Откровение - Наталья Эдуардовна Андрейченко

освятили цветами. И вот на этом балконе ночью я сидела как завороженная и смотрела на эту светящуюся оранжевым светом комнату, потому что Ринпоче мне сказал: «Его Святейшество не спит никогда, он просто медитирует, поэтому ты видишь там свет».

А на Тибете есть одна удивительнейшая практика. И он постоянно ею занимался, и многие люди приближенные, такие, не бизнесмены-Ринпоче, а серьезные Ринпоче занимаются этой очень сильной медитационной практикой. Самое главное – в момент, когда приближается выход из тела, момент физической смерти, не испугаться. То есть надо быть настолько, настолько счастливым, чтобы принять этот выход как большой божественный праздник. Когда дух выходит, он должен быть счастлив, он не может быть в испуге, иначе у него не будет хорошей новой инкарнации. А у Его Святейшества огромная задача: он должен опять вернуться Далай-ламой, точно так же и Ринпоче, и несколько великих тибетских святых, которые относятся к этой определенной касте. Для этого нужна эта практика.

Вот я завороженно и смотрела на горящий свет, и никто меня никогда не учил медитировать, я не знаю, что это такое. Я просто закрывала глаза, складывала ручки и улетала куда-то, просто к Богу. Иногда у меня было такое чувство, что это был выход из тела, но я не думаю, что это на самом деле было так, потому что могла бы потеряться и не вернуться обратно (однажды такой опыт у меня случился во время практики чод, и, слава Богу, Ринпоче был рядом). Когда я открывала глаза, то не понимала, какое количество времени прошло. Я думаю, что просто попадала в поток молитвы Ринпоче, который в это время тоже медитировал, и у Его Святейшества Далай-ламы была медитация, на которую я смотрела с балкончика; я думаю, они меня забирали с собой.

И когда я открывала глаза примерно в середине ночи, у меня было столько энергии! Я не знала, что с ней делать. Я выходила на улицу, конечно, все люди спали. Я уходила чуть-чуть в сторону, туда, где нет отелей, туда, где нет людей, где я никого не могу побеспокоить, и начинала петь песни как сумасшедшая, таким низким голосом, подражая монахам. Это было, конечно, совершенно потрясающе.

Ринпоче был основателем величайшей практики чод. Это одна из самых сакральных практик. Например, Его Святейшество Далай-лама этой практикой не владел. Это такая жертвоприношенческая история, которую трудно описать. Я с монахами каждый день занималась этой практикой. Идет специальный ритуал, когда все молятся, молятся, молятся и говорят хорошие слова. И они предлагают разным плохим сущностям, которые всегда вокруг нас и которые могут попасть в людей, издеваться над ними и все поменять в их жизни, они предлагают свое тело этим сущностям, чтобы те не трогали других живых существ, не приставали к людям, осведомленным или неосведомленным. Ты берешь и предлагаешь: «На, возьми, съешь меня, делай все, что хочешь, только планету оставь в покое». Это была мольба за всех людей и за всех живых существ.

Вы себе представить не можете, в первый раз после этой практики у меня на шее вдруг появились какие-то кровавые укусы, это невероятно, ведь это же не в физическом мире все происходило, а в тонком мире. Понимаете? Я, конечно, прибежала к Ринпоче, спросила, что это такое. Он ничего не говорил, просто улыбался.

Именно Ринпоче я рассказала одну историю. Я в детстве пацанка была, играла всегда с мальчишками, с ними мне было удобно. Может быть, это память моих реинкарнаций? То, что в предыдущих жизнях я была великим полководцем один или два раза, совершенно очевидно. Вот мне армию дай руководить, я тебе и Суворов, и Кутузов, и Жанна д'Арк, и Александр Македонский! Вообще проблем с этим нет.

И вот я рассказываю: мне пять лет, и мы все время играем с мальчишками. У нас была горка ледяная во дворе, мы с нее катались – брали картонные коробки у магазина, садились в них, и это у нас были кареты. Я еще не хожу в школу, ничего не знаю. И вдруг говорю, что я хан Батый! И командую, а они все за мной бегают, бегают. И у нас идут битвы какие-то, непонятные истории. И вдруг в один день все мальчишки из моего двора объединяются и говорят (они тоже все маленькие, кому четыре, кому шесть): «Слушай, ты нам так надоела. Иди на фиг со своими войнушками. Мы не хотим никаких войнушек и не понимаем, чего ты хочешь от нас. Мы не знаем, кто такой хан Батый: ни что такое хан, ни что такое Батый, поэтому иди на фиг». Я очень плакала, вернулась домой, потому что я осталась одна и не могла больше организовывать то, что мне нравилось.

Ринпоче улыбнулся и говорит: «Одну секундочку». Куда-то идет, в свою святую комнату, выходит с огромной книгой, такой красивой, в старом переплете, видно, что это может быть XVII век. В ней изображения императоров, ханов и т. д. Мы с ним искали, мы с ним очень долго искали хана Батыя, но мы его не нашли… Тогда Ринпоче посмотрел на меня внимательно, очень серьезно и сказал: «А ты знаешь, ответ на твой вопрос простой. Татаро-монгольского ига никогда не было, запомни это. Историю планеты всю изменили, переписали, и ты должна об этом знать». Но откуда я сняла вообще информацию про хана Батыя в пять лет? Я точно знаю, что, когда я играла в него, я ничего про татаро-монголов не слышала. Но мы уже говорили, что ребенок до пяти лет, особенно в Индии, считается святым, потому что он хранит память какую-то, потому что он ясновидец и знает очень многое. Ну а потом уже начинается зомбирование семьей, детским садом, школой, университетом и т. д. и т. п, переписанными историями. Все изменено, все неправда, и от этого очень грустно.

Как только мы просмотрели эту божественную книгу, Ринпоче сказал, что мы будем для меня подбирать костюмы.

– Зачем костюмы?

– Это не твоя забота, это сделают другие люди. Единственное – мы снимем мерки.

Я, конечно, была потрясена. На следующий день мы с Туксэем, его сыном, идем куда-то, выбираем потрясающие совершенно ткани для одеяний: одно специальное на встречу с Его Святейшеством Далай-ламой, все золотое, другое тоже специальное, я даже не понимала, для чего.

Через 10 дней костюмы были готовы, и вдруг Ринпоче хочет в них со мной сфотографироваться. Он надевает настоящую монгольскую императорскую одежду и ставит меня рядом. У меня есть эти фотографии, Господи Боже