Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах - Андрей Дышев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он закончил свой монолог. Несмотря на некоторое позерство и самолюбование, адвокат в эти минуты был достаточно искренним. Я не счел нужным продолжать с ним словесную перестрелку, а занялся изучением дверных петель — достаточно ржавых, чтобы сломаться от первого же удара ногой в дверь. Валери устала слоняться по сараю, как зверь в клетке, села рядом со мной и положила голову мне на плечо.
— Нас расстреляют на рассвете? — спросила она.
— Почему именно на рассвете?
— В кино и книжках так всегда. Утром разбойников выводят во двор. Звучит приговор, тарахтят барабаны. Офицер командует: «Оружие на изготовку! Целься! Пли!» Ба-бах! И смертельно раненные герои красиво съезжают по стене и с улыбкой падают на землю. А мы с тобой поцелуемся в последний раз, как Ромео и Джульетта… Ох, — вздохнула она, — как умирать не хочется!
Неожиданно за дверью загремел замок, и Валери испуганно прижалась ко мне. Мы все как по команде прикрыли глаза руками — в дверной проем хлынул, как нам показалось, ослепительный солнечный свет, и мы не сразу увидели мужчину в круглой шапочке, пиджаке, надетом на длиннополую серую рубаху, и остроносых калошах. Он, опираясь рукой о дверной бревенчатый каркас, долго всматривался в темноту сарая, с каким-то странным выражением на бородатом лице взглянул на адвоката, затем на нас с Валери, снова на адвоката и снова на нас.
— Инжибю, — сказал он, глядя на меня, и поманил рукой.
— Простите, — ответил я, — теперь то же самое, только по-русски.
— Он хочет, чтобы вы вышли, — пояснил Рамазанов.
Афганец терпеливо ждал, когда я встану на ноги. Валери вцепилась мне в рукав куртки:
— Не ходи, Кирилл! Если умирать, то вдвоем!
Это было трогательное расставание. Валери едва не плакала и до самой двери не отпускала мою руку. Я, несмотря на то, что еще пытался шутить, тоже чувствовал себя скверно, хотя в глубине души надеялся, что расстрел, если таковой планируется, в самом деле будет осуществлен с первыми лучами солнца. Как в книжках.
В дверях я обернулся. Рамазанов прожигал своим взглядом мне спину. Его глаза кричали мне: «Не выдай!!!»
— Господин адвокат, — сказал я ему с улыбкой, которую попытался изобразить на лице, — у вас глаза еще не болят?
Валери всхлипнула за моей спиной. Я одарил и ее прощальным взглядом.
— Самое безобразное во всей этой истории, — заключил я, — что тебя приходится оставлять наедине с этим многоопытным холостяком.
Афганец легко похлопал меня по плечу. Дверь за моей спиной со скрежетом захлопнулась.
Глава 30
Бородатый вывел меня из проулка на центральную улочку кишлака. Мы свернули вправо и пошли вверх. Я шел медленно, мой конвоир меня не поторапливал, и я успел хорошо рассмотреть все то, что нас окружало. У меня не возникло мысли о побеге, я не мог даже предположить, что оставлю Валери в плену, просто сработал старый профессиональный рефлекс: когда тебя ведут, то надо хорошо запоминать куда.
Мы поднялись до типичного для этой местности саманного дома, на крыше которого возвышалась пристройка со стеклянными окнами и печной металлической трубой, торчащей из прокопченной стены, словно трубка изо рта адвоката Рамазанова. Мой конвоир, видимо понимая, что я совершенно не рублю в его языке, молча хлопнул меня по правому плечу, и я послушно свернул влево, к лестнице, ведущей к пристройке. Конвоир подождал внизу, пока я взберусь, выдерживая необходимую дистанцию, чтобы я ненароком не заехал сапогом ему промеж глаз, затем поднялся за мной следом, закинув автомат за спину.
Мы вошли в комнату, посреди которой стоял стол с чайником и пиалами, в деформированной консервной банке дымились окурки. За столом сидел средних лет человек с длинными, слегка вьющимися волосами, тоненькими усиками и такой же, едва обозначенной бородкой, со смуглой кожей, гладкой и чистой, без единого изъяна, как у младенца. В чертах его лица угадывалась европейская кровь. Человек был красив, но я понял самое главное — от него зависит наша жизнь.
Он кивнул мне на стул, придвинул пиалу, пачку «Кэмела».
Меня вдруг осенило. Я понял, почему на допрос вызвали именно меня и почему с человеком, который с оружием в руках угнал автомобиль, обращаются достаточно вежливо.
— Кто вы? — спросил длинноволосый на чистейшем русском языке.
— А вы разве не знаете? — ответил я, наливая в пиалу чай. — Там же все написано.
