Продавец приключений - Георгий Михайлович Садовников

а я в это время жил как ни в чём не бывало. Я понял, что ребята правы, и мне стало стыдно за своё цветущее здоровье.

И мои друзья совершенно законно сделали вид, будто им хорошо. Они прикинулись, будто не замечают меня, и начали изображать оживлённую беседу, перебивая друг друга и неся сплошную околесицу. Ребята завели спор насчёт домашних цветов, когда их можно поливать и когда вредно, и спорили так горячо, что я на миг поверил в то, что они могут прожить без меня, и мне стало не по себе.

– Ребята, не надо. Я ведь не виноват, – сказал я, останавливаясь перед ними. – Это он сам разрешил открыть свою тайну! Я не просил. Ну только немножечко!

– Можешь не стараться, мы всё равно столько из-за тебя пережили, что назад не вернёшь, – мстительно ответила Зоя.

Я опустил голову, и на глаза мне попался её бутерброд. Он распался на две половинки и вопреки поговорке лежал вареньем вверх, словно желая напомнить, какой он был красивый и аппетитный. «Всё пропало, – подумал я. – Теперь-то уж они не простят меня».

– Зой, ты что? – ужаснулся Яша. – Он же сейчас и уйдёт! И мы ничего не узнаем.

– Вась, ты вправду уйдёшь? – испугалась Зоя.

– Что ты?! – ответил я, преданно глядя в её бессовестные глаза. – Я сейчас вам прочитаю. Вот она – тетрадь! Только тут надо так или…

– Знаем! Или поверить без всяких сомнений, или лучше сразу встать и уйти. Но ты не бойся: мы уже верим, – сказал Феликс.

Я забрался на брёвна и открыл тетрадь.

Мы настолько увлеклись чтением, что не заметили, как во дворе появился хулиган. Я чуть не выронил тетрадь, когда услышал в двух шагах от себя его голос.

– А я знаю свою фамилию, – сказал хулиган.

Он стоял перед нами у подножия штабеля, там, где только что находился я.

От неожиданности мы позабыли, что втроём сильнее его, и уже приготовились разбежаться в разные стороны, но тут в события вмешалась Зоя.

– И какая же у тебя фамилия? – спросила она с живым любопытством.

– Оладушкин! – объявил хулиган торжественно, но тут до него впервые дошло, что у него очень смешная фамилия, и он едва не заплакал от страшной обиды.

Когда на его глаза навернулись слёзы, я подумал, что это сон. Мне казалось невероятным, чтобы хулиган мог плакать.

– А что, красивая фамилия, – сказал Феликс. – Правда, Яша?

– Фамилия как фамилия. В общем, настоящая фамилия, – подтвердил его брат.

– Ребя, правда? – спросил хулиган, вытирая глаза грязной ладонью, и посмотрел на нас с Зоей, ожидая нашего окончательного приговора.

– Конечно правда, – ответил я, будто горячась, будто собираясь подраться с тем, кому не нравится фамилия Оладушкин.

– А я знаю девчонку по фамилии Негодяева, – сказала Зоя.

– Что уж она такая конченая? – спросил хулиган, сочувствуя незнакомой девочке.

– Она вó какая! – возразила Зоя и показала большой палец.

– А где ты узнал фамилию? – поинтересовался Яша. – Это, наверное, было очень сложно?

– Очень, – посуровел Оладушкин. – Я спросил у родителей, и отец мне дал такой подзатыльник, что я чуть не вылетел из-за стола. «Ты что же, говорит, свою замечательную фамилию забыл, разгильдяй этакий!»

Вот тут мы уже не выдержали и захохотали. Мы лежали на брёвнах, держась за животы. И вместе с нами закатывался от смеха страшный хулиган Оладушкин. Когда хохот затих, он спросил:

– Ребя, а кто эти мушкетёры? А то ты всё «мушкетёры, мушкетёры»! – сказал он мне, кивая на тетрадь.

Я понял, что он стоял рядом с нами некоторое время и слушал моё чтение, и собрался объяснить, что к чему, но меня опередил Феликс и сказал:

– Они очень хорошие товарищи. У Васи есть книга «Три мушкетёра». Хочешь почитать?

В груди у меня заныло. Так мне не хотелось давать ему книгу. Но при слове «читать» в глазах хулигана появилась откровенная тоска, и у меня отлегло от сердца. Однако, чтобы не обидеть нас, он сказал:

– Хочу.

– Тогда я вынесу завтра во двор, – сказал я, понимая, что он не будет иметь ко мне претензий, если я забуду про своё обещание.

