Я не Поттер! - Марина Броницкая

— Не изводи себя, маленький еще философией маяться… — строго пробурчал он. — У меня от твоих мыслей — бессонница!

— Вы же не спите!

— Это не я не сплю, это ты много думаешь!

— Не смешной юмор…

— Что ты сказал?!

Я возопил, пытаясь заглушить собственную дерзость:

— Так плохо или не плохо?! Плак… Марта эта ваша, как ей там?

Риддл поморщился и почесал ухо.

— Я не живой, а не глухой… — тихо возмутился он. — Да какая мне разница, как ей там? Она погибла слишком много лет назад, чтобы я её помнил. Ты все правильно сделал, не терзайся грифиндорским духом… и не ори больше! Ясно тебе?!

— Ясно…

Под шум прибоя мы замолкли на минуту, ленясь произносить ненужные слова, ведь ими все равно не сказать, как нам сложно.

— Вам нравилась Марта, нравилась… — во мне взыграло неудовлетворенное любопытство, и я нарушил такое единогласное молчание. — И крестарж во мне — это любовь!

Прекрасно знаю, что пафос мною произнесенного, как и смысл, не имеет ничего общего со скучной реальностью, но попробовать стоило.

Риддл, развалившийся на диване, открыл один глаз и послушно кивнул, соглашаясь с моим мнением.

— Да?

— Да!

— Выходит это не мой! — рявкнул он совсем не так кротко, как выглядел. — Ищи владельца!

Так как я и сам уже успел поразиться собственной глупости, то и возражать не стал, дабы в поиски не пускаться.

— Тебе к Трелони когда? — спросил Риддл.

— Через час! — с вызовом ответил я, не собираясь уходить, не задав хотя бы часть заготовленных вопросов.

— Какое неудобное расписание, так много окон… — посетовал Темный Лорд.

Набрав в легкие побольше воздуха и решительности, я совсем не решительно пропищал, пытаясь выглядеть маленьким и несмышленым, ведь именно такие несмышленыши могут задать подобный вопрос великому и могучему злу, не будучи им стерты с лица земли.

— А вы дружили когда‑нибудь?

Лорд поднялся, хрустнул пальцами, и с озабоченным видом принялся шарить руками по дивану в поисках необходимой ему вещи. Мне даже пришлось поелозить по подушкам, чтобы не мешать!

— Э–э-э… а что вы ищите?

— Анкету Гарри, ты явно меня анкетируешь… — вздохнул он и вновь присел, но на этот раз на самый край дивана. — Мне это не нравится, не вызывает положительных эмоций, неужели ты совсем не боишься?!

Риддл представляет важность этого вопроса для меня, и честно отвечать не хочет, тянет время. Но как можно что‑то скрыть от части самого себя?

— А… вы… дружили… с кем‑нибудь? — повторил я, не сдавая позиций.

Риддл прищурился и посмотрел на меня внимательнее, словно начал сомневаться в моей адекватности.

— Дружил! — наконец ответил он. — Доволен?!

— Дамблдор рассказывал, что вас в детстве все боялись и вы ни с кем не водились…

Я зажмурился, вспоминая, можно ли пальнуть Авадой без помощи палочки, будучи хоть уже и абсолютно свободным, но призраком?

— Гарри, довольно придуриваться, возвращайся в собственный возраст, разрешаю.

Последовав его совету и расправив плечи, я нормальным голосом задал нормальный вопрос:

— Ну?

