Барабаны осени. Удачный ход - Диана Гэблдон

Брианна громко шмыгнула и вытерла нос тыльной стороной ладони.

Джейми подхватил ее под руки и помог встать, и теперь в его силе не было ничего угрожающего или насмешливого, наоборот, она утешала, дарила бесконечный покой. Брианна поцарапала коленки, когда стояла на них на каменном полу пещеры. Ноги у нее дрожали, но отец усадил ее поудобнее на кучу соломы, и ей стало легче.

— Вообще-то ты мог бы просто сказать мне об этом, — заявила Брианна. — Что моей вины тут нет.

Джейми чуть заметно улыбнулся.

— Мог, верно. Вот только ты бы мне не поверила, пока не убедилась бы на опыте.

— Да. Пожалуй, не поверила бы. — Необъятная усталость — очень приятная усталость — упала на Брианну, как большое теплое одеяло. И теперь у нее не было желания сбрасывать его с себя.

Не в силах шевельнуть даже пальцем, она просто наблюдала за тем, как Джейми смочил в коровьей поилке лоскут и вытер ей лицо, поправил смятые юбки и налил в кружку сидра.

Когда он протянул ей эту кружку с золотистым пенящимся напитком, она положила ладонь на его руку. Да, это были весьма основательные кости и мускулы, теплые, надежные…

— Ты мог бы отомстить. Но ты не стал.

Он накрыл ее ладонь своей, легонько сжал и отпустил.

— Нет, я не мог, — тихо сказал он. — Я дал слово… я поклялся жизнью твоей матери. — Он посмотрел прямо на Брианну, и его темно-голубые глаза не были сейчас похожи ни на лед, ни на холодные сапфиры, а были ясными и спокойными, как чистая вода. — И я никогда об этом не пожалел.

Он обнял ее за плечи и уложил на соломенную постель.

— Отдохни-ка немного, a leannan.

Брианна послушно улеглась, но протянула руку и коснулась отца, когда он опустился рядом с ней на колени.

— Это правда… что я никогда не забуду?

Он немного помолчал, глядя ее волосы.

— Да, это правда, — ответил он наконец мягко, сдержанно.

— Но правда и то, что со временем это перестанет иметь для тебя хоть какое-то значение.

— Ой ли? — Но Брианна уже настолько устала, что ей даже и гадать не хотелось, что подразумевает под своими словами Джейми. Она чувствовала себя почти невесомой; она как будто наблюдала за собой издали, как будто ее сознание отделилось от тела, переставшего ее интересовать. — Даже несмотря на то, что у меня недостает сил, чтобы убить его?

Струйка холодного воздуха прорвалась вдруг в щель возле двери, пронеслась сквозь теплый туман дыхания и дым, заставив всех животных вздрогнуть. Все никак не начинавшая рожать корова раздраженно передвинулась с места на место и издала низкое долгое мычание, не столько тревожное, сколько ворчливое и в то же время жалобное.

Джейми окинул корову внимательным взглядом, потом снова повернулся к Брианне.

— Ты очень сильная женщина, a bheanachd, — сказал он наконец очень ласковым тоном.

— Я не сильная. Ты только что сам в этом убедился…

Рука Джейми, легшая на ее плечо, заставила Брианну замолчать.

— Я ведь не это имел в виду. — Он помолчал, что-то обдумывая, а его рука снова и снова гладила волосы дочери. — Ей было десять, когда наша мама умерла, Дженни, я хочу сказать, — заговорил он в конце концов. — И на следующий день после похорон я зашел на кухню и увидел, что она встала коленями на табурет, чтобы водрузить на стол котелок с супом… иначе ей было не дотянуться, роста не хватало. Она надела материнский фартук, подвернула его подмышками и дважды опоясалась завязками… Я понял, что и она плакала, так же, как я, потому что лицо у нее распухло, а глаза были красные. Но она продолжала работать, готовила еду, накрывала на стол, и она мне сказала: «Иди-ка, Джейми, умойся; сейчас вы с папой будете ужинать». — Глаза Джейми закрылись, он осторожно сглотнул… Потом снова посмотрел на Брианну. — Ай, уж я-то знаю, насколько сильны женщины. И ты тоже достаточно сильна для того, что должно произойти… уж ты поверь мне, bheanachd.

Он наконец выпрямился и пошел к корове. Та поднялась на ноги и начала беспокойно шагать по кругу в тесном стойле, покачиваясь и громко фыркая. Джейми поймал конец веревки, обвязанной вокруг коровьей шеи, и принялся успокаивать животное, гладя толстые коровьи бока, что-то приговаривая, сосредоточенно хмурясь. Брианна видела, как он повернул голову и взглядом отыскал кинжал, потом снова стал что-то говорить корове.

Нет, он был вовсе не сентиментальным мясником, ничего похожего. Он был своего рода хирургом, как ее мать. Брианна, оставаясь все в том же отстраненном, рассеянном состоянии, вдруг с невероятной отчетливостью увидела, как похожи ее родители в главном… несмотря на огромную разницу темпераментов и манер… они оба обладали великим состраданием, смешанным с крайней жестокостью… рассудительной, разумной жестокостью.

Но и тут было в них кое-что отличное, подумала Брианна. Клэр, как любой врач, держала в своих руках жизнь и смерть, но она берегла себя, отстраняясь от излишних эмоций; врач обязан продолжать жить ради спасения своих пациентов, не ради самого себя. А Джейми был и к самому себе безжалостен, точно так же — или даже в куда большей мере — чем к кому-либо еще.

Он давно уже сбросил с себя плед; а теперь еще и расстегнул ворот рубашки, не спеша, не делая ни единого лишнего движения. Сняв рубаху, он аккуратно положил ее в сторонке и вернулся на свой пост возле коровьего хвоста, готовый оказать помощь роженице.

Сильная дрожь пробежала по круглым бокам коровы… а Брианне вдруг бросился в глаза небольшой белый шрам на груди Джейми, как раз над сердцем. Не открой наготы? Да он мог бы обнажиться до самых костей, если бы счел это необходимым. И мог бы (эта мысль показалась Брианне уже не такой утешительной) обнажить до костей ее самое, если бы решил, что в том есть польза, и сделал бы это без малейших колебаний.

Джейми положил руку на основание коровьего хвоста, что-то бормоча на гэльском, успокаивая животное, подбадривая. Брианне даже показалось на мгновение, что она улавливает смысл его слов… но это было не так.

Все могло кончиться благополучно, а могло выйти и наоборот. Но что бы ни произошло, Джейми Фрезер оставался бы на месте и боролся. Боролся бы до конца. И это действительно успокаивало.

Джейми остановился возле изгороди коровьего загона, на склоне над домом. Было уже слишком поздно, а он более чем устал, но мысли не давали ему заснуть. Корова благополучно разрешилась от бремени, он отнес Брианну в хижину — дочь спала на его руках, как младенец, — а потом снова вышел наружу, чтобы найти отдохновение в ночном одиночестве.

Голень у него здорово болела в том месте, куда его лягнула Брианна, и на бедрах выступили большие синяки; Брианна была удивительно сильной для женщины.

Но совсем не это тревожило его; на самом-то деле он почувствовал неожиданную гордость, обнаружив в дочери столь недюжинную силу. С ней все будет в порядке, думал он. Наверняка все будет в порядке.