Право имею - Вячеслав Базов

всё равно. Его пока не тянуло возвращаться. Казалось, на новое лицо и маска Чёрта ответит ошибкой.

В доме Леонида даже ремонта не делали. Оставили всё как было — с сожжённой лестницей и следами от пуль. Глебу это не понравилось, но было не до ремонта.

Его спрашивали, верит ли он в возвращение отца. Что он чувствует, когда его отец так поступил — вроде и бросил его на всю сознательную жизнь, а вроде и всегда о нём помнил? Глеб для этих людей казался человеком из сказки, который однажды проснулся богатым.

Журналистов было сравнительно немного. Гораздо больше — людей, с которыми у Леонида были дела. С ними Глеб старался говорить по-деловому и заученно оправдывался, что пока не разобрался во всём. Его то пытались втянуть во что-то, то приходили со счетами, которые должен был или якобы должен был оплатить Леонид. Благо, его юрист и секретарь остались и не сбежали после исчезновения начальника. Возможно, они под шумок прибавили себе зарплату, но Глеб готов был их простить. На него навалилось всё и совсем не было пространства, чтобы развернуться и закончить с делами прежней жизни. Он не успевал читать новости, не успевал следить даже за своими делами, хотя готовить его начали заранее. Слишком многое нужно было сделать сразу, чтобы закрепиться на этом месте.

И именно в дни такой запары секретарь пригласила к нему, по её словам, популярного политика. И прибавила, что ему было назначено, а Глеба предупреждали. Но она врала, пользуясь его растерянностью. Потому что даже при всём творящемся бардаке Глеб бы запомнил, что с ним хочет увидеться Бесов.

Бесов появился в дверях его кабинета, осмотрелся, оценивая вкус, но не выказал ни жестом, ни словом, какой сделал вывод. Он держал одну руку в кармане брюк, и Глеб не мог не продолжать следить за ней. У Глеба на коленях лежал пистолет, но он пока понятия не имел, как незаметно потом утилизировать политика. Но только если тот атакует первым. Он помнил Бесова по захвату заложников — такое не забывается. Он знал, что у Бесова есть способность, заставляющая людей подчиняться, но понятия не имел, как её нейтрализовать. Не знал даже, не зацепило ли его уже.

— Смотрю, после отца пока ничего убирать не стал… вот ведь скажи — ошибка молодости оказалась единственной опорой. Повезло, да? Как, говоришь, тебя зовут?

— Глеб, — представился тот, не поднимаясь из-за стола. К нему часто припирались подобные посетители, которые что-то хотели урвать от бизнеса, от Глеба, от наследства. Его настороженность не должна была показаться чем-то странным. — Глеб Леонидович.

Глава 18

— Вы выглядите довольно взрослым, так сколько вам? — спросил с улыбкой Бесов и наконец достал руку из кармана. Облегчения Глеб не ощутил. Он по-прежнему неуверенно чувствовал себя без маски и возможности просто пристрелить человека, который его нервировал, но убеждал себя, что нельзя стрелять во всех, кто явился к нему на приём.

— Восемнадцать.

— Хм… значит, в пятнадцать он обзавёлся сыном. Ох уж эта золотая молодежь… Я думаю, что с деньгами отца вам хватает помощников. Я тут по другому вопросу.

Будучи уже новой личностью, Глеб носил очки, но часто забывал про них. Они приносили ему облегчение, когда нельзя было надеть маску. Вот и сейчас он быстро достал их из футляра на столе и ловко нацепил на нос, словно чтобы рассмотреть гостя. Будто стёкла могли его спасти от способности Бесова.

— Ваш отец вёл один опасный проект. Он не говорил вам?

— У него, как я понял, было много опасных проектов, — быстро проговорил Глеб, глядя в сторону. Он не скрывал, что хотел бы побыстрее спровадить гостя.

— Это точно. Но я говорю про Чертей. Я был посвящён в этот проект.

Глебу понадобились силы даже не на то, чтобы лицо сохранить. Нет, он не заволновался. Напротив — лицо окаменело и на секунду в нём могло проскользнуть прежнее хладнокровие, которое тут же смылось паникой.

— Отец был связан с Чертями? — спросил Глеб. — Как?

— Курировал их, — шёпотом продолжал Бесов. — Насколько я знаю, Черти ещё живы. И могут попробовать связаться с вами.

— О боже, — выдохнул Глеб и взгляд снова отвёл. Постарался очень натурально дрожать. — Ещё этого не хватало… слушайте, я не хочу с этим иметь дел. Я ничего не знаю…

— Я верю. Но я мог бы помочь вам избавиться от этой проблемы. Ведь они же наверняка будут требовать.

— Как? Как поможете? — взволнованно продолжал Глеб, и Бесов отрезал:

— Убью их.

Глеб подумал, вполне реалистично подрожал и губами тоже, а потом, всё так же глядя в сторону, приказал:

— Убирайтесь.

— Ты же сам не справишься, — усмехнулся Бесов.

— Не было у отца никаких дел с Чертями. Много вас таких ходит и за деньги обещает…

— Я и не говорил, что за деньги.

— Пока не говорили. Убирайтесь. Я просмотрю бумаги отца и буду знать, с кем он имел дела. И пока что вашего имени я там не видел. И кстати, вам не назначено, — Глеб глянул на него снизу вверх, от стола. Осторожно, словно проверял границу своих возможностей. Бесов не выглядел побеждённым, но развернулся к двери.

— Мой номер у вашего секретаря. Если вам понадобится помощь… с чем угодно — позвоните.

Глеб показал закрывшейся двери средний палец, потом бросился к зеркалу на стене — смотреть, нет ли зелёного тумана в глазах. Всё было чисто.

* * *

Ева бродила в темноте целую вечность. Она не чувствовала холода, но понимала, что вокруг должно быть морозно. Она шла по чему-то вроде рыхлого ила, но ноги по лодыжки утопали в темноте и не было видно, что творилось внизу. Вокруг тоже ничего не было видно. Иногда она слышала голоса. Иногда, довольно часто, из темноты выплывали белые фигуры с глазами-бельмами, проходили мимо, не задевая. Никто не узнавал в ней живую. Но никто и не узнавал в ней Чёрта и не набрасывался на неё.

Наконец, эту самую вечность спустя, она увидела вдалеке огонёк. Сначала испугалась и приняла его за проводник ещё глубже, в другой круг ада. Но, приблизившись, разобрала, что это и правда всего лишь огонёк — он тоже был вроде как в воздухе, ни на чём не стоял. Напротив огня сидел Леонид, словно костёр в лесу развёл.

— Я знал, что ты меня найдёшь, — произнёс он и в этот момент показался Еве стариком.

— Ты умер, — выдохнула она. Хотя они подозревали — а всё равно стало не по