Чернила и перья - Борис Вячеславович Конофальский

пили почти молча. А ещё казалось ему, что супруга, слушая его рассказ уже не первый раз, всё равно слушает с интересом, к тому же поглядывает на мужа, а потом и на иных дам, собравшиеся за столом. И казалось ему, когда он глядел на жену, что при всей её строгости, к которой сподвигало её платье, она ещё и немного поджимала губы в попытке скрыть улыбку удовольствия. Да, она была горда тем, как слушают её мужа. В этом не было сомнения: да, вот он каков, и это мой супруг, Богом наречённый. И если бы не эта малозаметная мелочь, во всё остальном Элеонора Августа в своём строгом платье и белоснежном чепце замужней женщины была просто идеальна в этот вечер. Она гордилась мужем, а муж был доволен своею женой.

Обед у него сегодня был нехорош, а поужинать он и не смог толком, три перемены блюд прошли перед ним, а он и не распробовал ничего, только вино пил. А иначе как? Не говорить же ему с набитым ртом. Тут уже и сыры со сладостями понесли.

«Вот и поужинал».

И герцогиня и говорит ему:

- Мы знаем, барон, что вы пристрастились к питию кофе. Я велела к ужину его варить.

- А где же вы пристрастились к тому? – на правах знакомой интересуется у него Генриетта Розен фон Голдеринг.

- В южных землях, добрая госпожа; по молодости воевал там много и в портах видал магометан и сарацинов, что его варили. Они угощали всех, кто хотел пробовать.

- Вы в южных войнах участие принимали? – вдруг спрашивает у Волкова принц.

- Пришлось, - отвечает генерал.

- Наверно, было весело? – догадывается один из друзей молодого герцога.

- И весело, и трудно, - отвечает генерал. – Но я тогда был в ваших летах, посему трудности переносил легко. Может, от того у меня про те времена больше воспоминаний добрых, чем худых.

Казалось бы, перекинулись парой фраз, и всё. Дамы и господа стали выходить из-за стола, чтобы освежиться и сделать променад перед кофе со сливками. И генерал прошёл до уборной, но… на выходе его ожидал Георг Альберт фон Мален, принц Ребенрее.

И он сразу заговорил с Волковым без обиняков:

- Барон, в людях, подобных вам, я вижу настоящее неустрашимое рыцарство. Молодёжь, мои сверстники, кичатся победами на турнирах, бахвалятся при дамах, кто кого с коня спихнул, а уж ежели кто из них бывал на дуэли, так тот вообще полагается неслыханным героем. Но истинные герои – это люди, такие как вы. Ах, как жаль, что их немного при дворе.

Волков и не нашёлся, что сказать ему. Он немного растерялся и, лишь поклонившись принцу, ответил:

- Признание молодёжи – наиценнейшая похвала из всех. Старикам так тяжко сыскать уважение у молодых.

- Это не похвала, барон, - твёрдо заметил молодой человек. – Кто я такой, чтобы хвалить рыцаря, подобного вам? Я просто выразил своё восхищение. А ещё… - тут он глубоко вздохнул, словно готовился сказать что-то трудное. – Я возмущён тем отвратительным… той мерзостью, что произошла в Малене, – он пристально смотрит на Волкова и продолжает: – То нападение на графа и графиню Маленов вызывает только злость, злость и презрение к осмелившимся так поступить. Все, уверяю вас, все благородные люди земли на стороне юного графа, на вашей стороне, барон.

Принц говорил это с той горячностью, что присуща только молодым людям, с той пылкостью, которая идёт рука об руку с неподдельной юношеской искренностью.

- Благодарю вас за эти слова поддержки, принц, – Волков опять ему поклонился. – Надеюсь, так думаете не только вы, но и мой сеньор.

- Я уже доносил до батюшки мысли свои и всех молодых рыцарей земли Ребенрее на сей счёт. И опять скажу ему о том, как только он вернётся.

- Я буду вам благодарен, – произнёс генерал, думая, что на этом разговор и закончится. Но он ошибся, так как Георг Альберт продолжил:

- Я бы хотел написать графине. Но, кажется, она покинула Ребенрее.

«Ах ты хитрый сопляк! Вот, оказывается, из-за чего ты начал весь этот разговор про доблесть и рыцарство!».

- Да, после случившегося, пока я был по просьбе герцога в Винцлау, графиня с графом, не имея здесь иного защитника, были вынуждены бежать в Ланн.

- Да-да, я слышал о том, – говорит принц. – И я бы хотел ей написать. Но, кажется, она не оповестила никого о месте проживания. Может, ей просто написать на почту в Ланн?

Вот чего бы барону точно не хотелось, так чтобы его распутная «сестрица» продолжала кружить голову этому мальчишке.

- Она женщина и разумно предполагает, что убийцы могут пойти по её следу, – Волков развёл руками. И продолжил врать: – Посему и никому не сообщает о своём жилище.

- Но я же не враг… - начал принц говорить с прежней страстью. – Я самый преданный из её друзей. Если будет надобно, я готов с оружием встать на её защиту.

«О, с оружием… Ишь как тебя распирает. Видно, эта курица приманила сопляка отваром Агнес. И дала ему. Вот дрянь… Всё это она сделала в отместку герцогу за отставку! И вот что теперь получается. Нет, нельзя этому дуралею давать её адрес. Он ещё в Ланн кинется её охранять. И будет её охранять, от удали молодецкой, с утра до вечера… В её постели. А от этого герцогиня совсем взбесится, и обер-прокурору и подлецу епископу Вильбурга будет при дворе полное раздолье. Нет, так и феод потерять недолго. Нет, никаких сношений меж юным принцем и распутницей графиней быть не должно. Даже письменных. Господи, ещё одна головная боль, будто других мне было мало».

И он говорит принцу:

- Что ж, я думаю, добрые слова и поддержка как никогда нужны перепуганной женщине, вот только она проживает где-то у архиепископа. Но вы можете писать моей племяннице Агнес Фолькоф на почту Ланна. Она непременно передаст графине ваше письмо.

- Ах вот как? – было видно, что это было не совсем то, на что рассчитывал молодой человек. Но делать ему было нечего. – Что ж, напишу вашей племяннице, барон.

- Да, пишите, она надёжный человек и передаст ваши письма графине непременно, можете в том не сомневаться даже.

***

Многим, кто пробовал его первый раз, кофе по душе не пришёлся, то и понятно; но все