Короли рая - Ричард Нелл

стен, с уложенными либо подвязанными волосами и в одинаковых красных платьях.

Первая дуэль молодого парня, догадался Бирмун. Он посмотрел на юношу, сидящего на почетном месте рядом с вождем, с перевязанными окровавленной тканью головой и предплечьем. Воины постарше похлопывали его по спине, смеясь и, возможно, рассказывая истории о собственных испытаниях, а бледный мальчуган кивал, безуспешно притворяясь, что не ранен и ему не больно.

Бирмун изучал лица, мерцающие в свете очага, и наконец с трудом перевел взгляд на кресло, где, как он знал, восседала его мать.

Ее платье плотно облегало сильное, здоровое тело, а глаза искрились, когда она смотрела на юношу. Ее волосы и лицо были вымазаны красной краской, а ее дочери и другие мамаши подались ближе, словно соперничая за то, чтобы разделить с нею момент славы.

Этому мальчику не больше двенадцати.

Бирмун смотрел на него и пытался увидеть лица своих братьев, но не смог. Он почувствовал, как подступают слезы. Они мертвы и ушли, а их мать удобно восседает рядом с их убийцей, с гордостью растя его сынков.

Он вытащил отцовский меч.

– Возмездие.

Несколько мужчин поблизости взглянули на него, но эмоции заглушали звук и его голос не пробился сквозь веселый гвалт. Он вышел вперед, чтобы его было видно лучше; отполированный клинок сиял, а рост Бирмуна возвышал его над сидящими гостями.

– Сурэн, сын Брэнны.

Воцарилась тишина, когда гости заметили его и зашептались; разговоры схлынули, как волны при отливе.

– Я вызываю тебя.

Вождь Сурэн без надобности поднял руку, призывая к тишине. Пристальным взором он медленно изучал Бирмуна с ног до лица.

Я ношу его доспех. Но похож ли я на него? Ты видишь тень, восставшую перед тобой из ночи, бесчестный ублюдок-детоубийца?

– Кто ты такой? Как ты смеешь так говорить в моем зале?

Сотни грез об этом моменте рассеялись, утратив значение. В одних он представлял, что его встречают как героя, в других прорубался сквозь сотню воинов и свершал месть. Иногда его попросту окружали толпой, избивали и бросали умирать на улице, как и его отца.

Я должен действовать. Я должен быть смелым. А иначе они не примут мой вызов.

– Это не твой зал, и я хожу, куда мне хочется.

Сурэн прищурился, пока все ждали его ответа.

– Бирмун? – произнес он наконец, и его лицо вроде бы расслабилось, но не осанка. – У копателей канав закончилось вино? Незачем истерить. Кто-нибудь, дайте ему фляжку.

Юноши засмеялись, и некоторые пошевелились, чтобы передать свои мехи. Но старшие, седовласые воины, не двигались. Бирмун узнал кое-кого из тех, кто служил его отцу. Они сидели неподвижно или застыли на месте, как разбитые статуи снаружи, немо сверля его глазами.

«Вы тоже видели этот момент в своих снах? – задумался Бирмун. – Я воплотил в себе сотню постыдных кошмаров?»

– Я пришел не за вином. А за тобой. – Он поднял свой меч так высоко, что тот засветился в огне очага.

Теперь не засмеялся никто, кроме вождя.

– Стало быть, перековал свою лопату на ножик? Хоть бы дерьмо с него смыл.

Намек на темное пятно возле кончика – единственное, которое Бирмун оставил умышленно. Юнцы вновь присоединили свои голоса к насмешкам хозяина, а старики вновь остались скованными.

Он должен продолжать трындеть, подумал Бирмун, не допустить, чтобы в зале стало тихо, и не дать мне времени заговорить.

Но все вновь погрузились в ожидание, обратив слух к Бирмуну.

– Ты не узнаёшь его? Это клинок моего отца. – Он указал на лицо вождя: – Он оставил тот шрам на твоей щеке. Это твоя кровь. – Он оскалил зубы. – Так что да, ты прав, это дерьмо.

Юнцы завывали до тех пор, пока брат вождя, Сима, не топнул ногой, призывая к тишине. Старшие воины просто ждали.

– Увести его отсюда. Увести прочь. – Сурэн махнул рукой и откинулся в кресле, как будто дело улажено; несколько юношей встали.

Бирмун разглядывал их, зная, что должен нанести удар, чтобы убить первого, кто приблизится, или пропасть. Они смотрели на него и болтали между собой, отпивая из кубков и посмеиваясь, будто все это их забавляло. Ни один не сдвинулся с места, чтобы его увести.

– Я Бирмун, сын Камуки и сын Канита, бывшего вождя Орхуса. – Он шагнул вперед и почувствовал, как дрогнула рука с мечом, но не от усталости. – Я сын убиенного мужчины и брат убиенных мальчиков. Ты задолжал мне кровью, Вождь, и, клянусь всеми богами, ты выплатишь долг.

Он услышал, как встала с места некая женщина, но не взглянул.

Люди в зале Сурэна уже не смеялись, и все их разговоры смолкли.

– Золотарь не может бросать вызов кому бы то ни было. По закону я должен взять этот меч и избить тебя просто за то, что ты держал его.

Бирмун презрительно фыркнул со всей силой, на какую были способны его легкие.

– Возьми его по закону. Избей меня. Ну и какой из тебя мужчина? Я прихожу с клинком и ссу на твою честь; я называю тебя убийцей детей, а ты прячешься за юбками Ордена? Сразись со мной, или я назову тебя трусом.

Некоторые юноши молча прихлебывали из кубков.

Он может велеть им прирезать меня, как дикого пса, подумал Бирмун, но подчинятся ли они?

– Брат, кончай это. Брось его на улице в крови, как его папашу. – Сима встал рядом со своим близнецом и плюнул на пол с отвращением в лице – но, подумал Бирмун, не в глазах. Возможно, он хочет занять кресло брата и надеется, тот будет тяжело ранен или умрет в поединке.

Сурэн пренебрежительно всплеснул руками.

– Разве ты не отказался от своей мести? Разве не брал мои дары и подаяния годами с того дня? Где же в этом честь?

Многие мужчины переводили взгляд со своего вождя на Бирмуна, захваченные незнакомой им историей.

– Мне следовало биться с тобой моими деревянными игрушками, Великий Вождь? – Он помолчал и дал всей своей детской ненависти вырваться на поверхность. – Но спасибо за твои дары. Я поведаю о твоей щедрости, когда твой труп будет сгорать дотла.

Все молчали, не смея кашлянуть, крепко сжимая кубки в руках. Бирмун не глянул на старых вассалов отца. Он не сводил взгляда с вождя.

– Покончи с этим, Сурэн. Воссоедини его с родней в аду.

– Да, убей его! – Один из старших мальчиков рядом с вождем встал. Еще один его сынок, подумал Бирмун, еще один мой сводный брат.

Другие вскочили со скамей и кресел, чтобы подхватить призыв – по большей части юнцы, которые никогда не