Пылающий берег - Уилбур Смит

Самец вырыл клубень и теперь со смачным шумом жевал его, придерживая копытом, чтобы набить как следует рот. О-хва крадучись, с чрезвычайной осторожностью и терпением, преодолел расстояние между ними.

«Наедайся вдосталь, милый олень, потому что без тебя три человека и неродившийся ребенок умрут еще до восхода солнца. Не убегай, великий олень, подожди еще немного, совсем-совсем немного».

Он приблизился к самцу настолько, насколько можно, и все равно это было слишком далеко. Шкура оленя крепкая, мех очень густой. А стрела была легкой камышинкой с наконечником из кости, которую нельзя наточить так же остро, как железо.

«Дух Звезды Льва, не отворачивай теперь свой лик от меня», — умолял О-хва, подняв свою левую руку так, что его крошечная бледного цвета ладонь повернулась к оленю.

Почти целую минуту ничего не происходило, а потом самец заметил руку, не имевшую тела, которая вырастала как будто прямо из земли, и, приподняв голову, не сводил с нее глаз: она казалась слишком маленькой, чтобы быть опасной.

После минуты полной неподвижности О-хва вдруг пошевелил пальцами, ноздри у оленя затрепетали. Вытянув морду и всасывая воздух, он пытался распознать запах, но О-хва подлаживался под легкий утренний ветерок и к тому же находился спиной к обманчивому свету зари.

Он держал руку, не шевелясь, а потом медленно опустил ее вдоль тела. Олень сделал несколько шагов вперед и замер на месте, сделал еще несколько, с любопытством крутя головой и шевеля ушами, вглядываясь в уклон, где, вжавшись в землю и не дыша, лежал О-хва. Любопытство заставило животное двинуться дальше, и теперь оно стояло в пределах досягаемости лука.

В мгновение ока, подобно скользкому ужу, О-хва перевернулся на бок, прижав орлиное оперение стрелы к щеке, а затем выпустил ее. Крошечная стрела, будто пчелка, полетела сквозь разделявшее О-хва и оленя пространство и со шлепком вонзилась в разрисованную полосами щеку самца, наконечник проник в мягкую шкуру под ухом, похожим на горн.

Бык отступил, почувствовав, как его ужалило что-то, и ветром унесся прочь. Гарем мгновенно вскочил со своих песчаных кушеток, и все стадо пустилось галопом по равнине за убегавшим самцом, рассекая воздух длинными темными хвостами и оставляя бледный след пыли позади себя.

Самец тряс головой, пытаясь отделаться от стрелы, болтавшейся у него в щеке; он свернул на бегу в сторону и стал тереться головой о ствол одного из давным-давно высохших деревьев.

— Застревай глубже! — О-хва был уже на ногах, подскакивая от радости и восторженно крича. — Держись крепко, стрела, и неси яд О-хва прямо к сердцу оленя. Неси его побыстрее, маленькая стрела.

Спустившись с дюны, женщины подскочили к О-хва.

— О-о, какой хитрый охотник! — громко восхваляла мужа Х-ани.

Запыхавшуюся Сантен ожидало разочарование, ибо стадо антилоп уже пересекло темную равнину и скрылось из виду, потерявшись в серой предрассветной дымке.

— Убежали?

— Подожди, — сказала в ответ старая женщина. — Скоро пойдем следом. А сейчас смотри — О-хва делает волшебные заклинания.

Старик бушмен отложил оружие в сторону, за исключением двух стрел, которые он приладил в повязке на голове так, чтобы они торчали под тем же углом, что и рога сернобыка. Потом сложил ладони по обе стороны головы в маленькие трубочки, сделав их похожими на уши оленя, и весь его облик и посадка головы непостижимым образом изменились. Он пофыркивал ноздрями и рыл ногой землю, на глазах у изумленной Сантен превращаясь в антилопу-самца. Охотник подражал животному столь правдоподобно, что она в восторге захлопала в ладоши.

О-хва разыгрывал пантомиму, начиная с того момента, когда олень увидел манившую его руку, лениво приблизился к ней, и тут его ударила стрела. У Сантен было ощущение deja vu, будто она все видела собственными глазами, — до такой степени точно изображалась картина случившегося.

О-хва помчался галопом, прыгая большими скачками, как сернобык, а потом вдруг начал слабеть и спотыкаться. Он тяжело дышал, голова повалилась на бок, и Сантен вдруг пронзила острая жалость к погибавшему зверю. Она вспомнила Облако, и на глаза навернулись слезы, а Х-ани только возбужденно прихлопывала в ладоши, выкрикивая какие-то слова одобрения.

— Умри, о-о, бык, которого мы станем почитать, умри, чтобы мы смогли жить!

О-хва теперь тыкался вслепую, топчась по широкому кругу, ему было тяжело держать свою рогатую голову. И, повалившись на землю, в предсмертных конвульсиях боролся с растекавшимся по крови ядом.

Все это было настолько убедительно, что Сантен перестала видеть перед собой маленького Сана, а смотрела на оленя, которого он изображал. Она ни на мгновение не сомневалась в действенности жалостливого заклинания, которое бушмен насылал на свою добычу.

— А-х! — вскрикнула Х-ани. — Он упал. Великому быку конец.

В ту же секунду Сантен безоговорочно поверила в это.

Они попили из яиц-бутылок, а затем О-хва сломил с высохшего дерева ветку и обточил ее с одного конца так, чтобы налезал наконечник копья, сделанный из кости буйвола, который он носил в своем мешке. Привязав его, подержал тяжелое оружие на весу, будто проверил крепость.

— Пора отправляться за быком, — провозгласил бушмен и повел их через равнину.

Первое впечатление Сантен было правильным. Они миновали край дюн, но равнина, что расстилалась впереди, казалась такой же неприступной и неприветливой, а жутковатая картина мертвого леса придавала всему пейзажу вид пугающе-сюрреальный и неземной. Девушка спрашивала себя, сколько же лет этому мертвому лесу, пораженная простой догадкой, что эти деревья могли простоять вот так тысячу лет, сохраняясь в сухом, обезвоженном воздухе, как мумии египетских фараонов.

О-хва шел по следу стада антилоп, и даже там, где целые равнинные пространства были покрыты одними голыми камешками, на которых не оставалось никаких свидетельств того, что по ним промчались быстроногие животные, маленький бушмен вел их уверенной трусцой, в которой не чувствовалось ни малейших колебаний. Он замедлил бег только однажды, чтобы подобрать свою стрелу, валявшуюся у основания мертвого дерева, о которое бык терся головой. Подняв, показал жене:

— Видишь? Наконечник обломался…

Действительно, самый кончик стрелы отсутствовал. О-хва специально сделал ее так, чтобы отравленный наконечник легко обламывался.

Свет быстро сгущался, Х-ани, трусившая впереди Сантен, показала вдруг на что-то своим шестом. Сначала она не могла разглядеть, что это было, а потом заметила крошечную сухую лозу с несколькими пергаментными коричневыми листочками, стлавшимися возле самой земли, — это был первый признак растительной жизни с тех пор, как они покинули побережье.