Третий рейх. Зарождение империи. 1920–1933 - Ричард Эванс

Эти меры были частью массированной и широкомасштабной чистки социальных институтов Германии весной и в начале лета 1933 г. Экономические группы давления и ассоциации всех видов быстро были приручены. Несмотря на то что сельское хозяйство номинально было в руках партнера Гитлера по коалиции, Альфреда Гугенберга, здесь заправлял лидер крестьянской партийной организации Вальтер Дарре, который заставил разные сельскохозяйственные группы по интересам объединиться в одну нацистскую организацию задолго до того, как Гугенберга обязали покинуть свой пост в правительстве. Многие группы и институты отреагировали на это, попытавшись предупредить такую принудительную координацию. В бизнесе союзы работников и группы давления, такие как Имперская ассоциация германской промышленности, включили нацистов в свои комитеты, объявили о своей лояльности режиму и объединились с другими промышленными группами давления, сформировав унитарную Имперскую корпорацию германской промышленности. Пойдя на такой шаг без давления со стороны власти, промышленники стремились избежать наиболее агрессивных попыток вмешательства нового режима. В какой-то момент нацистский функционер Отто Вагенер силой захватил штаб-квартиру Имперской ассоциации германской промышленности с явным намерением закрыть ее. Когда за этим последовала добровольная самостоятельная координация ассоциации, на посту уполномоченного Гитлера по экономическим вопросам Вагенера заменил Вильгельм Кепплер, который долгое время был посредником между крупным бизнесом и нацистами и в отличие от своего предшественника пользовался доверием обеих сторон.

1 июня 1933 г. бизнес предпринял еще один шаг в попытке обезопасить свои позиции. Ведущие бизнесмены и корпорации основали Дотационный фонд немецкой экономики имени Адольфа Гитлера. Это должно было положить конец частым и агрессивным вымогательствам, которым подвергались компании со стороны местных партийных групп и штурмовиков, за счет учреждения регулярной и пропорциональной системы платежей от промышленников в фонды нацистской партии. Этот фонд в следующие двенадцать месяцев переправил 30 млн рейхсмарок в казну партии. Однако ему не удалось добиться своей основной цели, потому что мелкие партийные начальники и руководители CA с тем же успехом продолжили вымогать у компаний мелкие суммы на местном уровне. Тем не менее крупные предприятия были не слишком обеспокоены. 23 марта Гитлер заверил представителей крупного бизнеса, что он не собирался посягать на их собственность и доходы или пускаться в эксцентричные эксперименты с валютой, которые предпринимала партия под влиянием Готфрида Федера в начале 1920-х гг.[902] Профсоюзы были уничтожены, социализм в любой форме был снят с повестки дня, а на горизонте маячили новые контракты на оружие и военное снаряжение, поэтому большой бизнес был удовлетворен тем, что уступки, на которые он пошел для нового режима, полностью того стоили.

Добровольное сотрудничество стало удобным вариантом для большого числа ассоциаций и институтов при условии, что им удавалось объединить свои усилия достаточно быстро. Однако очень часто организации, которые вели относительно уверенное и спокойное существование в течение десятилетий, оказывались в смятении, разрозненные и закрученные вихрем событий. Характерным примером стала Федерация ассоциаций немецких женщин, зонтичная организация умеренных немецких феминисток и немецкий эквивалент национальных женских советов, которые многие годы существовали в других странах. Основанная около сорока лет назад, она была масштабным и сложным объединением множества различных женских обществ, включая профессиональные союзы, как, например, союз женщин-учителей. В основе своей представлявшая средний класс, федерация оказалась глубоко расколота после возвышения нацистов — партии, за которую в 1932 г., скорее всего, голосовало большинство членов федерации. Некоторые руководители желали бороться с «мужской сущностью, опьяненной победой», которая праздновала свой триумф в нацистском движении, а другие настаивали на сохранении традиционного политического нейтралитета федерации. И пока велись эти дискуссии, нацисты решили вопрос сами.

