Ведьмины камни - Елизавета Алексеевна Дворецкая

Они же охраняют захваченный город, чтобы к ним не подобрался враг. Вот только какой? Эйрик узнает об этом набеге через две-три недели, если только Одиновы вороны ему не расскажут раньше, а словене и меряне в округе едва ли без князя решатся собрать войско и что-то предпринять.

– Как спала? – Эскиль не уходил, стоял опираясь на край полатей возле ее подушки.

– Бывало и получше. – Хельга медленно села и провела рукой по волосам.

Эскиль тоже посмотрел на ее косы.

– Единственное, что в тот раз было лучше – ты не прятала волос… Они красивые.

– Неужели тебе совсем не стыдно? – Хельга нахмурилась, убирая растрепанные пряди от лица.

– Почему мне должно быть стыдно?

– Вспоминать об этом. Ты пытался меня похитить. Задурить мне голову, одурачить. Ты же не любил меня ни вот настолечко. – Она показала пальцами.

– Ты мне нравилась. – Эскиль усмехнулся и взял ее руку, но Хельга ее отняла. – Ты и тогда была самой красивой девушкой в Хольмгарде. А где твои «Одиновы камни»? Что-то я их больше не видел.

– Они… – Хельга запнулась.

Нельзя говорить «они сломались» – он подумает, что у нее кончилась удача. А сказать «я их раздала», значит уколоть его – ему ведь она так и не дала даже самый маленький «ведьмин камень», хоть он и предлагал на обмен золотое кольцо с «фирузе» и жемчугом.

Вот это самое, что у него сейчас на руке, лежащей возле подушки.

– А где твои сокровища? – сама спросила Хельга. – Раньше у тебя разных перстней было с десяток или больше, а теперь этот один! – Она слегка прикоснулась к камню в перстне.

– Я…

Эскиль тоже запнулся, как видно, не более ее желая рассказывать о судьбе пропавших сокровищ. Помолчал. Потом вдруг выдохнул:

– Хельга! Я уже тебя люблю! Скажи, что ты меня полюбишь… ну, хоть когда-нибудь потом.

Хельга взглянула ему в глаза, и у нее оборвалось сердце: глаза его говорили, что теперь он не лжет. В ту зиму он взирал на нее снисходительно, немного насмешливо, поддразнивал ее ради собственной забавы, но взгляд его оставался закрыт. Теперь же вместо всего этого в его глазах было искреннее восхищение и радость видеть ее. Хотя сейчас, усталая и растрепанная, Хельга вовсе не находила себя восхитительной.

И он назвал ее по имени, а не прозвищем, которое сам же ей придумал. Или просто за эти два года он научился притворяться лучше?

Но даже если так – под этим взглядом у нее не поворачивался язык лукавить, дразнить ложной надеждой, чтобы усыпить зверя, жаждущего добычи.

– Мы поговорим об этом, когда я оденусь, – пробормотала она.

Эскиль отошел, слегка оттолкнувшись от края полатей. Протянул руку, чтобы помочь ей сойти вниз, и Хельга воспользовалась его помощью, второй рукой старательно придерживая подол сорочки возле голых ног.

– Парни говорят, ты так красиво вчера говорила на погребении, – уважительно заметил он. – Прямо как… королева. Только они не поняли, кто все эти люди.

Видно, парни знали о злополучиях Гудрун не больше своего вождя.

В этот раз никто не мешал Хельге умываться и одеваться – Эскиль выставил хирдманов на двор и сам ушел. Тем не менее, сегодня она чувствовала себя подавленно – даже хуже, чем вчера. Первые сутки – с тех пор как залезла на Змеев камень и увидела внизу Эскиля – она провела в состоянии, чем-то схожем с «боевым безумием» берсерков. Эйрик, дядя Хельги, был берсерком с отрочества, и кое-что она об этом знала. В первые сутки вдовства потрясение, а еще поддержка Ульва Белого наполнили ее силой, отодвинувшей осознание беды. Ей нужно было спасать себя, и она делала это, лихорадочной смелостью оттесняя ужас своего положения. К третьему дню Хельга окончательно уверилась, что все это не дурной сон. Возбуждение схлынуло, и понимание крушения так ее придавило, что она с трудом поддерживала простой разговор.