Вот на него последовал обстоятельный ответ и несколько крайне раздраженных вздохов:

— Откуда Альбусу знать, как я жил до него? Он меня не спрашивал, дружу я с кем‑нибудь, не дружу… Вначале его нисколько не занимала личность скучного студента, затем — не вписывалось в его историю! — стиснув зубы от одного упоминания имени директора, Волдеморт продолжил: — Был Джастин, та еще заноза, похлеще меня. Умер в глубокой старости, на мягких подушках и в окружении своей противной семейки. Был Кларк, клоун и дурачок. Мы не дружили, но он всех любил, всех прощал, даже меня и Джастина. Говорю же — дурачок. Убит грабителем в подворотне у мусорных баков, еще в начале пятидесятых. Его я хоронил, больше желающих не нашлось. Перед смертью эта ходячая добродетель выиграла в карты много денег, за что и поплатилась. Мимолетный успех губит, Гарри, постоянный — дарует настоящую жизнь…

— Грабителя поймали?

— Конечно, нет! — Риддл пожал плечом. — Позволил бы я такому случиться… Он умер в глубокой старости и в окружении своей противной семейки, как уже было сказано. Все маглы противные, разве только я тогда этого не понимал… Что рот открыл, мальчик? Не каждый враг может стать тебе другом, зато каждый друг способен стать врагом… Подумай на досуге, спаситель ты малфоевский!

Хохот Риддла сотрясал воздух несколько минут, в уголках его глаз выступили слезы, но он их не смахивал — наслаждался весельем уже не Том, а настоящий Темный Лорд…

— Знаешь, как погиб Салазар?

Как обычно, мой ответ его не сильно интересовал, масштаб знаний у нас несколько разный, но я по привычке послушно отрапортовал:

— Профессор Бинс говорил, что его ужалила прирученная им змея, а знак факультета — дань его смерти.

— Почти… Хотя нет — совсем не так. Те непростительные, что мы учим… ты учишь?!

— Учу я! Учу! — меня всего перекосило об одном воспоминании о заданиях Риддла и Гермионе, в свою очередь начавшей подозрительно коситься на мои пустые тетради, в которых вроде бы ничего и не написано, а с каждым днем они всё толще и толще. — По Непростительным немного осталось…

— Так вот, — Риддл успокоился и продолжил, — большая половина из них создана великим Салазаром. Любой, кто привнесет в этот мир новое заклинание, ставит на нем свою магическую подпись, как художник на картине, и оно никогда — слышишь меня? — никогда не причинит ему вреда, не подействует. И знаешь, кто автор нашей милой Авады?

— Салазар…

— Именно! А знаешь, как Салазар умер, и почему главная гордость Грифиндора — пресловутая храбрость?

— Нет…

Волдеморт наклонился ко мне и зашептал в ухо, явно получая удовольствие от того, что говорит.

— Нож в сердце, Гарри. Говорят, он вошел в его плоть по самую рукоять… А чей был нож? А Годрика! Слава его храбрости, прокравшейся сквозь века, великая слава…

* * *

Засунув руки в карманы, я брел по коридорам Хогвартса, замученный мыслями и размышлениями. Голова гудела, руки дрожали, меня бил озноб. Виной всему не простуда, которой уважающие себя маги просто не болеют, а именно этот гул в голове. Видно, Лорд прав и я действительно много думаю. Много думаю о том, как бы мне что‑то почувствовать, но такая замена эмоциям — поддельная, а не настоящая, жизнь. Иногда уставший организм просто хочет привалиться к стеночке и стать невидимым, или пробить кулаком стену… или вырвать директору бороду… или закричать от ярости и обиды или… убить кого‑то. С каждым днем я становлюсь все раздражительнее, дерзко отвечаю отцу и Лорду, и сжимаю кулаки, чтобы не надерзить еще сильнее. Как бы я не старался, но заглядывая утром в зеркало, всё еще вижу там недоброго человека, которому никто не хочет помочь стать другим, ведь сам он просто не может! Вчера Эрни МакМиллан на уроке Травологии передал мне корзинку с прыгающими поганками, но поставил её на стол со стуком и пренебрежительно толкнул в мою сторону. Еще недавно он и знать не знал, что такое парселтанг, а теперь корчит из себя возможную жертву и воротит свой толстый нос от моей змеиной персоны.