27 апреля 1933 г. в баденское отделение федерации пришло письмо от руководителя нацистской женской организации в провинции Гертруды Шольц-Клинк, в котором сообщалось о роспуске федерации. Центральное руководство федерации в некотором замешательстве направило запрос министру внутренних дел рейха о юридическом основании такого безапелляционного решения, заверяя его, что баденское отделение не представляло собой никакой угрозы для общественной безопасности. Национальный руководитель Нацистского женского фронта Лидия Готтшевская не задумываясь заявила, что баденское отделение было распущено на основании закона революции и приложила документ для подписи президентом федерации, в котором предлагалось безусловно передать управление федерацией в руки Адольфа Гитлера, исключить всех еврейских членов, поставить на ключевые посты женщин из нацистской партии и присоединиться к Нацистскому женскому фронту до 16 мая. Федерация тщетно пыталась указать Готтшевской, что она поддерживала «националистическую революцию», приветствовала евгенические меры, предлагаемые режимом, и стремилась играть свою роль в Третьем рейхе. 15 мая, столкнувшись с тем, что многие входившие в нее ассоциации уже были переведены в состав тех или иных нацистских институтов, Федерация официально проголосовала за самороспуск, поскольку согласно своему уставу она не могла входить в состав другой организации[903].

Нацистская координация немецкого общества не ограничивалась политическими партиями, государственными институтами, местными и региональными органами власти и экономическими группами давления. Ее охват, возможно, лучше всего показывает пример небольшого северогерманского городка Нортхайма, в котором долгое время доминировала коалиция либералов и консерваторов, где также было сильное социал-демократическое движение и гораздо более малочисленный филиал коммунистической партии в оппозиции. Местным нацистам уже удалось удачно организовать муниципальные выборы 12 марта, выступив по «Списку национального единства» и исключив из участия остальные партии. Нацистский лидер в городе, Эрнст Гирман, пообещал покончить с коррупцией социал-демократов и упразднить парламентаризм. Несмотря на это, социал-демократы взяли свое на местных и региональных выборах, а нацистам не удалось выступить лучше, чем в июле 1932 г., хотя они и взяли под свой контроль городской совет. Новый совет собирался на открытых собраниях со штурмовиками в униформах, выстроившимися вдоль стен, эсэсовцами, помогавшими полиции, и под крики «Хайль Гитлер!», расстраивавшие заседания — местная версия спектакля, который сопровождал принятие акта о чрезвычайных полномочиях в рейхстаге. Четырем советникам из социал-демократов запретили входить в состав каких-либо комитетов и не позволяли говорить. Когда они покидали совещание, штурмовики выстраивались так, чтобы суметь плюнуть на них. Вскоре двое из них ушли в отставку, оставшиеся двое ушли в июне.

После ухода последнего социал-демократа городской совет Нортхайма использовался исключительно для оповещения о действиях, предпринимаемых Гирманом, никаких обсуждений не велось, а все члены слушали в абсолютной тишине. К этому времени примерно 45 сотрудников совета, в основном социал-демократы, были уволены из газовой службы, пивоварни, бассейна, отделения медицинского страхования и других местных предприятий по закону о государственной службе от 7 апреля 1933 г. Включая бухгалтеров и администраторов, они составили примерно четверть сотрудников совета. Выжить городского мэра, консерватора, занимавшего этот пост с 1903 г., оказалось сложнее, поскольку тот отвергал любые попытки уговорить его уйти и был при этом весьма агрессивен. В конце концов, когда он уехал в отпуск, нацифицированный городской совет вынес ему вотум недоверия и вместо него объявил мэром города местного лидера нацистов Эрнста Гирмана.

К этому времени лидеры коммунистов в Нортхайме были арестованы вместе с несколькими социал-демократами, а главная региональная газета, которую читали в городе, начала публиковать рассказы не только о концентрационном лагере в Дахау, но и о другом лагере, расположенном гораздо ближе к Нортхайму, в Морингене, где к концу апреля содержалось более 300 заключенных, многие из которых, помимо основного контингента из коммунистов, были из других политических группировок. По крайней мере два десятка эсэсовцев из лагерной охраны были местными жителями с окраин Нортхайма, и многих заключенных отпустили после непродолжительного пребывания в лагере, поэтому о происходивших там событиях горожанам должно было быть хорошо известно. Местная городская газета, ранее либеральных взглядов, теперь часто сообщала об арестах и тюремных заключениях горожан, которым предъявлялись мелкие обвинения, например в распространении слухов и оскорбительных высказываний о национал-социализме. Люди знали, что более серьезное противодействие приведет и к более серьезным репрессиям. С противниками режима также поступали по-другому, активных социал-демократов увольняли с работы, обыскивали их дома или избивали, если они отказывались произносить гитлеровское приветствие. На их домовладельцев оказывали давление, чтобы те отказывали им от квартир. Штурмовики объявили магазину местного руководителя социал-демократической партии бойкот. С этого времени его судьбой стали постоянные мелкие нападки. Та же участь постигла других бывших важных участников местного рабочего движения, даже если те воздерживались от любой политической активности.