Короли рая - Ричард Нелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бирмун почувствовал, как мир вернулся, и задался вопросом, где пропадал и как долго взламывал тот щит. Он двинулся следом и ощутил боль, затем опустил взгляд и увидел, что вождь порезал его мимоходом. Отчетливо виднелась кость бедра, а живот чуть ниже отцовской брони рассекала красная полоска. Он не знал, насколько глубоки раны, но было больно.
– Добей его! – крикнул Сима, и Бирмун задался вопросом, к кому тот обращался.
Лицо Сурэна побледнело, зубы были стиснуты в агонии. Страх вернулся в его глаза и смешался с чем-то вроде ужаса, который Бирмун видел у тех, кого убил во тьме. Он проснулся этим утром целым и счастливым, подумал он. Лежал в прекрасных шкурах и занимался любовью с моей матерью. Съел теплый завтрак и поцеловал своих дочерей уходя. А теперь он знает, что скоро умрет.
Казалось, шум толпы поубавился, хотя Бирмун знал, что люди кричат как исступленные. Он тяжело задышал и замер, глядя на разбитые остатки щита своего врага, надеясь, что вместе с ними разбилась и его ярость, и в глубине души знал: она только притупилась, насытилась, как похоть, но неизбежно вернется. «Умрет ли она вместе с человеком? – подумал Бирмун. – Можно ли ее в самом деле убить?»
Старики в толпе зрителей впервые казались чем-то значимым, в отличие от статуй. Одни положили руки на плечи товарищам, другие держали рукояти своих мечей, и Бирмун задумался, сколько из них служили еще его отцу. Впервые он увидел в них мужчин, вынужденных защищать свои семьи и свои интересы – раздираемых противоречивыми требованиями чести, а не просто трусов.
Он поднес отцовский меч ко лбу и закрыл глаза, затем двинулся вперед назло боли. Вождь был сломлен, но еще не добит. Бирмун напомнил себе, что раненое животное опасно, и приблизился вновь медленно и осторожно, ткнув острием клинка, чтобы увидеть, сколько сил осталось у мужчины. Ответом было «немного».
Рукой с мечом Сурэн парировал, хотя и морщился при каждом шаге и ударе; похоже, у него было смещено плечо и, может, сломана ключица. Бирмун знал, что все равно должен быть внимателен, но хотел, чтобы это скорее закончилось. Он крепко уперся ногой и широким взмахом ударил по телу противника, надеясь отбить его клинок и лишить оставшихся сил. Взамен вождь встретил удар.
Сурэн прочно встал и сильно замахнулся, и, когда мечи столкнулись со звуком, перекрывшим рев толпы, меч Бирмуна сломался по рукоять.
Большая часть клинка отлетела, кувыркаясь, в грязь. Бирмун последовал за замахом и врезался головой в Сурэна, сбив их обоих на землю и оказавшись сверху. Левой кистью он схватил здоровую руку мужчины, глядя в расширенные, полные паники глаза, которые все еще не смирились с концом. Вождь закричал дико и низко, как рычит волк с попавшей в капкан лапой, и Бирмун вогнал обломок отцовского меча в открытый рот.
Он стоял на коленях, пока звуки смерти не стихли. Тяжело дыша, он взглянул в синее небо, и на мгновение – идеальное мгновение, которое заставило его подавить рыдание, – он обрел в этой смерти покой.
– Ты притязаешь на его титул?
На дальней стороне поляны стоял Сима, и Бирмун заметил: теперь он, подобно брату, облачился в кольчугу и кожу. Его ладонь покоилась на серебряной рукояти пятифутового двуручного меча, в глазах притаилась жажда убийства.
Бирмун чуть не рассмеялся над его словами. Сейчас он желал только выбрать свою собственную жизнь и обрести покой вдали от воинов с их драгоценной честью и жриц с их обманами. Если б только это было возможно.
– Нет, – сказал он и почти улыбнулся, наблюдая, как убийца его братьев поднял голову и расслабился. – Но следующим я взыщу твой долг.
Мужчины вокруг него моргнули и поглядели на товарищей, будто решили, что ослышались.
Глаза Симы сузились.
– Ты ранен, твой меч сломан. Нет чести в том, чтобы убить тебя сейчас.
Скривившись, Бирмун встал и подобрал клинок мертвого вождя.
– Ты убил моих братьев, – сказал он, больше для зевак, чем для мужчины. – Ты убил испуганных маленьких мальчиков, сидя в седле. А теперь остановился ради чести?
Озвучивать эту истину было все равно что глотать яд, и покой, так быстро обретенный Бирмуном, разбился вдребезги. На этот раз, подумал он, выживу я или умру, возможно, ненависть исчезнет.
Но он не питал никаких заблуждений о том, что переживет еще один бой. Сима выглядел сильным и уверенным, как минимум под стать своему брату. Бирмуну было все равно. Ему нечего терять, а обрести осталось лишь покой, в успехе или провале.
Сима просто бросился в атаку. Он обнажил удлиненный меч и со вздувшейся от усилия шеей закричал, когда занес клинок за спину, – затем остановился, чтобы рубануть поперек со всем своим весом и силой.
Бирмун уронил свой меч. Он рванулся, игнорируя боль в бедре, и пронесся мимо дуги удара Симы. Левой рукой он обхватил обе руки Симы, как будто хотел вырвать громадное оружие, но на самом деле просто их обездвижив. Соперники встали лицом к лицу, прижатые друг к другу, Бирмун – со свободной правой рукой.
– За Ранда, – сказал он, вынул из шерстяного клапана на бедре кинжал Далы и воткнул в шею Симы, аккурат поверх кольчуги.
– За Сольвига, – прошипел он, выдергивая клинок только затем, чтобы вогнать обратно. Сильные руки Симы все еще дергали за бесполезный меч, глаза выпучились от шока, изо рта текла слюна. – За Арика! – вскричал Бирмун, когда они оба упали на землю. Он вытащил нож, обрызгав себя кровью, и, завывая, вонзил в щеку врага обеими руками, лицезрея каждый клочок разодранной плоти, каждую предсмертную судорогу – как прежде лицезрел обнаженную Далу, скакавшую на нем, – и не знал, какое зрелище и чувство из этих двух более восхитительно.
– За моего отца, – спокойно сказал он в конце, сидя верхом на втором трупе; ярость иссякла и ушла, а тело внезапно так утомилось, что не смогло даже встать. Он поднял взгляд на изумленные лица зевак и увидел три пары близнецов, которых пытались удержать старшие воины. Он сразу понял: это сыновья убитых. Его сводные братья. – Идите, – сказал он им, затем громче: – Идите с миром, и никто не причинит вам вреда.
Они сбросили руки мужчин, и в старших двойняшках он увидел ненависть, которую так хорошо знал.
