Гайдзин - Джеймс Клавелл

— Заткните ему рот! — приказал офицер. — Отведите его к судье, оттуда — в тюрьму и распните это отродье, уведите их всех, они все виновны в том, что укрывали его, уведите их всех!

Кричащих и умоляющих, их поволокли с площади. Молодой садовник, на которого указал Дзёун, пронзительно взвизгнул, что видел Хирагу не так давно возле миссии и что, если его отпустят, он покажет им где, но никто не обратил на его слова никакого внимания, и его крики, как и крики всех остальных, были быстро оборваны, самым жестоким образом.

Офицер вытер пот со лба, довольный тем, что выполнил полученный приказ. Он сделал глоток воды из фляжки, ополоснул рот, сплюнул, потом с наслаждением припал к горлышку.

И-и-и-и, — подумал он и передернулся. — Оспа! Болезнь гайдзинов, которую к нам завезли из-за моря! Все мерзости приходят оттуда, гайдзинов необходимо вышвырнуть из страны и никогда больше не пускать. Сердито он наблюдал за строящимися музыкантами, марширующими солдатами, его мысли были заняты сиси, которого он искал.

Невозможно, чтобы этот садовник оказался знаменитым сиси, тем Хирагой, который участвовал в той схватке. Карма, что я и мои люди подоспели в тот день слишком поздно и не увидели его и тех, кто уже отступил. Нет, не карма, это Бог хранил меня. Если бы я увидел его, я не смог бы притвориться сегодня, что поверил Дзёуну. Где он, этот Хирага? Он где-то прячется. Господи, прошу, помоги мне.

И-и-и-и, сколько странного в этой жизни. Я ненавижу гайдзинов, но при этом верю в их Бога Иисуса, хотя и тайно, как мой отец, и дед, и прадед — со времен, ещё предшествовавших Секигахаре. Да, я верю в этого Бога Иисуса, единственное ценное, что пришло к нам из-за моря, а разве князья учителей-иезуитов не говорят, что вера придает нам силы и что когда у нас есть проблема, мы должны терзать и глодать её постоянно, как собака гложет кость.

Хирага где-то прячется. Я обыскал все тщательно. Значит, он изменил своё обличье. Кем он теперь стал? Деревом? Кем?

За стенами продолжались приготовления к отъезду. Флаг дрогнул и пополз вниз. Заиграли трубы и барабаны. Всадники вскочили в седла. Носилки погрузили в крытую повозку. Ворота открылись, кавалеристы построились, впереди них этот гайдзин, у которого японское имя, вот они проехали мимо, двинулись дальше, вниз с холма и…

Повязки! Сознание офицера озарила яркая вспышка, и он все понял. Нет никакой болезни! Хитро, подумал он, охваченный волнением, но недостаточно хитро! Теперь, должен ли я пойти на открытое столкновение с ними и перехватить их на одной из узких улочек? Или мне следует отрядить шпионов, которые последуют за ним и не будут терять его из виду, пока он не приведет меня к остальным?

Я отряжу шпионов.

19

Вторник, 14 октября

Бал по случаю помолвки был в самом разгаре. Масляные лампы освещали заполненный большой зал клуба — Малкольм Струан снял все здание целиком и украсил его для сегодняшнего торжества. Все уважаемые жители Поселения получили приглашения и все были здесь, как и все свободные от службы морские и армейские офицеры, а снаружи Хай-стрит патрулировали солдаты и матросы, готовые воспрепятствовать проникновению на праздник пьяниц и нежелательных лиц из Пьяного Города.

Анжелика ещё никогда не выглядела так восхитительно — кринолин, головной убор из перьев райской птицы и ослепительно сверкающее бриллиантовое кольцо, подарок Малкольма к помолвке. Звучал пульсирующий вальс Иоганна Штрауса-младшего, совершенно новый, только что полученный с дипломатической почтой из Вены. Андре Понсен вдохновенно исполнял его на фортепиано, ему уверенно помогал маленький оркестр морских пехотинцев, облачившихся в полную парадную форму по случаю праздника. Её партнером был Сеттри Паллидар — то, что именно ему выпала честь представлять армию, было встречено одобрительным ревом и всеобщей абсолютной завистью.

— Везучий сукин сын, — процедил сквозь зубы Марлоу, пожирая глазами своего соперника. Его синий мундир морского офицера сверкал новыми золотыми аксельбантами адъютанта, наряд дополняли белые шелковые панталоны и чулки и черные туфли с серебряными пряжками.

— Кто? — спросил Тайрер, проходя мимо с очередным бокалом шампанского, разгоряченный и взволнованный этим вечером и своим успехом: ему удалось незаметно вывезти Накаму, самурая, из Эдо и, с одобрения сэр Уильяма, поселить его у себя в доме как учителя японского языка. — Кто это сукин сын, Марлоу?

— Идите к черту — словно вы и так не знаете! — Марлоу широко улыбнулся. — Послушайте, я выдвинут представителем от флота. Следующий танец мой, и я умру, но покажу этому охламону, что почем.

— Дьявольщина, вы счастливчик! А что за танец?

— Полька.

— О, вот это да — вы сами это устроили?

— Боже милостивый, нет! — Полька, пришедшая из народных танцев Богемии, была ещё одним недавним дополнением к бальному репертуару Европы, все с ума сходили по этому зажигательному танцу, хотя он и продолжал считаться рискованным. — Он стоит в программе! Вы разве не заметили?

— Нет, так и не заметил, голова слишком занята другими делами, — радостно ответил Тайрер; его буквально распирало от желания рассказать кому-нибудь, какую он проявил изобретательность, и ещё больше о том, что сегодня ночью, сразу же, как только сможет, он отправится через Мост в Рай в объятия своей возлюбленной, — жалея, что в обоих случаях с него взяли клятву хранить молчание. — Она танцует как мечта, не правда ли?

— Хей, юный Тайрер… — Это был Дмитрий Сывородин, весь в поту и изрядно навеселе, с кружкой рома, зажатой в кулаке. — Я попросил дирижера сыграть канкан. Парень сказал, что я уже пятый, кто подходит к нему с этой просьбой.

— Бог мой, так он сыграет? — потрясенно спросил Тайрер. — Однажды в Париже я видел, как его танцуют, — вы не поверите, но девушки не надели никаких панталон совершенно!

— Я верю! — Дмитрий грубо хохотнул. — Но Ангельские-то Грудки их сегодня надела, да и показать бы их не испугалась, клянусь Богом!

— Эй, послушайте… — вспыхнув, начал Марлоу.

— Полно, Джон, он просто шутит. Дмитрий, вы невозможны! Дирижер, конечно же, не осмелится?

— Нет, если только Малк ему не кивнет.

Они посмотрели в другой конец большой комнаты. Малкольм Струан сидел вместе с доктором Хоугом, Бебкоттом, Сератаром и некоторыми из посланников и смотрел на танцевальный круг, не сводя глаз с Анжелики, которая волною кружилась под чарующую, смелую, современную музыку, не оставлявшую равнодушным никого из них. Его ладонь лежала на тяжелой трости, золотая печатка посверкивала, когда пальцы легонько отбивали счет. На нем был вечерний костюм из гладкого шелка, рубашка с высоким воротником, кремовый галстук с бриллиантовой заколкой, его сапоги из прекрасной кожи были выписаны из Парижа.