Самые странные в мире. Как люди Запада обрели психологическое своеобразие и чрезвычайно преуспели - Джозеф Хенрик

подотчетностью государственных чиновников и обеспечением общественными благами, такими как ирригационные работы. Чтобы осознать эти выводы, взглянем на дело с другой стороны: общины, состоящие в основном из неродственных домохозяйств, с трудом открывали предприятия, нанимали работников, обеспечивали себя общественными благами и призывали к ответу местных чиновников. Причина этого, конечно же, в том, что для поиска работников, сбора информации, воздействия на представителей власти, мотивации к совместному труду и установления профессиональных контактов китайцы пользуются «сильными связями» и полагаются на свою встроенность в сети межличностных отношений.

В отличие от жителей подвергнувшихся воздействию БСП регионов средневековой Европы, обитатели китайских деревень конца XX в. не создавали спонтанно множества добровольных объединений незнакомых между собой единомышленников. Вместо этого они крепили связи с родными местами своих предков, подчеркивали свою клановую принадлежность и спонтанно восстанавливали исключающие посторонних группы, основанные на добродетели преданности роду (непотизма). Это произошло несмотря на то, что в 1950-е гг. китайские власти попытались уничтожить кланы, в частности путем сжигания их генеалогических записей.

Использование силы конкуренции

Постоянное соперничество между политиями способствовало включению благотворных форм межгрупповой конкуренции в экономические, политические и социальные институты Европы. Этот процесс ускорился во второй половине II тыс. н. э., когда наибольшего процветания добились те государства, которые (сознательно или нет) «поняли», как стимулировать и контролировать здоровую конкуренцию добровольных объединений. В экономической сфере гильдии постепенно уступили место разнообразным товариществам и в конечном итоге акционерным обществам. В большинстве случаев предприниматели и новые объединения далеко опережали правительства и законодателей, испытывая новые способы распределения рисков, передачи прав собственности и ограничения ответственности. Фондовые биржи, например, начали возникать в Амстердаме, Антверпене и Лондоне в XVI и XVII вв. В Лондоне торговцев акциями не допускали на Королевскую биржу из-за их плохих манер, поэтому они организовали торги в ближайшей кофейне. Когда их перестали устраивать записанные мелом на доске списки неблагонадежных трейдеров, они создали объединение фондовых маклеров, установившее профессиональные стандарты и выгнавшее из кофейни всех неблагонадежных типов. Столетие спустя Нью-Йоркская фондовая биржа также зародилась в кофейне (и таверне) на углу Уолл-стрит и Уотер-стрит (кофейни чем-то напоминают монастыри: они сыграли неожиданно важную роль в становлении современного мира). Фондовые биржи позволяли компаниям находить инвесторов и подстегивали конкуренцию за капиталовложения между фирмами. Впоследствии новые законы и правила закрепляли результаты многовековых непреднамеренных экспериментов разнообразных объединений и обществ[555].

В политической сфере, где зачастую господствовали гильдии, люди со сходными взглядами начинали создавать партии, как это случилось в Англии в XVII в. Партии боролись за то, чтобы определять мнения наделенных правом голоса слоев населения, влиять на решения правительства и увеличивать свое представительство в выборных органах власти. Отцы-основатели США в своем большинстве с презрением относились к политическим партиям, а потому не предусмотрели их в конституции страны. Тем не менее партии образовались спонтанно и вскоре стали доминировать на политической сцене. Центральное место политических партий в американской системе власти — интересный случай: архитекторы формальных институтов совершенно не понимали, как и зачем их система в конечном итоге будет работать (или не работать, как это происходит в США в XXI в.)[556].

В социальной сфере развитие командных видов спорта и спортивных лиг поместило в центр досуга ненасильственную межгрупповую конкуренцию, ставшую частью личной идентичности людей. Участие в командных видах спорта превратилось в важнейший элемент воспитания детей (или по крайней мере мальчиков). После победы над Наполеоном при Ватерлоо герцог Веллингтон заявил, что «битва была выиграна на спортивных полях Итона», имея в виду, что характер британских офицеров ковался именно там. Интересно, что крикет, регби, хоккей, футбол, американский футбол и бейсбол восходят своими корнями к доиндустриальной Англии. Последние два вида спорта, чисто американские, произошли соответственно от регби и английских народных игр, в том числе предназначенных для детей лапты и стулбола. Само собой, сегодня мачигенга играют в футбол, фиджийцы — в регби, японцы — в бейсбол, а индийцы — в крикет[557].

Моя мысль здесь в том, что наши современные институциональные системы включают в себя различные формы межгрупповой конкуренции, повышающие склонность людей к доверию и кооперации с незнакомцами, а также потенциально влияющие на другие аспекты нашей психологии. Люди приобретают навык работы в ситуативно организуемых командах, даже если эти команды состоят из множества незнакомцев. Мотор межгрупповой конкуренции противодействует внутригрупповым силам культурной эволюции, которые зачастую благоприятствуют эгоизму, мышлению в категориях игры с нулевой суммой, сговору и кумовству. Институциональные системы людей Запада начали возникать в период Высокого Средневековья, когда европейцы, становясь все более индивидуалистичными, независимыми и склонными к аналитическому мышлению нонконформистами, принялись формировать добровольные объединения, а те вступили в конкуренцию между собой. В долгосрочной перспективе конкуренция между территориальными государствами благоприятствовала тем из них, которые научились укрощать ненасильственную межгрупповую конкуренцию и использовать ее психологические и экономические последствия. Конечно, никто осознанно не проектировал этот механизм и мало кто хотя бы понимает, как он формирует нашу психологию или почему вообще зачастую работает.

11. Рыночные ментальности

Всякий раз, когда в стране появляется торговля, ей сопутствуют честность и щепетильность. <…> Из всех европейских народов голландцы, наиболее склонные к торговле, наиболее верны своему слову. Англичане вернее ему, чем шотландцы, но значительно уступают голландцам, а в отдаленных частях этой страны верны ему гораздо меньше, чем в торговых частях. Это объясняется вовсе не национальным характером, как утверждают некоторые. Нет никакой естественной причины, по которой англичанин или шотландец должен быть менее щепетилен в исполнении договоров, чем голландец. <…> Посредник боится потерять лицо и скрупулезно выполняет все обязательства. <…> Когда торговцы составляют большинство населения, честность и щепетильность входят в моду; следовательно, они являются главными добродетелями торговой нации.

Адам Смит. О влиянии торговли на нравы (1766)[558]

Впервые они появились в XIII в. в таких городах Северной Италии, как Милан, Модена и Парма, но быстро распространились по Англии, Германии, Франции и Нидерландам. В сочетании с колокольнями они синхронизировали деятельность всех, кто мог их слышать, отмеряя время пробуждения, работы и приема пищи; по их сигналу начинались общественные собрания, судебные заседания и рыночная торговля. Они, первые механические часы, постепенно занимали в городах позднесредневековой Европы все более центральное место, украшая ратуши, рыночные площади и соборы. Подобно эпидемии, механические часы быстро распространялись от одного городского центра к другому: города копировали часы, заказанные их более крупными и успешными конкурентами. Города прямым текстом просили известных мастеров собрать часы, которые бы не уступали тем, что работали в Венеции, Бреслау (Вроцлаве),