Хранитель забытых тайн - Кристи Филипс

Анна сидит на полу спальни, окруженная стопками бухгалтерских книг в кожаных переплетах и пожелтевших бумаг; она читает записи отца: его размышления о медицине и ее проблемах, анализ собственных наблюдений.

Мистер Сэдлер, возраст 60 лет, тяжелый кашель, дыхание затруднено, отвращение к мясу. Назначено лечение… Леди Грин, ярко выраженные симптомы цинги, несварение желудка, меланхолия, подозрительность… Агнес Барнес, девочка шести лет, страдает падучей, в результате консилиума было назначено…

Записки весьма поучительны и полезны, но того, что она ищет, в них нет. До сих пор она не нашла ни слова ни о сэре Генри, ни о мистере Осборне, ни о том времени, когда отец был во Франции и ухаживал за больной Генриеттой Анной.

На лестничной площадке слышны шаги. Это Эстер.

— Входи, Эстер, — кричит она, не дожидаясь, когда та постучит.

Эстер неуверенно застывает на пороге.

— К вам гость, мэм, — говорит она, опустив глаза.

С тех пор как от них ушла Люси, Эстер места себе не находит от горя. Да, они часто ссорились, как правило по пустякам, но она любила Люси, они с ней были как сестры, и когда Люси сбежала с парнем, который нравился самой Эстер, бедняжка расценила это как двойное предательство. Анна пытается подбодрить девушку или хотя бы утешить, подсовывая ей разные вкусности: засахаренные сливы, апельсины, шоколад, а если девушка не в настроении, ей даже разрешается не исполнять своих ежедневных обязанностей по дому и даже пропускать занятия. Миссис Уиллс беспокоится, как бы такое потворство не привело к худшему, но Анна не выносит печального вида Эстер. Увы, бедной девушке, кажется, ничто не помогает.

— Кто?

— Доктор Стратерн, мэм.

От одного этого имени у нее дух захватывает. Прошла всего неделя с тех пор, как они в последний раз виделись, когда она попросила не приходить к ней больше. Почему он пренебрег ее просьбой? Тоненький голосок в душе нашептывает: а вдруг он разорвал помолвку? — но она прекрасно понимает, что это бредни и слушать их не стоит. Любая надежда приведет лишь к разочарованию.

Она спускается вниз. Прервав внимательное изучение каминной полки и гобелена, купленного родителями много лет назад, еще во Франции, он оборачивается к ней. Одет он почти так же, как и в последнюю встречу: без парика, в повседневном камзоле и штанах, шея повязана простым, без узоров, платком.

— Миссис Девлин, — взволнованно говорит он, когда она подходит ближе, — я бы не нарушил ваше уединение, если бы не вопрос чрезвычайной важности.

Лицо его мрачно, под глазами темные круги. Анна сразу понимает, что визит его не продиктован романтическими причинами, лицо его выражает такое страдание, что ей не до разочарования.

— Что случилось, доктор Стратерн? В чем дело?

— Убит мой дядюшка, — говорит он тихо, но не настолько, однако, чтобы она безошибочно не почувствовала в его голосе гнева.

— Когда?

— Прошлой ночью. Он был в своем доме, даже в своей спальне.

— Примите мои соболезнования.

Анна качает головой, она явно озадачена.

— Впрочем, в такой ситуации слова не имеют смысла. Прошу вас, сядьте. Вы плохо выглядите.

— Благодарю вас.

Он рассеянно усаживается на один из свободных стульев и озирается, словно только сейчас понимает, где он находится.

— Мне кажется, я не вполне отдавал себе отчет, что со мной, пока не увидел вас. Все утро я занимался… о, как это ужасно…

Он умолкает, не желая обременять ее подробностями происшедшего, но по плотно сжатым, побледневшим губам она понимает, что они все еще свежи в его памяти.

— Одно дело приводить в порядок тело умершего незнакомца, и совсем другое — близкого родственника. Особенно если он зверски убит.

Он вздыхает и качает головой.

— В общем, миссис Девлин, сначала был ваш отец, потом сэр Генри, за ним мистер Осборн, а теперь вот сэр Грэнвилл.

— Он что, убит точно так же?

— Боюсь, что да. Хотя, я думаю, сначала его удавили, чтобы не слышно было криков.

Анна вздрагивает. Сэра Грэнвилла она не очень-то жаловала, но дикого, жестокого убийства она не пожелала бы никому. Она еще раз хочет выразить свои соболезнования, но, похоже, в этом нет необходимости. Доктор Стратерн и так знает, что она, как никто другой, понимает, что он теперь чувствует. Возможно, именно поэтому он и явился сюда.

Она идет на кухню и просит миссис Уиллс приготовить поесть и подать на стол вино. Когда возвращается, Эдвард уже встал и расхаживает по комнате.

— Доктор Стратерн, прошу вас, сядьте. Не надо так себя терзать, вам нужно отдохнуть.

— Какой сейчас может быть отдых? Надо немедленно что-то делать… только вот в голову не приходит, что именно.

— Вы уже сообщили констеблю?

— А зачем? Чем он может помочь? Здесь не поможет и вся королевская стража. Вспомните, что случилось после гибели сэра Генри: повесили совершенно невинного человека!

— Ну, это еще не доказано. Разве можно быть в этом уверенным?

— Если вы не уверены, то я совершенно уверен. Единственный способ докопаться до истины — самим заняться поисками ее. Словом, я пришел к вам не просто так: скажите, вы нашли что-нибудь в бумагах вашего отца?

— Я просматривала их, но пока ничего не обнаружила.

Эдвард снова садится и, сокрушенно вздохнув, откидывается на спинку стула.

— Я был уверен, что там должно быть хоть что-нибудь о той ночи в Сент-Клод.

— Ничего, ни полслова. Ни о принцессе, ни о том времени, когда он ее пользовал.

— А вам не кажется это подозрительным?

— В данных обстоятельствах, да, кажется.

Он смотрит на свои руки, сплетает пальцы и задумчиво вертит двумя большими. Потом снова поднимает глаза: в них светится новая надежда.

— Ваш отец вел с кем-нибудь постоянную переписку?

— Да, со многими людьми.

Она вдруг понимает, куда он клонит.

— Но я не представляю, кто из них мог быть связан с теми событиями.

Входит Эстер с подносом, на котором лежит хлеб, сыр, нарезанное мясо и графин с красным вином. Она ставит его на стол между ними и перед тем, как поспешить обратно на кухню, делает обязательный книксен.

Эдвард провожает ее взглядом до двери.

— От Люси никаких известий?

Анна печально качает головой.

— Увы, ничего.

— Вы пытались еще раз отыскать ее?

— Мы расспросили всех, кто живет поблизости, но никакого толку. А что еще можно сделать, я ума не приложу. Люси — взрослая девушка, она может распоряжаться собой, как хочет. Она ничего не украла, взяла с собой только то, что принадлежало ей. У меня нет ни законных, ни моральных оснований, чтобы помешать ей делать то, что она считает нужным. Но нам без нее нелегко. Мать спрашивает о ней каждый день. И я так за нее тревожусь: Люси еще совсем молода и совсем не так опытна в жизни, как она сама думает.