Вавилон - Маргита Фигули

— Мы. — с деланным воодушевлением продолжал чужестранец, — мы, сыны порабощенных народов, верим в победу Набусардара. Свое уменье он доказал уже тем, что поймал лазутчика Устигу. Жаль только, что ему не удалось схватить его живым.

— Насколько мне известно, — простодушно заметила Телкиза, — его отнюдь не мертвым доставили к Набусардару. Устига жив и заключен в темницу борсиппского дворца.

Уходя, чужестранец бросил Телкизе в подол несколько золотых монет. Вероятно, он давно уже покинул Священную рощу, когда Телкиза взяла в руку одну монету. Она вертела ее в руках, разглядывая клинопись. И вдруг ее осенило — да ведь это же персидские монеты, деньги царя Кира!

Изумленная и напуганная, она прошептала:

— Неужто это был перс?

Это и в самом деле был перс, Забада, товарищ Элоса. Под видом погонщика, везущего на убранной цветами телеге девушек на празднество очищения, ему удалось пробраться в Вавилон, несмотря на то что ворота города бдительно охранялись. Забаде не терпелось узнать, жив ли его начальник, князь Устига.

Близился смертоносный август, месяц ава.

Воздух все накалялся и накалялся, наконец, свирепая жара стала совершенно нестерпимой. Днем Вавилон вымирал, и лишь по ночам, когда наступала прохлада, на улицах появлялись одинокие пешеходы — главным образом водоносы с тяжелыми металлическими кувшинами. Все живое терзал страх — что, если источники пересохнут и воды не станет? В дворцовых молельнях непрестанно горели светильники и курились кадильницы. Простые смертные полуголыми склонялись ниц перед домашними божками, но молитвы не помогали: десятки родных и близких провожали вавилоняне на кладбища. Мастера, изготовлявшие на берегу Евфрата терракотовые усыпальницы, приостановили работу, и так как умирало множество людей, то возникло опасение, что не хватит запаса глиняных гробов. Хуже всего приходилось караульным, которые должны были неусыпно охранять двести городских ворот. Каждый день уносил несколько солдат, становившихся жертвой палящего солнца. Яростные лучи безжалостно высасывали из них последние жизненные соки и доводили до помешательства. Но невыполнение приказа каралось казнью… Люди с нетерпением ждали конца месяца смерти, а он только еще начинался.

Вавилония казалась погруженной в сон. Всюду царило затишье, все пряталось от огненной колесницы бога Солнца, на которой разъезжал Шамаш; сейчас никто не отваживался поднимать взгляд на его огнедышащий лик.

Из провинций, расположенных южнее Мидийской стены, Набусардару почти не поступало никаких вестей, северные отряды ценой невероятного напряжения проводили подготовку к военным действиям, но о длительных переходах нечего было и думать, учения устраивались попеременно то в огромных описских, то в сиппарских казармах.

Пока страна между Тигром и Евфратом изнывала от зноя и бессилия, на северных ее границах все пришло в движение. Туда подтягивались легионы царя Кира. Многотысячная персидская армия, защищенная ассирийскими горами, стояла наготове, ожидая лишь приказа своего повелителя.

Кир прибыл из Экбатаны, царской резиденции, чтобы лично повести войска на Вавилонию. Однажды он решил проехать берегом канала вдоль северного участка стены.

Стоя в боевой колеснице, он правил четверкой холеных гнедых жеребцов. Дышло, посредине отделанное мозаикой из драгоценных камней, борта колесницы, обшитые золотыми пластинами с изображением боевых сцен, золоченая сбруя, серебряные, усыпанные жемчугом сетки на лбу у коней — все это сверкало под лучами солнца и переливалось всеми, красками.

Справа от Кира стоял воин со щитом, на котором был выбит царский герб. Воин, стоявший слева, держал в руках золоченый лук и стрелы.

Царь, крепко сжимая вожжи, покачивался в такт размеренному бегу коней. Он был красив и статен. Благородством, мужеством светилось его продолговатое лицо, обрамленное недлинной, искусно уложенной курчавой бородой. Усы были сбриты и не скрадывали безукоризненные очертания самоуверенно сжатого рта. Орлиный нос, смоляно-черные, точно прожилки оникса, глаза. Высокий лоб прикрывал шлем с высоким металлическим гребнем. Грудь царя была забрана чешуйчатым панцирем, из-под которого спускались сборчатые рукава рубахи. На поясе висел меч с агатовым эфесом.