Что теперь будет? Видимирь разорен – мужчины частью убиты, частью разбежались, молодые женщины прислуживают варягам… и все такое, а Творена, с которой они вчера вместе провожали мужей на тот свет, уже живет с новым господином – Хамалем Берегом. Скудные весной съестные припасы выбраны, половина скота забита и съедена, со второй половиной это случится со дня на день. И вчера, и сегодня небольшие дружины ездили по окрестным селам, где о варягах еще не успели узнать, и грабили их ради добычи и пропитания.

В полдень Эскиль ушел в гостевой дом, где жила часть дружины и где вожди собрались на совет. Вернувшись, рассказал Хельге: дружина сошлась на том, что нужно как можно скорее идти дальше по Мерянской реке.

– Пока твой дядя о нас не узнал и не собрал войско, мы должны взять как можно больше добычи.

– Вы уйдете все? – спросила Хельга, хотя на уме у нее был другой вопрос: что будет со мной?

– Нет, сотню здесь оставим, с Ятмундом Ведуном. Я уйду, это ясно.

Положение Эскиля в дружине было выше других, а значит, честь возглавлять продвижение, чреватое битвам, принадлежит ему.

И не успела Хельга встревожиться, как Эскиль добавил:

– А ты? Хочешь пойти со мной? Мы пройдем по реке перехода на два-три, а потом вернемся. Мне не очень хочется тебя здесь оставлять… ну, мало ли что может случиться… Но с Ятмундом ты будешь здесь в безопасности. Он человек разумный… не то, что Сёльвар, тот еще в детстве голову отморозил.

Хельга помолчала, не зная, на что решиться. Пока у нее хорошие отношения с Эскилем, нигде она не будет в большей безопасности, чем с ним. Разве что в своей родной семье, но как ей туда попасть? Остаться в Видимире без Эскиля, на милость незнакомого ей Ятмунда Ведуна и обозленных грабежом и убийствами жителей, было страшно. В глазах словен она уже не жена Видимира – она рабыня Эскиля, и дай им случай – ее уничтожат, как любую принадлежащую ему вещь, из мести. Но если она будет сопровождать Эскиля в походе, в числе прочего награбленного имущества, тем самым она признает себя его рабыней, а это даже хуже смерти. Оставшись в городе, где ее дом, где она была хозяйкой, она все же сохранит видимость свободы.

– Если останешься, я оставлю с тобой человек десять из моих, – добавил Эскиль. – Я предпочел бы тебя держать при себе, но там тоже всякое может случиться… – Он задумчиво почесал розовое пятно ожога на щеке. – Мало ли какая свалка выйдет… на кого мы нарвемся.

– Я останусь! – решила Хельга.

Видеть разграбление селений, неизбежные убийства мужчин и бесчестье женщин ей совсем не хотелось. Да и если ее увидят в составе войска – окончательно сочтут, что это она колдовством навлекла на этот край беду и разорение.

– Хорошо. Как скажешь. Видишь, я тебя не принуждаю. Так что ты решила? – серьезно спросил Эскиль, наблюдая, как пробегают по ее лицу тени сомнений и тревог. – Что ты скажешь твоим родичам… Ну, когда мы сможем… ты сможешь…

Мы сможем… ты сможешь… Он сам не знает, есть тут какое-то «мы» или только «ты».

– А что я должна сказать им – моему отцу, Арнору хёвдингу, моему дяде – Эйрику конунгу? Что меня хочет взять в жены… сухопутный «морской конунг»? – Хельга засмеялась этому нелепому титулу, но как еще назвать вождя наемников, у которых больше нет настоящего конунга? – Пусть бы даже они согласились – что дальше? Я буду ходить с вами в походы, как Альвхильд?

– А кто это?

– Ты ее не знаешь, – отмахнулась Хельга, но пояснила: – Я тоже не знаю, это где-то в Дании в древние времена была одна дочь конунга, которая собрала дружину из девушек и воевала на морях. Но она это сделала, потому что не хотела выходить замуж и избегала мужчин.

– Ну, и что? – Эскиль улыбнулся, ему стало любопытно. – Чем кончилось?

– Чем, чем… – проворчала Хельга. – Явился один ухарь вроде тебя, поцеловал ее, и она передумала вести жизнь воина…

Эскиль захохотал и придвинулся к ней, явно намереваясь повторить этот подвиг. Хельга прижала пальцы к его губам, избегая поцелуя, но Эскиль сжал ее руку в своей и поцеловал в ладонь. В его серых глазах мерцало