Хранитель забытых тайн - Кристи Филипс

— Доктор Стратерн, мне кажется, вот этот знак на теле сэра Генри не крест, а буква «Т». А вот этот на теле моего отца — буква «Р». И у нас получается какое-то слово, точнее, начало слова. «Р-О-Т-I». Совершенно очевидно теперь, что это латинское слово «potio», что значит «яд».

Эдвард кивает, соглашаясь с ее догадкой, но потом озадаченно вскидывает голову.

— Однако если убийца пытается скрыть правду, зачем тогда сам намекает на то, как была убита принцесса?

— Тот, кто совершил эти гнусные деяния, по-видимому, не отличается здравым умом, — говорит Анна, — И я начинаю подозревать, что это не мужчина.

— Не мужчина? — усмехается Эдвард.

— Это мадам Северен, — продолжает Анна, — Когда я только приступила к лечению Луизы де Керуаль, поведение ее мне показалось очень странным: она боялась, что мадемуазель будет отравлена.

— Еще бы ей не бояться. Один раз она уже видела, как умерла ее госпожа.

— Но она сама проверяла мои лекарства, и я убедилась, что с ядами она обращаться умеет.

Анна умолкает на минуту, словно вспоминая кое-что еще.

— А помните, как на балу я потеряла сознание? Раньше я думала, что это от лауданума. Но ведь ни прежде, ни потом он на меня так не действовал. И еще я припоминаю, что вино показалось мне странно горьковатым.

— Вы думаете, она подсыпала туда яду? — спрашивает Эдвард.

— Не знаю наверняка, но у нее была такая возможность, — качает головой Анна, — С той самой минуты, как я с ней познакомилась, я сразу поняла, что ей доверять нельзя, во всем ее облике есть нечто зловещее. Да вы ведь и сами говорили, что у сэра Грэнвилла в тот вечер была женщина.

— Возможно, сообщница, но только не убийца. Если бы вы видели, что стало с моим бедным дядюшкой, ни за что бы не поверили, что на такое способна женщина.

— Вы идете против заповедей своей науки, — напоминает ему Анна. — К сэру Грэнвиллу пришла какая-то женщина, а потом он был найден мертвым. Какой напрашивается вывод? Во всяком случае, нельзя недооценивать точку зрения, согласно которой женщина тоже может быть убийцей. Я бы не стала сбрасывать мадам Северен со счетов.

— Но как это можно доказать? — спрашивает Эдвард.

— Мне приходит в голову только один способ. На все наши вопросы может ответить только сам лорд Арлингтон.

— Но вы же сами сказали, что связываться с этим человеком опасно.

— Но если этого не сделать, мы никогда не докопаемся до истины.

— Я согласен с Анной, — вмешивается доктор Сайденхем. — Вы должны с ним поговорить. Кстати, мне пришло на ум, что есть еще одна причина поступить именно так. В слове «potio» пять букв, на руке пять пальцев. Я думаю, убийца намеревается нанести еще один удар.

— Но как можно обвинять лорда Арлингтона в заговоре с целью скрыть факт убийства сестры короля? Мы рискуем тем, что нас всех посадят за решетку, — говорит Эдвард.

— Я думаю, есть какой-нибудь способ найти к нему подход, — говорит доктор Сайденхем, вертя в руке бумагу доктора Брискоу, — Однако ни на минуту не забывайте о том, что вы подвергаете себя величайшему риску.

ГЛАВА 41

— Сэр Грэнвилл убит?

Холодный взгляд Арлингтона скользит от Эдварда к Анне и обратно.

— Прошлой ночью, — твердо отвечает ему Эдвард. — В своей постели.

Они разговаривают в пышном кабинете министра. Это воплощение представлений государственного чиновника о том, что такое роскошь: стены отделаны красным деревом, толстые французские ковры на полу, в которых утопают ступни ног, такие мягкие, что ступать по ним — одно удовольствие. Окна в кабинете задрапированы плотными шторами, и свет дают только две свечи, которые вносит секретарь всесильного министра. В огромном камине тлеют красные уголья.

Анна внимательно наблюдает за лицом Арлингтона. Она знает, что он искусный лицедей, но всех своих чувств не может утаить даже этот человек. Под бесстрастной маской она отчетливо видит настороженную подозрительность, неуверенность и даже страх. Похоже, он действительно ничего не знал о гибели сэра Грэнвилла, но видно, что эта новость не явилась для него полной неожиданностью.

— Мой отец, мистер Осборн, сэр Генри, а теперь вот сэр Грэнвилл, — говорит Анна. — Как по-вашему, лорд Арлингтон, что у всех этих людей могло быть общего?

— Понятия не имею, — равнодушно отвечает он.

Он поправляет бархатный воротник расшитого золотом халата, потом подносит ладонь к парику, видимо, надетому в спешке, и поправляет и его.

— Мне, конечно, грустно слышать о том, что случилось с вашим дядюшкой, доктор Стратерн, но ни один человек, господа, какое бы важное дело у него ни было, не имеет права беспокоить меня в этот поздний час. И только из уважения к покойному я позволил себе прервать мое уединение, которое для меня свято, и встретиться с вами. А теперь самое время пожелать друг другу доброй ночи.

Он делает шаг в сторону двери, ведущей к его личным покоям, но Эдвард преграждает ему путь. Чтобы добраться до министра, доктору Стратерну уже пришлось угрожать секретарю Арлингтона физической расправой, и теперь он готов без малейших колебаний применить аналогичный способ убеждения даже к высшему чиновнику государства, как бы ни было это безрассудно.

— Все убитые присутствовали во дворце Сент-Клод в ту ночь, когда умерла принцесса Генриетта Анна, — говорит Эдвард. — Кстати, вы сами там были тоже.

— Интересно, откуда вы это знаете?

Министр кривит губы так, словно в рот ему попало что-то кислое.

— Я тоже там был, милорд.

Арлингтон снова переводит взгляд с Эдварда на Анну и обратно, словно пытаясь понять, что в точности им известно, и размышляя, что им ответить.

— Одно мое слово, — он кивает головой на дверь, ведущую в кабинет секретаря, — и вас обоих прямиком отсюда отправят в Тауэр.

— Мы об этом прекрасно знаем, сэр, — говорит Эдвард. — Но сначала, почему бы вам не уделить нам несколько минут вашего драгоценного времени?

Арлингтон скептически качает головой.

— А мне-то от этого какая польза?

— Это может спасти вам жизнь.

Министр смотрит на него с недоверчивой усмешкой, словно ему совершенно все равно, что они собираются ему сообщить, но, в конце концов, решает-таки их выслушать. Продиктовано ли его решение личным интересом или политической целесообразностью, Анна решить не может.

— Ну хорошо, — сердито бросает он наконец и, протянув большой палец к горящей свече, ногтем делает на ней отметину, на полдюйма ниже пламени, — Пока свеча не догорит до сих пор, у вас есть время.

Анна бросает взгляд на Эдварда, и он кивает, уступая ей инициативу.