ни разу не приходилось делать аборт, хотя я и имела некоторой опыт в том смысле, что мне приходилось справляться с последствиями выкидышей. Изредка случалось, что пациенты просили меня сделать эту несложную в общем-то операцию, но я всегда отправляла их к своим коллегам. Я вовсе не была принципиальной противницей абортов, поскольку видела слишком много женщин, уничтоженных физически или духовно несвоевременно родившимся ребенком. И даже если аборт был лишением жизни (а он и есть лишение жизни), я все же не считала его убийством, а всего лишь чем-то вроде исполнения приговора, вынесенного стечением обстоятельств.

И в то же время я не могла заставить себя сделать кому-то аборт собственными руками. То самое особое чувство хирурга, благодаря которому я не просто чувствовала, но и понимала живую плоть, лежавшую на операционном столе, заставляло меня ощущать крохотный комочек в матке как живое существо. Я могла положить ладони на живот беременной женщины и уловить биение сердца младенца… даже не младенца еще, а всего лишь зародыша. Я могла мысленным взглядом проследить изгибы еще не сформировавшихся конечностей, округлость будущей головки… и даже змеиные извивы пуповины, наполненной бегущей кровью… кровью матери, питающей будущее дитя.