Следом за царской колесницей громыхали возки высших и младших военачальников. С обеих сторон кортеж сопровождали лихие всадники. В том месте, где стена была наиболее прочной, Кир остановился, чтобы получше рассмотреть халдейские укрепления. Глядя на воды канала, он задумчиво обратился к своему первому полководцу:

— Тут опаснее всего.

— Да, — кивнул тот, — должно быть, Нинбах, строитель, Мидийской стены, призвал на помощь всю свою мудрость, искусство и опыт.

— Как раз за этим участком стены находится плотина Нагар-Малки. Великолепно придумал Нинбах! Даже если неприятель преодолеет стену, достаточно поднять плотину, чтобы превратить окрестности в огромное озеро и утопить в нем войско врага. Эта коварная плотина внушает мне тревогу.

Полководец ободряюще усмехнулся:

— Царь царей, боги милостивы к тебе, и плотина Нагар-Малки — в руках богов, а не халдеев.

— Год тому назад ты тоже говорил, что боги милостивы ко мне, но едва я решил пойти войной на Вавилонию, как в реке Диале загубили священного коня-альбиноса из упряжки бога Солнца. К чему это привело, ты знаешь. Поход в царство Набонидов пришлось отложить на целый год, ибо войско пало духом, увидев в гибели коня дурное предзнаменование. А момент казался мне самым благоприятным. У Набонида не было армии, ему нечем было защищаться.

— Положись на богов, — изрек маг, сопровождавший Кира во всех его странствиях, — боги благоволят к тебе. Вчера, свершая обряд богослужения, я воззвал к таинственному будущему, и оно открыло мне, что тебе суждено ступать по дну глубокой реки, которую ты спустишь в каналы. Когда это случится — ты победишь.

На губах Кира мелькнула усмешка, царь недоверчиво посмотрел на мага.

Сколько раз его заклинания и пророчества оборачивались ложью! Теперь он предсказывает, что его царь ступит по дну безводной реки. Легко предсказывать, когда дело сделано.

— Говорю тебе, царь царей, сын Камбиза, который был сыном храброго Куруша, внуком победителя Сисписа, зачатого семенем Ахеменида, говорю тебе только то, что открыло мне будущее.

— Я понимаю, куда ты клонишь. Я никогда не был тугодумом. Ты хочешь внушить мне, будто мы отложили поход в Вавилонию по воле провидения. Теперь провидение снова повторяет сказку о реке, благосклонно усматривая в ее осушении предвестие моей победы.

— Истинно, царь царей, — кивнул ученый муж, — реку Диалу ты спустил в бесчисленные канавы, поклявшись обмелить ее за гибель коня. В течение лета твое войско выкопало канавы и водоемы и, верша суд над коварной рекой, спустило воду настолько, что обнажилось песчаное дно. И ты перешел по нему с берега на берег, ты совершил это, могущественный и великий, но от тебя осталось сокрытым, что это было знамением твоей победы.

При последних словах мага военачальники воскликнули:

— Благословенны боги, указующие стезю земным властелинам!

Первый полководец добавил:

— Тебе суждено победить, и нам вместе с тобою!

— Не следует переоценивать ни себя, ни могущество богов, — сдержанно заметил Кир, доставая из висевшего на поясе, расшитого жемчугом чехла подзорную трубу, которую не так давно прислал ему в дар фараон Амазис. Египетский владыка прислал ее с обещанием не помогать Вавилонии, если Кир заверит его, что не нарушит границ Египта.

Поднеся трубу к глазу, царь продолжал:

— С рекой Диадой все было не так. Я не суеверен и не придаю значения приметам. Я не мстителен и не стал бы наказывать реку за то, что в ее волнах утонул священный конь.

Он прищурил глаз и стал обозревать халдейские укрепления.

— Я повелел осушить реку Диалу с единственной целью — занять солдат до будущего похода. Других целей я не преследовал, толковать это по-иному значит грешить против истины.

— Именно так, — заметил один из полководцев с лицом, покрытым неизлечимыми лишаями.

— Твоя отвага, властелин мира, вселяет отвагу в твое войско.

— Царь, который переходит реки в брод, — воспрянул маг, — сильнее и выше того царя, который предпочитает их обходить…

— О! — воскликнул вдруг Кир, жестом прервав их разглагольствования. — Погодите!

Он опустил подзорную трубу и обвел взглядом обступивших его соратников.

— В чем дело, ваше величество? — осведомился первый полководец.

— Представьте, — благодушно улыбнулся царственный Кир, представьте — в эту трубу и впрямь видно куда лучше!

И он дал каждому взглянуть на стену Навуходоносора, по которой расхаживали часовые.

— Вот чудеса! — выдохнул маг.