Первый. Бывший. Единственный - Татия Суботина

хмыкнула. Впрочем, продолжения провокации не последовало, дальше разговор повернул в мирное русло.

Ужин прошел прекрасно: еда была вкусной, а беседа необременительной и интересной. Я настолько расслабилась, что не заметила, когда стала клевать носом прямо в тарелку. Зато встрепенулась, стоило Дубравину взять меня на руки.

– Куда?

– В постель, – ответил мужчина. – Или ты предпочитаешь спать за столом?

– Не надоело еще таскаться? – смежила веки я.

– Не дождешься, – выдал он моей же любимой фразочкой. – Спи.

– Спасибо за ужин, – сонно поблагодарила я бывшего, сопротивляться усталости просто не осталось сил. – Захлопни за собой дверь.

Я не запомнила, как моя голова коснулась подушки, похоже, уснула еще на подлете. А посреди ночи проснулась от невыносимой жары, точно меня поместили в печку.

Я попыталась выбраться из этого горячего кокона, но обнаружила, что не могу пошевелить ни руками, ни ногами.

– Спи, еще очень рано, – проворчал мужчина мне в макушку.

– Дубравин?! – шикнула я.

– Ты ждала кого-то другого? Придется довольствоваться мной, милая. Спи.

Он крепко опутывал меня своим телом, держал в теплом и ласковом коконе объятий, из которых мне не хотелось выбираться, но гордость и дух противоречий…

Ох уж эта вездесущая гордость!

– Кажется, я попросила захлопнуть за собой дверь, а не лезть в мою постель.

– Ты заразила меня вирусом сна, у меня просто не осталось сил, чтобы ему сопротивляться. К тому же я устал, когда готовил ужин и убирал его последствия. Неужели я не заслужил крохотного места на твоей кровати?

– Интересная у тебя логика, – фыркнула я. – Дай воды напиться, а то так кушать хочется, что переночевать негде?

Я откинулась назад, задрала голову, хотя в кромешной тьме все равно ничего толком разглядеть не получалось, и тут же была отвлечена поцелуем. Страстным, желанным, нежным.

Поцелуем, в котором с удовольствием потеряла себя же.

Я плавилась в руках Дубравина, словно мороженое на летнем солнышке. Бесстыдно нежилась от ласк желанного мужчины и совершенно забыла о собственных протестах, которые рьяно озвучивала совсем недавно.

Женская гордость? Нет, не слышала.

Похоже, она заткнулась под напором вырвавшихся из-под контроля чувств. Слишком долго я сдерживала их внутри, вот они и прорвали плотину моей выдержки, грозясь снести на своем пути все, что только попадется. И меня в том числе.

Да я и не особо противилась.

В этой игре я готова была стать ведомой и ведущей, дарящей и принимающей, лишь бы вновь напиться от того источника, к которому сама себе сожгла мосты однажды.

Совсем скоро я перехватила инициативу и очнулась, когда Дубравин сжал мои руки.

– Остановись, Васенька.

– Что? – не поняла я.

– Сегодня мы дальше не пойдем, – хрипло выдал мой бывший муж.

Сказать, что я оторопела, – это ничего толком не сказать.

– В смысле?

– Я не хочу, чтобы ты завтра пожалела о случившемся.

– Какого мужика когда-то останавливали женские сожаления? – возмутилась я.

– Того, кого интересуют долгосрочные цели, а не быстрые победы, – ответил Дубравин, отчего мне захотелось его укусить.

Неудовлетворенность – страшный дикий зверь, похуже ПМС.

– Долгосрочные цели? Пф-ф! А не ты, милый, предложил мне фиктивный брак с приятными бонусами?

– А ты согласна? – заинтересовался мужчина.

– И где здесь мои бонусы? Птичка обломинго в их ряды никак не вписывается.

– Горячая ты женщина, Васенька, всегда об этом знал, – рассмеялся он и поцеловал меня в шею. – Не кипятись, родная. Будут тебе бонусы, когда брак заключим. Самый настоящий.

Я заглянула Дубравину в лицо, чтобы проверить, он ли там был, вообще, или кто-то другой. Вблизи, когда глаза привыкли к темноте, уже можно было разглядеть общие знакомые черты, хотя выражение – все еще нет.

– Какой брак?

– Самый настоящий. По закону и перед Богом. Мы с тобой не венчались, думаю, стоит это исправить.

Я приложила ладонь ко лбу бывшего.

– Ты больной?

– Понимаю твой скепсис, но лучше я заранее раскрою свои карты, чтобы ты успела как следует подготовиться и справиться с потрясением, чем поставлю тебя перед фактом нашего неизбежного воссоединения. И в горе, и в радости, помнишь?

– Значит, с ума сошел, – постановила я. – Или одержимый. А может, ты сидишь на чем-то запрещенном?

– Вообще-то это ты, милая, плотно так сидишь на…

– Дурак! – стукнула я его кулаком в грудь и попыталась освободиться, но куда там…

– Не отрицаю, Вася. Можешь как хочешь меня называть, но это не отменяет факта, что ты до сих пор любишь меня. Как и я тебя.

– Пф-ф! Совсем спятил? О какой любви вообще может идти речь, когда мы друг другу жизни сломали и не пожалели перемолоть нашу семейную лодку под жерновами реальности?

– А теперь все восстановим. По крупицам, – серьезно заявил Дубравин. – Ради нас. Ради Русланы. Ради того времени, которое у нас еще есть, и наверстывая все то, что мы уже потеряли.

– Еще пару дней назад ты совсем иначе пел, – прищурилась я. – Что ты задумал, Дубравин? Какую игру затеял?

– Самую важную в своей жизни, – ответил он. – Я хочу вернуть все то, чего однажды имел неосторожность лишиться. Тебя, Вася. Свою семью. Веришь?

– Нет, – тут же брякнула я. – И что ты будешь с этим делать?

– Заново добиваться доверия. Я терпеливый.

– Ты просто упрямый, как осел. Ослище!

– Значит, мы отлично подходим друг другу, моя ослица, – хмыкнул он.

– Еще и наглый до невозможности, – закатила глаза я. – Уходи, Дубравин. Я в свою кровать тебя не приглашала!