Конго Реквием - Жан-Кристоф Гранже

На протяжении двух часов, в молчании, нарушаемом только каплями дождя и треском углей, он рассказывал безумную историю происхождения их отца. Они все давно уже подозревали, что Падре не был ни бретонцем, ни наследником династии шуанов, но никто не был готов ни к женщине, обритой во время Освобождения, ни к маленькому мальчику в заточении, ни к развратной матери с вырезанной на лбу свастикой, подвергающей грубому сексуальному насилию собственного сына, а потом умершей и гниющей радом со своим Kleiner Bastard.

Гаэль была оглушена, ее разрывало между отчаянием оттого, что она никогда не понимала отца – и даже не заподозрила правды, – и стыдом за то, что вечно плакалась, она, холеная папина дочка. И в то же время она злилась на Старика, так и не сказавшего ей ни слова, и на брата, который должен был выложить правду сразу после приезда, – по крайней мере, она похоронила бы отца, понимая, что к чему.

Лоик не реагировал. Ему не привыкать: во время семейных сборищ он держался до такой степени в стороне, что часто засыпал в своем углу. Однако в одном сегодня вечером Гаэль была уверена: он не спал. Она чувствовала его напряжение, как грозу, которая вот-вот шибанет молнией через всю комнату.

Эрван перешел ко второму действию. Лонтано, 1969 год. Если такое возможно, эта история была еще экстравагантнее предыдущей. Про Человека-гвоздя Гаэль знала. Про ужасы, которые он творил в шахтерском городе в Катанге, тоже. Правда была намного сложнее. Седьмая жертва, Кати Фонтана, любовница их отца, была убита не Человеком-гвоздем, а самим Морваном. Во всяком случае, он начал дело, которое потом закончила Мэгги и некий психиатр по имени де Пернек. В этот момент Гаэль хотела подняться, но Эрван, по-прежнему стоя, жестом велел ей не двигаться.

От чистого кошмара – они оказались в мире, где их мать истязала невинную медсестру, – он перешел к мелодраме. У Кати Фонтана был ребенок – о чем никто не знал. Ребенок был от Морвана. Этим ребенком был Эрван.

На этот раз Гаэль выскочила из кресла.

– Сиди!

– Нет! С меня хватит!

– Ты не хочешь знать продолжение?

– С продолжением мы все жили, кретин!

Она ушла к себе в комнату и бросилась на постель, не зажигая света. Не только будущего больше не было, но и прошлого не существовало. Все было фальшью, недомолвками, манипуляцией. Не случайно она была дочерью сексота. Всю жизнь их оболванивали, обрабатывали, отравляли.

Она уткнулась лицом в подушку, словно пытаясь задохнуться. Скорчившись под одеялом, она поняла, что сейчас разразится рыданиями, а значит, следующий этап – мертвый сон. Но нет: ни грана слез и ни тени усталости. В ней пульсировало страдание и чудовищная тошнота – так бывает, когда ложишься вдрызг пьяным и все вокруг начинает раскачиваться. Но шатался не пол, а сама жизнь. Все ее ориентиры, и без того хрупкие, опрокинулись. Брат не был в полной мере ее братом. Отец превратился в жертву. Ее мать – в убийцу…

Она изо всех сил зажмурилась, чтобы отогнать надвигающееся головокружение. В глубине души ей виделась лишь огромная бездна, сухая, как песок пустынь. Ни дна, ни воды. Только бесконечное иссушающее падение. С головой, замотанной в ткань, она завыла на разрыв голосовых связок.

Наказание было пожизненным, и срок ей никто не скостит.

Хлопок разбудил его, заставив подскочить.

На какое-то мгновение Эрван не мог понять ни где он, ни даже кто он. Потом все вернулось: похороны, дом в Бреа, откровения у огня. Но детали оставались размытыми, отрывочными, неупорядоченными.

Взгляд на часы – 6:40. Он заснул, как провалился, без снов и мыслей. А теперь холод добирался до него, и ветер тихо свистел по оконным рамам.

Новый хлопок.

Ставень на первом этаже. Он решил встать – скорее чтобы сделать себе кофе, чем чтобы прикрыть строптивую створку. В любом случае он больше не заснет. Сел на кровати и потер лицо. В ноздрях еще стоял запах огня, а горло горело оттого, что он слишком долго говорил. Прав ли он был, что все выложил остальным?

Он взял мобильник на прикроватном столике и переключил его в режим фонарика. Нашарил кроссовки и влез в них, не завязывая, зажав мобильник в зубах. В коридоре ощутил, какой покой разлит вокруг. Ни шквальных порывов, ни дождя, некое отсутствие, совершенно непохожее на Бретань, словно алые берега задремали, дав передышку человеческим существам.

Однако ставень все еще колотился. Необъяснимо вспыхнул страх, охватив мозг и завязав в узел внутренности. Он спустился по лестнице. В темноте деревянные стены, покрашенные свинцовыми белилами, проблескивали морскими картинками и призрачными фотографиями.