Домой я вернулся на этот раз поздно вечером. Бабушка поставила на стол передо мной стакан молока, села напротив и произнесла:

– Кажется, в семнадцатом веке… да-да, в семнадцатом произошла какая-то ювелирная история… Помню только, что она нашумела в своё время. Дело касалось алмазных подвесков, что ли? Ты, случайно, не знаешь подробности?

Говоря это, бабушка почему-то избегала смотреть мне в глаза и водила пальцем по скатерти, выписывая восьмёрки. Словом, её поведение показалось мне подозрительным. «Почему её это интересует? Никак, она хочет узнать, о чём мы говорим со слесарем, а потом запретить наши встречи, сказав, что взрослые должны учить детей только серьёзному». Поэтому я сказал:

– Бабушка, я же не ювелир. А по истории мы ещё не проходили.

– Да я ведь на всякий случай, – сказала она, поднимаясь. – Думала, может, ты слышал где. Может, кто-нибудь рассказывал тебе.

Глава пятая,

в которой речь идёт о достоинствах дяди Васи

На другой день после обеда я повёл своих друзей в каморку слесаря. Ребята волновались так же, как волновался д’Артаньян перед первой аудиенцией у короля. Они присмирели и, пока мы спускались в подвал, послушно выполняли каждую мою команду и цеплялись за мои рукава, точно были здесь впервые и боялись отстать и потеряться среди труб. Даже Зоя и та на время утратила свою бесцеремонность, была кроткой, словно овечка.

Котельная встретила нас ровным привычным гулом горящего газа. Печи, как всегда, отбрасывали синеватый свет. И всё-таки теперь это была не просто котельная, а резиденция Базиля Тихоновича, которого боялся сам кардинал Ришелье.

Я едва не налетел с разгона на откуда-то взявшуюся кадку с фикусом. На стене висела надпись: «Зимний сад». Сделав ещё два шага, мы увидели стрелку, указывающую дорогу к дворцу.

– Это что за стадо? – прогремел под сводами голос Ивана Ивановича.

– Это мы, – пропищала не своим голосом Зоя.

– Понимаешь, устроили тут дворец какой-то. Даже и не выговоришь сразу, – посетовал невидимый истопник.

– Может, Лувр? – спросил Феликс с надеждой.

– Шут его знает, может, и так, – сказал Иван Иванович. – И зачем сад в котельной?

И мы увидели на стене огромную тень, пожимающую плечами.

Дверь в каморку была приоткрыта. Я постучал и, не получив ответа, заглянул в дверь. В каморке никого не было. Только на старой кушетке лежал дядя Вася и спокойно смотрел на меня.

– Его нет, – сказал я ребятам. – Подождём во дворе.

– А по-моему, – сказал Яша, – если дверь приоткрыта, значит хозяин хочет, чтобы к нему вошли.

Приоткрытая дверь как бы и в самом деле звала в гости, и мы, подталкивая друг друга, вошли в каморку, расселись кто на чём, готовые ждать хозяина сколько угодно.

Дядя Вася молча обвёл нас зелёными глазами и, не найдя, видимо, ничего стоящего его внимания, уставился в точку, находящуюся где-то за стенами каморки.

Он лежал, поджав под себя лапы. Косматые бакенбарды топорщились на его щеках. В облике дяди Васи было что-то от грозных адмиралов парусного флота, и мы невольно оробели в его присутствии.

– Интересно, о чём он думает? – шепнула Зоя, почтительно оглядываясь на кота. – Вот бы умел он говорить, а, ребята?

– А он умеет, – раздался весёлый голос слесаря. – Чешет языком получше нас с вами. Правда, дядя Вася?

Кот повернул огромную лобастую башку и посмотрел на Базиля Тихоновича.

– А что же он не чешет сейчас? – спросил я, стараясь показать ребятам, что я здесь уже свой человек и что разговариваю с хозяином каморки на равных.

– Не хочет. И потом, ведь если он заговорит, ты же всё равно не поверишь!

На этих словах дядя Вася перевёл на меня свой долгий немигающий взгляд, будто ждал моего ответа.

– Не поверишь, ведь верно? – загорячился слесарь.

– Конечно не поверит, – ответил за меня Яша.

Но на самом деле это было не так. Я бы поверил, потому что ждал, когда дядя Вася или другой кот, которого зовут так же, как меня, скажет мне заветное слово.

И жду я этого часа уже давно…

Однажды мы с Зоей вдвоём шли из школы и почти перед нашим носом из подъезда выскочил чёрный кот и помчался через дорогу. Следом за ним на улице появилась толстая тётка и закричала призывно:

– Вася, Вася, мой котик!