Избранные произведения - Пауль Хейзе

не улыбнулась ли она вероломно, когда окинула меня отчужденным взглядом? Этот взгляд показался мне подозрительным».

Весь день он не мог прийти к тому или иному решению. Но когда вечером в темной комнате ему, как обычно, снова явилась голова Псевды, сияя ярче обычного, он смог окончательно убедиться: за ее отсутствующим взглядом таилась коварная улыбка.

В нем вспыхнул гнев. «Что означает эта улыбка? — с угрозой в голосе воскликнул он. — Улыбка — язык двусмысленностей; я требую честного признания. Псевда, приказываю тебе сказать, почему ты коварно смеешься надо мной?»

Вместо ответа он за лукавой усмешкой увидел язвительную ухмылку, которая становилась все шире и шире.

От этого он впал в неистовство. «Злая женщина! Не насмехайся надо мной! Хватит того, что ты преследуешь меня своей ядовитой ненавистью, преследуешь ежедневно и ежечасно, не давая ни минуты покоя, бросаешь в меня камни, когда я тону; но не насмехайся надо мной, прошу тебя, не насмехайся, я запрещаю тебе это». Но язвительная ухмылка осталась, словно он и не говорил ничего, более того, над сияющим насмешливым лицом появилось, словно поднятое невидимой рукой, маленькое победное знамя.

— Почему ты ликуешь? — закричал он. — Разве ты одержала надо мной победу? Я об этом ничего не знаю! Прошу тебя, во имя хорошего вкуса сделай мне одолжение, опусти вниз этот дурацкий победный клочок материи!

Но все осталось как было, будто он и не просил ни о чем. К маленькому победному знамени добавилась новая злорадная выходка: язвительная ухмылка из ее глаз переместилась к уголкам губ и превратилась в нахальный злорадный оскал. Этот оскал принимал все больше и больше дьявольское выражение. В конце концов человеческое лицо преобразилось в сатанинскую рожу с рогами и клювом, в некоего адского пересмешника, который, однако, сохранял прекрасные черты Псевды.

Для привыкшего к ясности ума Виктора это было уже слишком.

— Сгинь, призрак! — крикнул он и ударил его. Призрак рассыпался на куски и разлетелся во все стороны. Но постепенно отдельные его части стали возвращаться, маленькое победное знамя из одного угла, дьявольская птица-пересмешник с рогами и клювом из другого, прекрасное человеческое лицо Псевды из третьего; все эти части так больше и не соединились. Вместо одного призрака перед Виктором теперь было три. От ужаса у него кровь застыла в жилах. «Виктор, что это? Не сошел ли ты с ума?» Напряжением ума он подверг проверке свое здоровье. «В чем симптом безумия? В том, что призраки принимаешь не за порождения фантазии, а смешиваешь их с реальностью. С тобой происходит то же самое?» — «Ни в коем случае; я прекрасно понимаю, что передо мной всего лишь фантастические видения, только мне никак не удается прогнать их усилием воли, потому что я наделен сверхмощной фантазией».

«Ладно, пусть ими занимается твоя фантазия, а сам забудь о них».

Он успокоился и лег спать.

На следующее утро, когда он открыл глаза в залитой ночным мраком комнате и его сознание начало медленно просыпаться, когда из тумана мыслей проступили воспоминания, он снова увидел перед собой вчерашние видения: маленькое победное знамя, насмешливый оскал дьявольской птицы, прекрасные черты Псевды.

«Неужели так и будет продолжаться?» Да, все так и продолжалось. Смыслом его жизни теперь, секунда за секундой, стала борьба с фантазией, опровержение призраков, пугливая забота о том, чтобы не спутать видения с действительностью. Напряженная, ужасная работа, не допускавшая ни одной посторонней мысли. Но самое безутешное заключалось в том, что работа эта была необходимой и в то же время бесполезной; необходимой, чтобы избежать сумасшествия, бесполезной, потому что все, чего удавалось добиться за час мучительного труда, в следующий час шло прахом. Будто ничего и не было; с утра до вечера его окружало адское трио, не ведая жалости, не давая ни минуты передышки. Оно не исчезало, а, наоборот, вырастало до огромных, чудовищных размеров. Ночью оно скалилось из темных углов комнаты, днем появлялось в окне, на крышах, на холмах, выглядывало отовсюду.

С ума он не сошел, но впал в бешенство. Случалось, он бегал по лесу, вопя от гнева, или же ни с того ни с сего злобно ощеривался на мирно беседовавшего с ним человека, потому что между ним и этим человеком появлялся призрак. В нем, со всех сторон затапливая сознание, безостановочно тек черный поток, в котором плавали красные пятна, будто из раны струились кровавые чернила.

Однажды вечером он почувствовал, что не в силах выносить усталость. «Я просто не могу больше, я не знаю, что мне делать».

Ему вдруг показалось, что рядом с ним возник красивый мужчина и положил ему руку на плечо. «Виктор», — произнес он всего одно слово.

Виктор с озабоченным видом взглянул на красавца, опустил голову и подпер ее руками. «Я буду великодушен, — пробормотал он наконец, — это единственное, что мне остается».

«Да, будь великодушен, — утешил его красавец, — все остальное, будь то безумие или что-то еще, — дело второстепенное».

После этих слов черный, с кровавыми пятнами поток из раны иссяк. Но призраки по-прежнему упорно не отступали.

Это началось в четверг. А в субботу утром он увидел ее на улице, она шагала немного впереди, от него ее отделяли другие люди. «А, наконец-то я нашел тебя! — вздохнул с облегчением он и алчно припустился за ней бегом. И тут он увидел направленный на него взгляд красавца-мужчины: «Не волнуйся! Никаких резких слов и неподобающих замечаний! Только взгляни в глаза коварному врагу, который преследует тебя из невидимой засады».

Догнав ее, он застыл, от изумления потеряв дар речи. «И это она?» Сжавшаяся до жалких размеров, до смешного маленькая, росточком всего-то в метр восемьдесят шагала она впереди; и ничего сверх того, никаких призраков, никакой игры зеркальных отражений, никаких чудовищ. И какая безвкусная шляпка у нее на голове! До чего жалкое явление!

Отныне он нашел талисман против ее дьявольских фантасмагорий. Стоило ему представить ее себе во плоти, как все ее волшебство исчезало. Должно быть, она боялась его: коварство чаще всего сопряжено с трусостью. Поэтому он как можно чаще приходил к ней домой и не отводил от нее угрожающего взгляда, таясь, следил за ее лицом, как кошка за мышиной норкой. «Смотри-ка, ты не уверена в себе!» — наслаждался он ее беспомощностью. Его, собственно говоря, удивляло, каким образом она производит на свет своих призраков, ему хотелось узнать это; не каждый же день можно увидеть, как женская головка превращается в птичью голову. Чтобы захватить ее врасплох, он время от времени, когда она этого меньше всего ожидала, бросал