Русский город Севастополь - Сергей Анатольевич Шаповалов

Разведка боем

Ночью, после сражения под Балаклавой Меньшиков вызвал к себе командира Бутырского полка, полковника Фёдорова. Когда тот прибыл в штаб, там уже находились адмирал Истомин, генерал Моллер, и генерал Горчаков.

– Вам надлежит сделать вылазку со стороны Килен-балки на английские позиции Сапун-горы, – объявил Меньшиков Фёдорову. – В вашем распоряжении будет шесть батальонов Бутырского и Бородинского полка, а так же лёгкая пятая батарея. Пока союзники будут думать, как укрепить подходы к Балаклавской долине, надо прощупать их оборону со стороны города. Основной удар надо нанести в самое слабое место, вот сюда, – показал он на карте, – северная оконечность правого фланга. Позиция слишком растянутая. У Раглана нет достаточно солдат, чтобы защитить весь периметр, поэтому он сосредоточил на ключевых пунктах усиленные пикеты. В случае нападения, пикеты будут вести интенсивный огонь из укрытий, дожидаясь подхода основных сил. Ваша задача, взять вот эти три пункта. Закрепляться на позиции не надо. Как только дам приказ, сразу же отступайте. Мне нужно всего лишь прощупать оборону с этого направления.

– Сколько штыков составляет каждый пикет? – спросил полковник Фёдоров.

– Примерно рота, может, чуть больше.

– Атаку предпринять утром, под покровом тумана? – предположил Фёдоров.

– Нет. Ночью англичане всегда настороже, да и вы можете сбиться с направления. Атаковать надо днём, нагло и напористо. Столь дерзкого выпада с нашей стороны противник не ожидает.

***

Ночью несколько раз охотники устраивали вылазки в сторону Сапун-горы. Англичане поднимали тревогу, палили куда попало. Сообразив, что угрозы нет, играли отбой. Через некоторое время наши пластуны вновь поднимали переполох, и англичане вновь били тревогу, вызывали из лагеря подмогу, стреляли в темноту светящимися ядрами, поливали окрестности картечью.

В это же время, казаки, пользуясь ночной темнотой, тихо проникали в Балаклавскую долину и проносились мимо французских позиций с гиканьем и стрельбой. Поднималась суматоху с пальбой из всех орудий в пустое поле. Солдат ставили в ружье и так держали всю ночь в ожидании нападения.

Утро на оборонительной линии началось с обыденной артиллерийской перестрелки. Израсходовав положенное количество снарядов, противоборствующие стороны притихли, подумывая об обеде.

В час после полудня из города вышла колонна и походным строем прошла Килен-балку. Из английских дозорных никто не обратил на колонну внимание. Обычная передислокация. Каждый день подобное происходит. Вдруг колонна быстро повернулась и перестроилась к атаке. Вперёд выдвинулись цепи стрелков, за ними линейные батальоны. В промежутках лёгкие полевые орудия.

Меньшиков внимательно наблюдал, как были взяты английские пикеты. Солдаты в красных мундирах убегали в полном беспорядке. Фёдоров уже подходил к первым батареям, когда Меньшиков выслал приказ с посыльным к отходу.

Бой длился не больше получаса. Английские батареи разразились мощным огнём. К ним спешно подходило подкрепление. Отряд Фёдорова отхлынул к Килен-балке. По отступавшим открыла огонь Пятиглазная батарея и укрепление с ланкастерскими орудиями. Тяжёлые бомбы стали рваться возле нашей колонны. Тут же ответили Севастопольские батареи, заставляя замолчать Пятиглазку.

– Фёдорова ко мне! – отдал приказ Меньшиков и повернул коня.

Вскоре в штаб прибыл полковник Веревкин-Шелюта, командир Лейб-Бородинского полка.

– Где Фёдоров? – спросил его Меньшиков.

– Тяжело ранен. Я возглавил корпус.

– Каковы потери?

