Попугаи с площади Ареццо - Эрик-Эмманюэль Шмитт

Но когда она справилась с этой задачей, то вздрогнула от мысли, что сейчас ей придется выйти из этой спальни. Как только она внизу встретится с Вимом, она узнает правду. Не то он действительно на нее набросился и они правда были любовниками, как подсказывает ей измученный мозг. Не то он обращался с ней как обычно, а она все это выдумала. Какой вариант понравился бы ей больше? Пожалуй, у обоих есть свои плюсы.

Она спустилась по лестнице и тут же услышала громкие голоса.

Вим и Петра фон Танненбаум громко спорили.

— Да нет, я слишком хорошо тебя знаю, — усмехался Вим.

— Какая наглость!

— Ты же выдумала эту историю, Петра, только ради того, чтобы о тебе говорили.

— Чтобы обо мне говорили? А разве мне требуется переживать грязное насилие, чтобы обо мне говорили? Насколько мне известно, обо мне и так говорят.

— Да, говорят, конечно. Но недостаточно… Ничто не может насытить твоего нарциссизма, никакой славы тебе не хватит. Петра, это я давно понял. Это меня не смущает. Но сейчас ты поступаешь ужасно. Ты взялась за всемирно известного и уважаемого человека, который должен стать премьер-министром в этот кризисный период! Ты можешь натворить бед, которых будет уже не исправить. Это отвратительно.

— Но он принудил меня!

— Ни на секунду в это не поверю.

— И какие тебе нужны доказательства?

— Настоящие доказательства.

— Ну что ж, будь спокоен, они будут. Например, анализ ДНК…

— Да ладно!

— Тебе не приходит в голову, что я могла оказаться жертвой?

— Ты — жертвой? Да ты прирожденная хищница.

— Не важно, что ты об этом думаешь, мне на это плевать. Я же не прошу меня утешать, я просто прошу разрешения остаться в этой квартире.

— И речи быть не может.

Мег вздрогнула, услышав эти слова. Может, он так поступает, чтобы она, Мег, заняла место Петры? Тогда выходит, что действительно сегодня ночью…

Петра встала и возмущенно ткнула в Вима указательным пальцем:

— Отлично, господин продавец старых крашеных тряпок, так ты не хочешь, чтобы я оставалась? Что ж, если ты настаиваешь, я уйду и прямо сейчас отправлюсь к этим журналистам и фотографам, которые толпятся на площади, заплачу и расскажу, что мой жених, знаменитый галерист, вышвырнул меня на улицу, как этакий разгневанный мачо.

Вим отшатнулся, будто она его ударила:

— Ты омерзительна. Ты ведь не сделаешь этого?

— Ты тоже, мой дорогой, этого не сделаешь — ты не вышвырнешь меня отсюда сейчас.

Повисла тишина. Вим сел и, хотя он уже несколько лет как бросил курить, зажег сигарету.

— Ладно, оставайся.

И, не думая его благодарить, Петра удовлетворенно села. Она выждала минутку, а потом уточнила:

— Естественно, я больше не хочу делить с тобой спальню. После того, что я пережила.

— Ты это о чем?

— Об изнасиловании, кретин. Посели меня отдельно в другой части квартиры. Я хочу как можно реже с тобой видеться.

— В этом мы совпадаем, — заключил Вим, вставая.

Вот тут он и заметил Мег, которая стояла в коридоре, чуть ли не разинув рот.

— Мег, вы как раз вовремя. Передайте, пожалуйста, персоналу, чтобы они устроили мадам фон Танненбаум на нижнем этаже, объясните им, как все организовать. Чтобы ей там было удобно и не потребовалось подниматься наверх.

— Хорошо.

— И если вас не затруднит зайти на кухню, то чашечка эспрессо была бы как нельзя кстати. После той ночи, которую я сегодня провел… точнее, которую мадам Танненбаум нам всем устроила.

Петра презрительно повела плечами.

После этой фразы у Мег исчезли последние сомнения: ей действительно все это приснилось.

