М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников - Максим Гиллельсон

и вдруг все становится мрачно, все ожидания падают,

как здание, выстроенное на песке. Безвременная насиль­

ственная смерть заканчивает всю эту великолепную

картину, невольная злоба наполняет душу н а ш у , — зло­

ба на общество, не сумевшее оградить своего певца,

злоба на презренные орудия его гибели, злоба на мер­

завцев, осмелившихся ей радоваться или холодно встре­

чать весть, скорбную для отечества. И только после

долгого озлобления, после долгих уверений самого себя

в невозвратимости утраты дух наш успокаивается. Мы

принимаем то, что дано нам, снова дивимся песням

безвременно погибшего юноши и, проклиная лиц, допу­

стивших его п о г и б е л ь , — все-таки с гордостью убеж­

даемся, что «не бездарна та природа, не погиб еще тот

край», где при стечении самых неблагоприятных слу­

чайностей, при полной неспособности общества ценить

325

людей, его возвеличивающих, — все еще появляются

личности, подобные поэту Лермонтову.

В издании, принадлежащем С. С. Дудышкину и те­

перь нами разбираемом, нет биографии Лермонтова, нет

даже материалов для его биографии. В этом отношении

винить издателя невозможно, для полного жизнеописа­

ния еще не пришло время, материалов же готовых

слишком мало, неизданных же, может быть, и довольно,

но все они раскиданы по рукам людей, весьма мало

заботящихся о литературе. Жизнь Лермонтова не была

скупа событиями, но многие слишком интимные ее под­

робности, касаясь людей живых или еще недавно умер­

ших, не могут принадлежать печати. Поэт имел, как

говорят люди, его знававшие, небольшое число страст­

ных привязанностей, имевших решительное влияние на

его жизнь, касаться их невозможно, когда еще живы

женщины, ценимые им выше всего на свете. Умея лю­

бить, Лермонтов был и тем, что Байрон называет a good

hater, то есть человек, умевший ненавидеть глубоко.

Друзей имел он мало и с ними редко бывал сообщите-

лен, может быть, вследствие детской привычки к сосре­

доточенной мечтательности, может быть, потому, что их

интересы совершенно рознились с его собственными. На

переписку был он ленив, и хотя, соприкасаясь <со> всем

кругом столичного и провинциального общества, имел

множество знакомых, но во всех сношениях с ними дер­

жал себя скорее наблюдателем, чем действующим ли­

цом, за что многие его считали человеком без сердца.

Не надо забывать и влияния Байрона, и многих афориз­

мов из «Героя нашего времени» — для оценки Лермон­

това как человека. По натуре своей горделивый, сосре­

доточенный, и сверх того, кроме гения, отличавшийся

силой х а р а к т е р а , — наш поэт был честолюбив и скрытен.

Эти качества с годами нашли бы себе применение и вы­

яснились бы в нечто стройно-определенное, — но при

молодости, горечи изгнания и байроническом влиянии

они, естественно, высказывались иногда в капризах, ино­

гда в необузданной насмешливости, иногда в холодной

сумрачности нрава. Вот причина противоречащих отзы­

вов о Лермонтове как о человеке и, может быть, той не­

охоты писать о нем, какую не раз мы сами подмечали

в лицах, имевших кое-что сказать о Лермонтове. Между

всеми теми, которых мы в разное время вызывали на

сообщение нам воспоминаний о поэте, мы помним только

одного человека, говорившего о нем охотно, с полной

326

любовью, с решительным презрением к слухам о дур­

ных сторонах частной жизни п о э т а , — но и он все-таки

решительно отказался набросать хотя несколько заме­

ток о своем покойном друге, отговариваясь ленью

и служебными делами. Мы должны прибавить, что

последняя причина была уважительна, наш приятель

собирался в экспедицию, где и положил свою голову 3.

Дружеские отношения его к Лермонтову были несом­

ненны. За день до своего выступления из города <Пяти-

гор>ска, где мы сошлись с л у ч а й н о , — он, укладываясь

в поход, показывал нам мелкие вещицы, принадлежав­

шие Лермонтову, свой альбом с несколькими шуточ­

ными стихами поэта, портрет, снятый с него в день

смерти, и большую тетрадь в кожаном переплете, на­

полненную рисунками (Лермонтов рисовал очень бойко

и недурно). Картинки карандашом изображали по боль­

шей части сцены кавказской жизни, стычки линейных

казаков с татарами и т. д. Кой-где между ними были

еще стихи — отрывки из известных уже произведений да

опять шуточные двустишия и четверостишия, относя­

щиеся к каким-то неизвестным лицам и не имеющие

другого значения 4.

Так как, пользуясь правами рецензента, мы наме­

рены передать читателям кое-что из изустных расска­

зов приятеля Л е р м о н т о в а , — то не мешает предвари­

тельно сказать два слова о том, какого рода человек

был сам рассказчик. Он считался храбрым и отличным

кавказским офицером, носил имя, известное в русской

военной истории; и, подобно Лермонтову, страстно

любил кавказский край, хотя брошен был туда не по

своей охоте. Чин у него был небольшой, хотя на лицо

мой знакомый казался очень стар и и з д е р ж а н , — това­

рищи его были в больших чинах, и сам он не отстал бы

от них, если б в разное время не подвергался разжа­

лованию в рядовые (два или три р а з а , — об этом спра­

шивать казалось неловко). Должно признаться, что

знакомец наш, обладая множеством достоинств, храб­

рый как лев, умный и приятный в сношениях, был

все-таки человеком из породы, которая странна и даже

невозможна в наше время, из породы удальцов, воспе­

тых Денисом Давыдовым и памятных, по преданию, во

многих полках легкой кавалерии. Живи он в двенадца­

том году, при широкой дороге для военного разгула

и дисциплине, ослабленной необходимостью, его про­

славляли бы как рубаку и, может быть, за самые шало-

327

сти его не взыскивалось бы со строгостью, но при мире

и тишине дела шли иначе. Молодость его прошла

в постоянных бурях, шалостях и невзгодах, с годами все

это стало реже, но иногда возобновлялось с великой

необузданностью. Но, помимо этих периодических

отклонений от общепринятой стези, Д<орохо>в был

человеком умным, занимательным и вполне достойным

заслужить привязанность такого лица, как Лермонтов.

Во все время пребывания поэта на Кавказе приятели