Золотой дикобраз - Мюриел Болтон

— Поженились! — эхом отозвалась Анна. — Но это невозможно.

— Неофициально, — добавила Анна-Мария, — до тех пор, пока его брак с Жанной не будет аннулирован. Но тем не менее, — вкрадчиво сказала она, — поскольку король теперь знает, что мы с Людовиком жили, как муж с женой, он, конечно, не захочет жениться на мне.

Анну Французскую раздирали ненависть и ревность. Как смеет эта мерзкая Бретонка стоять здесь так гордо, с распущенными волосами, подбоченясь и вещать, что они с Людовиком любовники.

— Я никогда не поверю в это, — спокойно заявила Анна.

Анна-Мария рассмеялась.

— Вам просто хочется не верить. Но вы знаете, что это правда. Людовик любит меня!

Анна резко отвернулась и сделала паузу, чтобы взять себя в руки. Затем произнесла ровным голосом:

— Независимо от того, правда это или нет, вы все равно выйдете замуж за моего брата.

Анна-Мария была потрясена.

— Я жена Людовика и сама скажу королю об этом.

— Нет. Вы не скажете об этом королю. Он никогда об этом не узнает.

Анна-Мария бросилась к двери.

— Где король? Позовите его сюда!

Анна Французская не пошевелилась. Молча наблюдала она за Анной-Марией, а затем тихо произнесла:

— Хотите знать, где сейчас Людовик?

И замолчала, любуясь смятением на лице соперницы.

— Где он?

— Он по пути в Бурже. Его снова запрут в башне и… в железной клетке.

У Анны-Марии перехватило дыхание. Всю дорогу в Шатобриан, трясясь в карете, она гадала, что случилось с Людовиком. Она потребовала ответа у д’Альбре, но тот молчал. Теперь, глядя в злые глаза своего врага, она знала ответ.

— Вы убьете его?

— Возможно. За предательство.

— Да не предательство всему виной, а твоя ревность. Потому что ты все еще любишь его.

Анна окаменела.

— Швыряй свою идиотскую любовь ему под ноги, но не прикасайся ко мне.

Бретонка понимающе улыбнулась и кивнула.

— Я так и думала. Ты все еще любишь его. Ты не была бы женщиной, если бы смогла так легко его забыть.

— Знаешь что, ты мне надоела. Да если бы это было так, как ты говоришь, да я бы сгорела от стыда не только за себя, но и за всех женщин. Неужели ты думаешь, что у меня не хватит сил погасить в себе любовь, если ее объект недостоин этого? Если ты считаешь, что этого женщина сделать не в состоянии, то, значит, я не женщина.

Она подошла к Анне-Марии вплотную и проговорила, глядя ей в глаза:

— По отношению к Людовику Орлеанскому я испытываю два чувства, но ни то, ни другое — не любовь. Я тоскую по любви, что была между нами, это правда, мне ее не хватает. Но он оказался недостоин моей любви, и я его отвергла.

— Но ты предлагала ему свою любовь, я не сомневаюсь.

— Честь он, видите ли, свою бережет, — неожиданно мягко произнесла Анна. — Его нелепая гордость не признает компромиссов.

Затем гнев стал снова овладевать ею.

— Но воевать гордость ему позволяет. Тут его честь спокойна, когда он видит, как люди превращаются в зверей, как земля и все вокруг рушится по его прихоти. Честь и достоинство! — она уже почти кричала. — А все очень просто — сражайся и убивай, побеждай или умирай, и, если ты умер, значит, не прав. Вот так решаются все проблемы.

Она внезапно оборвала себя.

Анна-Мария задумчиво смотрела на нее.

— Но даже если ты убьешь его, то все равно не спасешь свою любовь. Освободи его!

— Зачем?

— Затем, — Анна-Мария глубоко вздохнула и сказала то, что не могла не сказать, — что я выйду за твоего брата, если ты освободишь Людовика.

Они стояли молча и смотрели друг на друга. Было очень тихо. Затем Анна, глядя прямо перед собой, подошла к столу, что находился в дальнем конце кабинета.

— Вот брачный контракт, подготовленный де Рью. Поставь свою подпись.

Анна-Мария покачала головой.

— Вначале освободи Людовика.

И, поскольку Анна колебалась, она добавила:

— Клянусь своей честью королевы Бретани, что выйду замуж за твоего брата в обмен на свободу Людовика.

Анна Французская метнулась к столу и достала перо с бумагой. Анна-Мария стояла за ее спиной и диктовала условия освобождения. Дату на документе ставить не надо, он должен быть действителен по предъявлению, в любое время. Он должен отменять все предыдущие распоряжения и означать немедленное освобождение Людовика. Анна Французская улыбнулась и послушно написала все это. Поскольку Бретонка все-таки выходит за Карла, то Людовика можно выпустить.

Наконец оба документа были подписаны. Анна-Мария зажала в руке бесценный свиток бумаги.

— Я поеду с этим в Бурже, сама. Прямо сейчас.

Анна Французская покачала головой.

— Ты сделаешь это завтра. А сегодня ты обвенчаешься с французским королем.

Анну-Марию проводили в салон, где ей предстояло нарядиться в свадебное платье. Оно уже было для нее приготовлено. Затем ее представили жениху.

Карл, увидев ее, пришел в восторг.

— Мадам, — заикаясь произнес он, — когда я впервые увидел ваш портрет, то подумал, что в мире нет никого красивее вас на этом портрете. Теперь я вижу, что ошибся. В жизни вы еще прекраснее.

Анна-Мария выслушала этот комплимент без улыбки. Она вспомнила о портретах Карла, которые ей доводилось видеть. Здесь контраст был обратный. Но она была слишком усталой, слишком несчастной, чтобы вести галантные беседы. Стоя рядом со своим большеголовым женихом в маленькой часовне, она содрогалась от отвращения, подумав о нем, как о своем муже. И чтобы как-то успокоить себя, она дотрагивалась до того места, где у нее была спрятана драгоценная бумага. Пусть будет, что будет. Свобода Людовика стоит этого.

При последних словах епископа, объявляющих их мужем и женой, глаза Анны Французской торжествующе воссияли. Муж и жена. Прекрасно. Эта Бретонка никогда уже не станет женой Людовика. Никогда. Анне даже захотелось, чтобы Людовик сейчас присутствовал здесь, на этом бракосочетании. Какое бы это было удовольствие посмотреть на его лицо. Она ликовала еще и потому, что ей удалось обмануть Бретонку. Ну, не то чтобы совсем обмануть. Анна сама не знала точно, что с Людовиком. Д’Альбре сообщил, что два его солдата задержали Людовика. Двух оказалось достаточно, так как они напали неожиданно. Вероятнее всего, он сейчас по пути в Бурже, под стражей, конечно.

Но это было не так. В этот самый момент Людовик неуклюже сползал набок с седла, двигаясь по дороге в Шатобриан. Конь бежал рысью, затем плелся шагом, потом снова бежал, когда Людовик на некоторое время приходил в себя и выравнивался в седле. Он истекал кровью. Она обильно сочилась из двух ножевых ран в спине и боку. Но на его одежде была не только его собственная кровь, потому что он оставил позади одного мертвого солдата, а другого рядом умирать.