— Давно перешли границу?
— Четыре дня назад.
— Цель?
Он спрашивал негромко, будто мои ответы его мало интересовали. Взгляд блуждал по моей груди, рукам, лицу.
— Мы пришли зарабатывать деньги.
— Я понимаю. Кто вас отправил?
Я понял, что лед подо мной затрещал с угрожающей силой, и ляпнул первое, что мне пришло на ум:
— Сафаров.
— Не слышал такого. Пейте еще. Закуривайте. Вы давно в Таджикистане?
Я отрицательно покачал головой:
— Полгода. Я только недавно заключил контракт.
Длинноволосый не сводил с меня глаз. Я, как заведенный, десятый раз налил в свою пиалу чай и залпом выпил. Хорошо, что не курил, не то от пачки «Кэмела» осталась бы гора окурков.
— Хорошо, — растягивая звуки, ответил длинноволосый.
Сейчас повернет свое красивое лицо в сторону конвоира, подумал я, и так же тихо и мягко скажет: «Этого можно расстрелять». Но он спросил у меня:
— И как вы думаете здесь заработать?
— Мы хотим переправить на тот берег партию наркотиков. — Длинноволосый молчал, будто ждал продолжения, и я добавил: — Я формирую смешанный отряд из числа парней, которые здесь служили. Они хорошо обучены, но у нас мало оружия.
— И вы здесь служили?
— К сожалению, пришлось.
— Интересно, в каких краях?
— В Кундузе.
— Это там, в долине?
Я понял, что длинноволосый меня проверяет.
— Нет, это там, где плато. Рядом со взлетно-посадочной полосой.
Он закурил, и я рассмотрел его пальцы. Несомненно, он — один из командиров отрядов таджикской оппозиции. Моджахедов я представлял себе достаточно однозначно — вдоволь насмотрелся на бородатых. Этот же крушил мое представление о них самым беспардонным образом. Ногти на тонких пальцах чистые, обработанные пилочкой, движения изящные, разговор спокойный и конкретный, что само по себе говорит о наличии интеллекта.
— Вы силой захватили автомобиль на территории, которую я контролирую, — сказал он.
— Глубоко сожалею о случившемся и приношу вам в связи с этим свои извинения, — немного наигранно ответил я и улыбнулся.
Длинноволосый, похоже, улыбаться не умел. Он смотрел на меня невидящими глазами сквозь струйки сигаретного дыма и, казалось, совершенно забыл обо мне, и мысли его витали где-то далеко-далеко от этого стола с пластиковым покрытием, какие бывают в закусочных.
— Куда вы направляетесь?
— В район Нардары.
— И что там?
— А там находится наш постоянный поставщик сырья.
— Вы в Москве давно были? — неожиданно сменил он тему разговора.
Я чуть не сказал, что не давнее, чем две недели назад.
— Ну-у, с полгода…
— Как она?
— Грязь, суета, — ответил я, не понимая, куда он клонит.
— А в Казани?
— Нет, в Казани я не был.
— Жаль, — ответил он, затушил окурок и, вытащив из нагрудного кармана зеленую «корочку», протянул ее мне. — Оружие и вещи я вам верну. Машина довезет вас до Черной Щели. Дальше плохая дорога, пойдете пешком. Постарайтесь не встречаться с вооруженными людьми. Нардару держит некий Алихан. Парень этот не слишком разборчив, может почистить ваши рюкзаки и даже пристрелить вас.
Я ликовал в душе. Мой ангел-хранитель сработал в высшей степени профессионально. Но из-за стола я поднялся, все еще сохраняя на лице выражение легкой усталости и безразличия к своему собеседнику. Если человек не скрывает радости от того, что помилован, значит, он не ожидал этого помилования, а раз не ожидал, то внутренне соглашался со смертным приговором, которого, в итоге, вполне заслуживает.
Теперь конвоир следовал впереди меня. Мы так же, не спеша, спустились вниз, свернули в проулок. Я был все еще в возбужденном состоянии и не верил в такую редкостную удачу. Непроизвольно улыбаясь, я рисовал в своем воображении физиономию адвоката, которая вытянется, как колготки на слонихе, когда он узнает о результатах допроса.
Но меня ожидало разочарование. Конвоир, отперев замок, распахнул дверь настежь и, ни слова не говоря, пошел в тень дувала. В проеме тут же выросла фигура адвоката. Он как-то странно взглянул на меня и попятился в глубь сарая.
— У меня создается впечатление, — сказал я, — будто вы огорчились тому, что меня не расстреляли.
— Кирилл! — крикнула Валери и повисла у меня на шее. — Быстрей говори, что было? Тебя били? Что они хотят?