Избранные произведения - Пауль Хейзе

— Неужели я в самом деле вздохнул? Не помню.

— Охотно верю; вздохи чаще всего вырываются непроизвольно; но мне кажется, служанка вряд ли их выдумала… А однажды ты назвал трубочиста Псевдой, на что он ответил: «Вы, должно быть, ошиблись; меня зовут не Псевда, а Август Хюрлиман».

— Это доказывает, что я был рассеян, только и всего.

— Это доказывает, что ты не способен думать ни о чем другом, кроме Псевды… А носовой платок, который ты у нее стащил и потом лицемерно помогал его искать, почему ты всегда носишь его в кармане? Готов побиться об заклад, что он и сейчас у тебя. Что, покраснел?.. И потом эта дурацкая история с зубной болью!.. И вообще, почему у тебя так мерзко на душе? Куда девалась твоя веселость? Почему у тебя лицо, точно у рыбы на крючке, которую тащат на берег? Почему ты ссоришься со всеми и набрасываешься на людей, точно страдающий ревматизмом майор? Да потому, что тебе чего-то недостает. То, чего тебе недостает, можно назвать одним словом: Псевда. Ну вот, теперь ты знаешь правду, о которой спрашивал.

После этого разговора Виктор несколько часов сидел, ни о чем не думая, ошеломленный обрушившимся на него открытием. Затем он взял себя в руки.

— Пусть придет гордый рыцарь, — приказал он своей душе.

Позвякивая оружием, появился рыцарь, за ним шел лев.

— Явился по вашему приказанию. Слушаю.

— Тревога! Между нами оказался перебежчик; презренный, отрекшийся от служения Имаго, любезничающий с недостойной земной женщиной. Будь настороже, и доставь ко мне первого, кто начнет кокетничать с некой Псевдой, то есть с директоршей Вюсс.

— Слушаю и повинуюсь! — воскликнул гордый рыцарь и, звеня оружием, удалился вместе со львом. Вскоре лев появился снова, держа в зубах лишившегося чувств кролика.

— Вот кто виноват, — прорычал лев, бросил кролика на пол, повернулся и вышел.

— Так я и думал, — сердито сказал Виктор, — конечно же, опять сердце, этот глупый кролик, от которого все мои беды.

И, приподняв кролика за уши, задал ему головомойку:

— Наивное, безмозглое создание, неужели ты не понимаешь, что сам себе готовишь ад? Возьми на заметку и выучи пять параграфов безрассудной любви; они настолько просты, что понять их способен даже дождевой червь.

Параграф первый. Ни одна женщина в мире не потерпит, чтобы ты полюбил ее первым; сначала должна полюбить она, добиваясь твоей ответной любви как неслыханной милости. «Я не могу постичь, поверить», что-нибудь в этом роде. Иначе она будет мучить тебя. Им нравится, когда их мучают, но если ты не мучаешь ее, то она будет мучать тебя. Для этого ей вовсе не надо быть злой, просто она не может по-другому, это закон природы. Ты знаешь, что такое закон природы? Это нечто такое, чего нельзя изменить ни рогами, ни когтями. Понял? Отвечай?

— Пи-и, — пискнул в ответ кролик.

— Вот именно, пи-и. Надо было так и поступать. Параграф второй. Сердце замужней женщины жаждет быть завоеванным снизу, супружеской изменой. Но я этого не хочу; ты тоже не хочешь. Итак, что отсюда следует? Отвечай.

— Пи-и, — ответил кролик.

— Параграф третий. Если ты мог жениться на женщине и не сделал этого, все равно по какой причине, пусть даже и самой благородной, она всю жизнь будет презирать тебя… В-четвертых, вызвать любовь в сердце довольной жены и счастливой мамаши столь же невозможно, как и чувство голода в сытом желудке. Скажи «пи-и».

— Пи-и.

— В-пятых. Когда дама терпеть тебя не может…

— Пи-и.

— Да подожди ты с твоим дурацким пиканьем, пока я не закончу фразу.

Но тут кролик выскользнул у него из рук и ускакал, вереща от страха.

— Ах ты! — крикнул ему вслед Виктор. — Ну, берегись! Если ты еще хоть раз затянешь свою сентиментальную песню… — И улыбнулся, довольный. — Этому я показал, как следует, больше он и не пикнет.

Желая иметь полную уверенность, он сделал больше, чем требуется: предпринял обход Ноева ковчега своей души, с самого верхнего этажа до подвалов бессознательного, направо и налево раздавая предостережения и указания. Благородных животных он уговаривал, обращаясь к их самосознанию, рассказывая им о будущей славе и триумфах, в отличие от жалкой роли, которую они играли бы в качестве несчастного возлюбленного директорши Вюсс. Животных помельче он заманивал сластями, напоминая о прежних любовных наслаждениях и обещая еще более изысканные, если потерпят еще немножко; под конец он велел льву рыкнуть в глубину ковчега:

— Ну, теперь все согласны?

— Все.

— Хорошо, в таком случае ведите себя прилично и не спускайте глаз друг с друга.

После обхода он успокоился. Но это был покой страшного напряжения, когда над труднодостигнутым равновесием витает страх. Так Атлант, подпирающий спиной свод и страдающий от чудовищного напряжения, сомневается, а не лучше ли было бы, если свод обрушился и мучения прекратились.

Спустя сутки, когда день сменился ночью, а следом за усталостью пришел отдых, он немного привык к напряжению; боль отупляла, мучения уже не казались невыносимыми, одурманенное сознание становилось менее чувствительным к опасности; только какое-то глубинное чувство неблагополучия говорило о грозящей беде, это было похоже на то, как если бы человек спрашивал себя: «Я заболел или это мне только кажется?»

Три последующих дня не принесли ничего, что внушало бы опасения. Напротив, с наместником, который встретился ему по дороге и затащил в пивную, он спокойно, по-деловому, словно это его никак не касается, обсудил вопрос о том, чем античная любовь отличается от чувственной любви нового времени и каковы причины этого отличия. Нет, кто на это способен, тот не болен любовью. Он вспомнил с улыбкой, как у наместника невольно вырвалась фраза: «Факт в том, и я могу вам это подтвердить, что с обладанием, например, в браке, подлинная, настоящая любовь в поэтическом смысле кончается». Ай-ай-ай, наместник! Еще один чересчур разборчивый, пресытившийся паша! Правда, он, одумавшись, в испуге попытался взять назад необдуманные слова. «Я, разумеется, имею в виду только неискреннюю любовь; искренняя, настоящая любовь в поэтическом смысле сохраняется и в браке, — поправился он. — Напротив, в браке она только начинается». Странно, но ему было совершенно все равно, что или кого любит или не любит наместник. Рассудок и впрямь без всякой на то причины охладил его страсть. Жаль только, что из-за этого пришлось пообещать наместнику прийти к ним в пятницу на ужин. Вот так и принимаешь приглашения, когда ты в подавленном состоянии: на три четверти невольно и на четверть по принуждению.

В ночь с четверга на пятницу — он весь день работал и после ужина вышел немного прогуляться —