Париж… до востребования - Наталья Котенёва
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я двинулся на юг Франции, решил поселиться на побережье. Мне было неважно, где именно, лишь бы было море, или океан, мне хотелось много-много воды вокруг и далеко-далеко, до самого горизонта. За первый год жизни здесь я сменил несколько городов, долго мотался, выбирал между Аквитанией и Лазуркой и, в конце концов, осел в Ницце. Нравился мне этот город. Летом — многолюдный курорт, а в несезонье он превращался в романтический городок, где мне очень хорошо писалось. Чем-то он напоминал города Кавказа, ну, не совсем, конечно, скорее климатом, природой.
Время шло, мысли об убитом друге уже не причиняли прежней боли, я постепенно отошел от того, чем был когда-то так увлечен, что заполняло мою жизнь, пока жил в России. Политика меня перестала интересовать и спасать мир я передумал. Жизнь во Франции действовала на меня расслабляюще. Я снова серьезно занялся живописью, писал много, во всех жанрах, писал пейзажи, портреты, натюрморты. Продавал через брокантов16, или нелегально через галеристов, иногда, просто на улице, особенно летом, когда туристы готовы купить все, что угодно, особенно, если цена невысока. Без документов легальная продажа работ проблематична. Здесь на все нужно разрешение. Без вида на жительство его не получить, а это процедура сложная и очень длительная. Получить нормальные документы я не мог хотя бы потому, что никто не мог предоставить мне жилье и содержание, как приглашенному родственнику, или нужно было иметь приглашение на работу. С документами был полный швах. Для получения ПМЖ нужно было собрать, перевести на французский, поставить апостиль на огромное количество документов. Без личного присутствия в России это было просто нереально. Я решил забить на документы и жить нелегально. Здесь это возможно, если не нарываться, вести себя тихо, не нарушать закон, не привлекать к себе внимание. Нужно только время от времени менять жилье и сохранять хорошие отношение с соседями. Короче, снял комнату у поляка-иммигранта, этот не донесет в префектуру, у самого рыльце в пушку. Устроил в снятой за гроши маленькой студии и мастерскую и холостяцкую берлогу.
В Ницце мне повезло подружиться с рыбаками. Яхты, шлюпки, лодки — меня тогда сильно влекла морская тематика и я часами пропадал в порту, делая скетчи, беглые акварельные зарисовки для будущих картин. Морская тема расходилась на ура.
Однажды летом я делал акварельные эскизы в порту. Было совсем раннее утро, когда солнце почти встало, но легкие облака еще держат его в плену над горизонтом. Цвет неба и цвет моря сливались, перламутровый воздух был тих и свеж, слышны были только крики чаек. Я долго сидел на пирсе на каменной тумбе, наслаждался утром, писал этот неуловимо прекрасный свет. Акварельный набор не занимает много места, и я таскал его все время в рюкзаке. Вдруг, тыркнет что-то и захочется нарисовать. Пока делал наброски, ко мне подошли два парня, чтобы посмотреть, что я там рисую. Было видно, что они только что вернулись с ночной ловли и теперь шли по домам.
Разговорились, оказалось, они и вправду рыбаки, зовут Марсель и Кевин. Простые парни откровенно восхищались моими рисунками. Я набросал их карандашные портреты, вручил в качестве сувенира с подписью автора, потом, спустя несколько дней, уже после более близкого знакомства, написал их в акварели и подарил. Такой моей щедрости ребята не ожидали, долго благодарили, пригласили на ужин в портовый ресторан. Под конец ужина, узнав, что я нелегал, они что-то между собой перетерли и сказали, что, если мне нужна настоящая работа, то, что я художник, они посчитали за развлечение, они готовы меня взять к себе на судно матросом, тоже нелегально, конечно.
Рыбалка стала моим дополнительным заработком, нет, скорее основным, потому что теперь времени писать оставалось мало, и я не продавал картины, как прежде, а, пристраивал их через одного жуликоватого броканта просто за смешные деньги.
Мне нравилась такая моя жизнь, экстрадиции я не боялся, ну, вышлют, так вышлют, не беда, а к спартанскому быту я приспособился. Я вообще неплохо приспособился к жизни в этой стране, узнал, как живут французы, принял их правила. Денег мне хватало, а выходы на баркасе на рыбную ловлю, особенно ночную, придавало этой жизни налет настоящего приключения.
Я был всем доволен, но, если быть совсем уж честным с самим с собой, то очень глубоко в душе, так глубоко, что ищи — не доищешься, я ждал Наташу, надеялся, что мы встретимся здесь, на берегу моря, и мне было неважно сколько времени нужно ждать. Откуда взялась эта уверенность, что мы непременно встретимся и встретимся именно здесь, я не понимал, да и незачем было мне это понимать, я просто ждал ее.
Глава 44. Нет безвыходных ситуаций
Александра.
Я убежала из "Парижских кошек" и опять кинулась в город, нырнула, погрузилась в него, чтобы искать утешения и защиты в тисках его каменных объятий.
Париж неизменно давал мне то, что я от него ждала. Не было случая, чтобы этот монстр мне не помог. Иногда Город мучил меня, ставил на колени, прежде чем пойти мне навстречу, заставлял склониться перед его могуществом, вынуждал ждать милости. Но я все равно любила его, любила по-разному: и светло, и чисто, и мучительно. Любила смену его настроений, когда он выбирался из скучной слякоти зимы, или приходил в себя после июльской пытки жарой и жаждой, любила облитого дождями мая, окутанного крышесносным ароматом цветущих лип. А как кокетливо он хорошел в самом начале осени, меняя свой цвет, уходя в теплую гамму рыжих, красных, желтых красок! Я восхищалась его мудростью и удивлялась вечной ребячливости. Я чувствовала город, как чувствуют близкого человека, разгадывая наперед его секреты и тайны. О, я много знала о нем, этом хитреце и лукавце! Городские тайны манили меня и страшили одновременно, но я копошилась в них с упорством насекомого и добиралась до разгадок, раскручивая медленно, но верно клубок его секретов.
Не знаю в чем тут дело, может, я была для него особенной, его непутевой любимицей, может, город любил меня в ответ на мои чувства с той же силой, что и я любила его, потому что моя любовь, мои мольбы всегда находили ответ. В трудную минуту я погружалась в его стихию, и он баюкал меня руками своих улиц, осушал слезы сквозняками, налетавшими с
