Белое с кровью - Кристина Робер

до тех пор, пока мне не пришлось уехать на окраину, в городок, о существовании которого я и не подозревал до тех дней. И именно там случилось самое страшное из того, что когда-либо могло произойти со мной.

Долохов скрестил пальцы в замок и закрыл глаза. Ника сверлила его взглядом, гадая, актерствует ли он или действительно переживает свой рассказ.

Дура ты, что ли? У такой мрази не может быть чувств.

– Место было очень странным: вроде все как на ладони, но нет-нет – да и обнаружишь новый поворот. Вроде чистое, но в каком-то углу да затаится куча мусора. И люди там были очень странные: смотришь на человека – улыбается, смотришь еще раз – а он уже расстроен. И вроде глаза его видишь, а взгляд поймать не можешь. Я туда приехал с самым коротким контрактом за десять лет службы, взял всего одного человека, думая, что быстро справлюсь и уйду в отпуск. Мирта – так ее звали. Она была в базе смертников около четырех лет за то, что тайно общалась с одним магом и брала у него уроки зельеварения. У нас это считалось противозаконным. Хоть в ее роду и были ведьмы, сама Мирта магией не обладала и приравнивалась к простому смертному, а чтобы простой смертный мог обучаться магии, он должен был получить специальное разрешение от правительства и в случае положительного ответа каждый месяц проходить комиссию на предмет оценки уровня своей магической активности. А Мирта ничего этого не сделала. Скрывалась долгое время, переезжая с места на место, но, судя по тому, как легко мне удалось ее найти, до меня ее просто никто не искал: дело плевое, денег мало – ну кому она нужна.

Я приехал снежным вечером перед праздниками и остановился на постоялом дворе с маленьким кафе на первом этаже. Туда я и отправился. Знаешь, давно я не чувствовал такого умиротворения. Представь: маленькие столики, стулья с высокими спинками, бархатные пледы, приглушенный свет, рождественские наборы на камине и музыка – такая тихая, спокойная, мелодичная… Бам-пам-пам… – он сделал несколько движений пальцами в воздухе, будто играл на пианино, и Ника невольно поморщилась: вид Долохова в роли одухотворенного рассказчика заставлял ее сердце тревожно биться. – Я сидел у окна, пил что-то горячее, уже и не вспомню что, и впервые за последнее время задумался о своей жизни. Ты, наверное, удивишься, но я не жалел ни о чем… Я не считал себя богом, но очень сильно ощущал свою власть. Вообще, я очень скрытный человек и никогда не страдал от тщеславия, но иногда, после очередной чистки, мне хотелось выйти на улицу и крикнуть в граммофон: «Я делаю этот мир лучше!»

Долохов снова вздохнул.

– А потом я увидел ее. В тот же вечер. Она сидела через пару столиков от меня. Очень хрупкая, очень милая. Волосы короткие и такие красивые, немного волнистые, блестящие, собранные в такой причудливый хвостик, – он покрутил рукой над головой, изображая пучок, – большие карие глаза и родинка над губой, как у тебя. – Он улыбнулся ошарашенной Нике. – Я удивился, как молодо она выглядела. На тот момент ей было двадцать пять, но я бы с трудом дал восемнадцать. Я наблюдал за ней в течение нескольких часов. Мирта читала книгу, и я с восхищением ловил ее эмоции: как она хмурилась и улыбалась, прикрывала рот рукой, когда хотела смеяться. И все это выглядело так искренне, так… Впервые у меня зародились сомнения. Я был согласен с фактом преступления, но в тот момент чувства переполняли меня.

Мирта покинула кафе около полуночи, и я отправился следом. Она закуталась в огромный серый шарф, чтобы уберечься от снега, и могла видеть только дорогу перед собой. Поднялся ветер, и его вой заглушал звук моих шагов. Мы прошли пару кварталов, как вдруг Мирта остановилась и обернулась. Она смотрела на меня своими честными глазами и совсем не была удивлена. А я остолбенел. Ей-богу, Николина, я не был готов смотреть ей в глаза!

«Почему ты следишь за мной?» У нее был такой тоненький голос. Снег бил в лицо, и она все время щурилась. Я соврал, что ищу знакомства. Хотя… нет, не соврал. На тот момент я действительно хотел познакомиться, пусть и знал, кто она.

Мирта улыбнулась, и тогда я подошел ближе. Она назвала свое имя, и я представился. И голос мой впервые дрожал. Только сейчас я понимаю, что это была любовь с первого взгляда. Я не думал, что такое вообще бывает. Убить ее не представляло никакого труда, и я мог бы в тот же вечер вернуться домой, но куда там!

Долохов с нежностью погладил левую руку правой и снова улыбнулся.

– Много подробностей, а? Я ничего не забыл, и никогда не забуду… – Улыбка сошла с его лица, и в голосе послышалась хрипотца. – С момента знакомства минули две недели. Я продолжал жить в гостинице, но мы виделись каждый день. Мирта показала мне это странное место, и я даже полюбил его. Но больше всего я любил ее. Она преподавала литературу в местной школе и жила там. От моей гостиницы путь был неблизкий, поэтому, когда закончились новогодние праздники, я перебрался к ней, и вскоре мы сняли дом.

И только тогда я вспомнил, зачем приехал… Но решил забыть про Контракт, найти тихую работенку, лишь бы быть с ней. Впервые чувства взяли надо мной верх, и я ничего не мог поделать… даже не сопротивлялся, – Долохов посмотрел на Нику. – Если не можешь отделить любовь от всего остального, не люби. Любовь стирает границы между плохим и хорошим, толкает человека на самое страшное предательство – позволяет предать себя. Но наступает время, когда нужно проснуться. И вот в этот самый момент ты понимаешь, что стал другим.

Мирта проводила в школе три дня в неделю, остальное время мы были вместе. Я никогда не был так счастлив! Она показала мне столько чувств, научила меня быть простым человеком. Я безумно любил ее… Как говорят, до дрожи в коленях. Мы понимали друг друга с полуслова. Понимаешь, о чем я? Она обожала мороженое с мятой, и каждое утро воскресенья я вставал на несколько часов раньше и ездил в соседний город за ним, потому что в ее захолустье практически ничего не было. Видела бы ты ее улыбку тогда… Ради этого стоило жить!

Ника не заметила, как сползла по стулу. Псих. Маньяк. Сумасшедший. Она ни на секунду не поверила в его благоговейные чувства. И оставалось лишь понять, какую цель преследует его высокохудожественный рассказ.

– Да, Николина, вот такой я, оказывается, сентиментальный, – сказал Долохов словно в ответ на ее мысли,