Под белым орлом - Грегор Самаров

— Не обвиняйте невинного, — остановила Софию государыня. — Мне не нужно было выдавать вашу тайну, вы сами открыли мне её, показавшись в костюме пажа среди свиты Потоцкого.

— Неужели же вы, ваше императорское величество, узнали меня? — с большим удивлением спросила София. — Ведь даже сам Потёмкин...

— Вы должны знать, — прервала её Екатерина Алексеевна, — что у нас, женщин, глаз гораздо острее, чем у мужчин, хотя они и воображают, что гораздо проницательнее нас. При первом взгляде на вас у меня явилось сильнейшее желание поговорить с вами; это желание было так велико, что я решилась даже силой вернуть вас к себе.

— А что скажет Потёмкин? — неуверенно спросила София.

— Вы находитесь под моей защитой, — гордо ответила государыня. — Князь должен быть доволен тем, что и для него существуют недосягаемые вещи.

— О, ваше императорское величество, неужели вы хотите действительно защитить меня? — воскликнула София.

— От Потёмкина безусловно, — ответила императрица, — даже и от всего света, — строго прибавила она, — если вы согласитесь быть моим другом и пожелаете принять моё покровительство.

— Соглашусь ли я? — воскликнула София, — неужели вы, ваше императорское величество, можете сомневаться в этом?

— Я редко предлагаю дружбу, — продолжала государыня, — но раз я это делаю, то требую серьёзного и честного отношения к моему предложению. Так как я очень ценю свою дружбу, то ставлю моему другу известные условия.

София побледнела. В голосе и взоре императрицы промелькнуло что-то такое, что наполнило смутным страхом сердце молодой женщины, но она совладала с собой и улыбка появилась на её губах.

— Какие же могут быть условия? — возразила она. — Вам, ваше императорское величество, стоит лишь приказать.

— Я приказываю своим врагам или тем лицам, которые для меня безразличны, — ответила Екатерина Алексеевна, — условия же, которые я предлагаю своим друзьям, должны быть приняты добровольно, без всякого принуждения. Вполне от вас зависит, принять ли мои условия и сделаться моим другом или обратиться во врага и подчиниться моему приказанию.

— Разве я могу быть вашим врагом, ваше императорское величество? — запротестовала София всё с той же улыбкой на губах, но слегка дрожащим голосом.

— Если две женщины, обладающие волей, умом и характером, как мы с вами, желают сделаться друзьями, то между ними прежде всего должна существовать полная откровенность, — заметила государыня. — Единственным прочным основанием для дружбы являются искренность и правдивость. Садитесь рядом со мной и выслушайте меня!

Императрица указала рукой на кресло и София опустилась в него, потупив глаза, чтобы государыня не прочла в них того напряжённого нетерпения и беспокойства, с которыми она ждала продолжения разговора.

— Будем, значит, говорить откровенно, — начала Екатерина Алексеевна. — Вы только что спросили меня, допускаю ли я возможность того, чтобы вы сделались моим врагом. Я не только допускаю это, но даже уверена, что вы — уже и теперь мой враг, самый серьёзный и опасный враг, с которым мне придётся бороться всеми силами моего могущества, если мне не удастся склонить вас к дружбе, чего я искренне желаю.

— Вы пугаете меня, ваше императорское величество, — воскликнула София.

— В этом я не сомневаюсь! — ответила Екатерина Алексеевна. — Каждый боится, чтобы чужая рука не прикоснулась к его тайне, которую он считает глубоко скрытой в своей душе.

— Я вижу, ваше императорское величество, что кто-то оклеветал меня! — заметила София.

— Ничуть, — ответила государыня, отрицательно качая головой, — никто из окружающих нас людей не настолько проницателен, чтобы проникнуть в вашу тайну; она доступна только женщине, равной вам по уму, какой я считаю себя. Так вот в чём заключается ваша тайна, — продолжала императрица, пронизывающим взглядом смотря на Софию, которая слушала её, затаив дыхание: — вы любите Феликса Потоцкого и надеетесь сделаться королевой Польши.

София вздрогнула, как будто вдруг увидела пред собой ядовитую змею. Она была совершенно сражена тем, что чужие уста произнесли то, что тщательно охранялось от всего мира.

— Я нахожу ваш план вполне естественным, — спокойно продолжала государыня, — это — весьма честолюбивая цель, и Феликс Потоцкий — именно тот человек, который мог бы достичь её при вашей помощи, если бы при этом не было меня, — прибавила Екатерина Алексеевна с надменной улыбкой. — Но я никогда не позволю, чтобы чья-нибудь рука протянулась к тому плоду, который я хочу сорвать, в особенности если этот плод — корона.

— Поэтому вы, ваше императорское величество, разлучили меня с Потоцким и велели насильно привести к вам? — с искренним негодованием воскликнула София.

— Я должна была так поступить, чтобы объясниться с вами, — ответила императрица. — Говорю вам откровенно, что боюсь вас, так как только вы одна можете сделать опасным для меня Потоцкого, а кроме него никто не страшен мне. Остальные польские патриоты-идеалисты не имеют для меня никакого значения, так как мало популярны среди народа, один Потоцкий обладает хитростью и другими данными, которые дают ему возможность сгруппировать вокруг себя польское дворянство. Такой человек, как Потоцкий, находящийся под вашим влиянием, под влиянием женщины, вселяющей ему бодрость и мужество, мог бы быть для меня серьёзным противником. Видите; я откровенно высказываю вам свои мысли; это доказывает, как я уважаю вас. Я предлагаю вам перейти на мою сторону, предлагаю вам свою дружбу, иначе мне придётся уничтожить вас как опасного врага.

— В ваших руках, ваше императорское величество, вся сила и власть, — заметила София, — но, признавая за мной мужество, гордость и волю, вы, конечно, можете быть убеждены, что я не боюсь ни смерти, ни ссылки. Жизнь — игра; только очень большая ставка придаёт ей интерес; но, кто играет в большую игру, тот должен быть готовым и на крупный проигрыш.

— Я не сомневаюсь в том, что вы храбро и с достоинством перенесёте поражение; но, право, не стоит начинать игру, когда заранее известно, что проигрыш неизбежен! — возразила Екатерина Алексеевна.

София молча опустила голову на грудь.

— Слушайте меня дальше, — продолжала императрица. — Всякий человек прикреплён к той почве, на которую попал по воле природы, судьбы или случая. Оставаясь на этой почве, он может достичь страшной высоты, подобно огромному дереву, но не может оторваться от родной земли. Я родилась принцессой;