Снова шум. Сухой и короткий, как выстрел. В гостиной или в кухне? Нет, с той стороны все заперто. Он заметил слева приоткрытую входную дверь. И снова страх. Он сам запер ее, прежде чем уйти спать. Лоик? Он вспомнил о бессоннице брата и о его ломке.

Эрван вышел на порог: все нормально. Дал себе время полюбоваться пейзажем. Ночь была куда светлее, чем внутренность дома. Под луной, желтой, как разрезанный лимон, расстилались фосфоресцирующие ланды. Сумеречные часы навели порядок, разогнав дождь и тучи и явив небо густо-синего цвета, усыпанное миллионами звезд. Дальше, за скалами, которые в этом свете походили на белые мраморные глыбы, раскинулось гладкое блестящее море, словно покрытое трещинками до самого горизонта.

Эрван запер дверь, уже продрогнув, и вернулся на кухню. Он еще не успел зажечь свет, как хлопок раздался снова. Что за хрень? Он вернулся обратно и понял, что дверь в спальню сестры открыта. Предрассветная беглянка?

– Гаэль? – позвал он вполголоса.

Мобильник, переключенный в режим фонарика, был у него по-прежнему в руке, но светил в пол.

– Гаэль?

Зайдя в комнату, он заметил синий квадрат распахнутого окна. Медленно поднял фонарик: Гаэль в кровати не было. Машинально он повел лучом по матрасу, потом…

Рука окаменела. Сердце остановилось. Кровь застыла. Даже мозг отключился, отказываясь выдавить хоть одну мысль. Последняя, которая мелькнула, застопорила машину.

Гаэль была мертва.

Ему хватило одного взгляда на тело, лежащее у кровати. Двадцать лет он постоянно и близко сталкивался с трупами, так что ни малейших сомнений не оставалось. Он заставил себя направить луч на тело. Гаэль лежала наискосок к постели, повернув голову к двери ванной. Ее поза напоминала Одри в Лувсьене – открытые ладони, руки, раскинутые под прямым углом, – но судорога изогнула все тело, как смертельная молния.

Ее зарезали. Удар ножом в горло, один или несколько разрывов сонной артерии, и сердце выплеснуло всю жизнь его сестры на плитки пола. Лужа, в которой она плавала, напоминала траурный ореол, переливающийся, как тушь.

С некоторым запозданием Эрван понял, что кусает свободную руку, чтобы не закричать: он не хотел разбудить Лоика. Не сейчас. Не сразу. Посмотри еще.

Убийца сработал быстро, со сноровкой охотника. Обнажив живот, он уверенным движением сделал вертикальный разрез сантиметров в тридцать в центре брюшной полости и раздвинул края раны. Очевидно, он рылся в крови и внутренностях – зачем? Чтобы вложить туда что-то? Совершить чудовищное омовение? Изъять органы?

– Что здесь происходит?

Позади него стоял Лоик. Эрван резко опустил фонарик и шагнул к порогу:

– Не подходи!

Лоик оттолкнул брата. Лунного света хватало, чтобы различить тело, но он вырвал телефон из рук Эрвана и направил его на останки. Луч несколько секунд дрожал, потом исчез: Лоик упал на колени.

Сейчас. Эрван знал, что он должен делать, и именно в этот момент. Он был копом. Он был следователем. Подтянул рукав, чтобы не оставлять лишних отпечатков, потом поискал выключатель. Труп высветился в ярком свете. Лоик закричал, закрыв голову руками, чтобы не видеть этого.

Слова, которые убийца написал на белой стене кровью Гаэль.

ВСЕГО ДВОЕ

Алые буквы были адресованы им: братьям, прóклятым, тем, кто потерял всякий смысл жить дальше. Не считая мести.

«Вам кажется, что вы его ищете, но это он идет по вашему следу…» – сказал Ласей. Эрван недостаточно серьезно отнесся к этому предостережению. Он воспринимал Фарабо как загнанного зверя, которого уничтожат при первой возможности. В очередной раз он ошибся.

Загнанным зверем был он сам. Он и то, что оставалось от семьи.

Он вернулся к настоящему моменту, остальное сделал профессионализм. Буквы еще блестели на штукатурке, кровь на полу не засохла: тварь опережала их всего на несколько минут.

– У тебя пистолет при себе? – спросил он у Лоика, по-прежнему стоящего на коленях.

– Чт… что?

– Я спрашиваю, взял ли ты с собой тот девятимиллиметровый, который купил.

– Он у меня в спальне.

– Сходи за ним, я буду снаружи. Мы его достанем.

Когда Лоик присоединился к нему, он осматривал почву под окном спальни Гаэль (до этого он достал большой фонарь из кухонного шкафа). Ни единого чертова следа. Промерзшая земля была твердой, как лед.