– Больше двухсот человек. В том числе выбыло из строя двадцать пять офицеров.

– Почему так много? – возмутился Меньшиков.

– Ваша светлость, воевать с нашими ружьями против английских – только зря терять людей. Мы не смогли подойти к противнику даже на пятьдесят шагов. Они дают густой залп и отходят. Стреляют метко. Большие потери понесли от артиллерии. Снаряды у них странные: лопаются в воздухе и осыпают все пулями.

– Вы раньше такие снаряды не встречали? – спросил Меньшиков.

– Нет, не приходилось. Это точно не картечные гранаты.

– Составьте подробный рапорт, – приказал Меньшиков.

Инкерман

Адъютант Панаев подал Меньшикову серый штабной конверт.

– От кого? – спросил он, стягивая тонкие кожные перчатки для верховой езды.

– От князя Горчакова, командующего Дунайской армией.

Меньшиков вскрыл конверт. Быстро прочитал первые строки.

– Слава Богу! – выдохнул он. – К нам в помощь направлена одиннадцатая и двенадцатая дивизии. – Но тут же взгляд его помрачнел. – Этого мне ещё не хватало! – зло воскликнул он. – Горчаков в придачу с подкреплением мне высылает генерала Данненберга.

– Позвольте узнать, почему вас это расстроило? – удивился Панаев.

– Кого мне не хочется видеть рядом с собой, так этого старого маразматика Данненберга. Всю жизнь тёрся возле цесаревича Константина, вымаливая чины, теперь возомнил из себя великого полководца. Вон, что пишет, хитрец Горчаков: «Мне невозможно избавить вас от Данненберга, потому как, на то высшее волеизъявление. Принимая от меня благодеяние, именно – войска, которые я вам посылаю, примите же и тяготы с этим сопряжённые». Каков интриган! Высшим волеизъявлением прикрывается. Небось сам и предложил царю сплавить ко мне Данненберга.

– Слышал однажды, на каком-то приёме, как генерал Данненберг, рассказывал о своих героических деяниях во времена Наполеоновских войнах, – вспомнил Панов.

– В резервных частях он сидел – вот и все его геройства. Ему роту доверить опасно, не то, что – дивизию. Вся Россия возмущённо гудит о его недавнем позоре под Ольтеницей. Чуть вверенную ему бригаду не угробил. Что вы слышали о Данненберге от офицеров Главного штаба?

– Только положительные отзывы, как о храбром генерале…, – сказал неуверенно Панаев.

– Храбром, – хмыкнул Меньшиков. – А я лично его знаю: глупый и нерешительный. Землемер недоделанный! В молодости он учился в Петербургском лесном институте. С трудом его закончил из-за скудности ума. Все, на что был способен по окончанию, так это – получить место городового секретаря с чином кабинетного регистратора. Но данная должность ему оказалась не по уму. Поняв, что в дальнейшем ничего не светит на гражданском поприще, он подался на военную службу. Окончил школу колонновожатых. Уж не знаю, какие он приобрёл связи, но его прапорщиком зачислили в свиту Его Императорского Величества.

– У него много наград. Даже Кульмский крест есть, – напомнил Панаев.

– Я знаю многих славных офицеров, прошедших Наполеоновские войны, – мрачно ответил Меньшиков. – Сам в них участвовал. Так вот, все, и я в том числе, имеют ранения. Все, кто был в боях…. Неуязвимый Милорадович, и тот без контузий не обошёлся. У Данненберга – ни одной царапинки, хотя вся грудь в орденах. Вот он и показал себя под Ольтеницей. Боже, и этого проходимца присылают мне в помощники!

***

Князь Меньшиков приехал в город и тут же созвал к себе начальников оборонительных дистанций.

– Наши друзья всё никак не успокоятся, – сказал он. – Обычно, к зиме боевые действия прекращаются, но французы помнят, что такое русские морозы, и хотят побыстрее войти в Севастополь.