Жизнь продолжалась, и с виду все шло как обычно. Мег все так же помогала Виму, как крайне предусмотрительная и внимательная ассистентка; она ни разу не позволила себе ни фамильярного жеста, ни понимающей улыбки, ни томных глазок — ничего, что могло бы намекать на интимную близость с шефом.

Это было единственно правильное решение, если ее странные воспоминания были просто фантазиями.

А сам Вим скорее умер бы под пытками, чем признался бы в том, что произошло. Связь с Мег совершенно не соответствовала его жизненным принципам. Он был галерист, занимался искусством и продавал только прекрасные полотна, он культивировал красоту и окружал себя только прекрасным. Если станет известно, что у него роман с дурнушкой, — это, во-первых, покажет его профессиональную несостоятельность (как может хорошо подбирать картины человек, который не в состоянии выбрать женщину?), а во-вторых, пойдут насмарку все его прежние усилия. Прекрасная квартира, прекрасная машина, прекрасная женщина и прекрасная галерея — все это было взаимосвязано и пребывало в гармонии. Одна ошибка — и весь замок рухнет. За его манерами утонченного эстета, за всеми этими стилистическими изысками стояла наивная вера некрасивого ребенка, который хотел скрыть свою непривлекательность, окружая себя прекрасным, — как будто красота может затронуть, заразить и его и посредством капиллярного проникновения или путем мимикрии он тоже приобретет черты прекрасного. Когда-то давно, в юности, первобытный инстинкт, сходный с религиозным каннибализмом, заставлял его есть те же блюда, что и роскошные модные личности, с которыми он общался; теперь от этих магических практик осталась только оборотная сторона: в ресторане он никогда не выбирал то же блюдо, что и сосед, если тот был толстым. По той же логике, чтобы забыть о своей непритязательной внешности или поверить, что она не такая уж посредственная, он взял за правило заводить романы только с красавицами, даже если они оказывались скучными, глупыми или такими невыносимыми, как Петра фон Танненбаум.

Если бы он мог вымарать из памяти ту ночь с Мег… Если бы он хотя бы перестал о ней вспоминать! К сожалению, одна весьма важная деталь не давала ему забыть об этом случае: ему очень понравилось заниматься с ней любовью, и он сам был в ту ночь неутомимым любовником, он вызвал у нее оргазм. Обдумывая все это, он пытался придумать другие объяснения, не сводящиеся к личности партнерши: действие алкоголя, то, что все произошло так неожиданно… Ему удалось найти лишь одну внятную простую причину, которая показалась ему убедительной: Мег была для него не слишком привлекательна. Так вот почему он смог так долго заниматься с ней любовью, резвиться и так и этак… Значит, решение просто: чтобы у него все не происходило чересчур быстро, ему надо спать с женщинами, которые ему не нравятся!

Он стал обдумывать эту теорию, тем более что ее подтверждали наблюдения из его школьной жизни: когда им задавали перевод с латыни, он не блистал особыми достижениями, если только в тексте не было серьезных трудностей. Если учитель давал им несложный текст Цицерона, он получал средненькую оценку, а вот если на них сваливался запредельный Тит Ливий или заковыристый Лукреций, Вим преодолевал все трудности и оказывался лучшим в классе. Может, и с любовью то же самое? Такой уникальный случай, когда желаешь одних, а наслаждение получаешь с другими.

Вечером, увидев, что в галерею вошла малоприятного вида американка в шортах, с коротким ежиком на голове и землистого цвета лицом, он решил проверить свою теорию. Он сопровождал ее от картины к картине, увивался вокруг, развлекая ее рассказами, — словом, самым беззастенчивым образом добивался ее внимания. Сперва она не поняла, что происходит, потом догадалась, но сомневалась, а когда она убедилась в своей правоте, то покраснела и растерялась, не зная, смущаться ей или радоваться. Когда она уже стояла в дверях, он не отпустил ее, а настаивал, что хочет вручить ей свою визитку, и между делом признался, что его бы невероятно порадовало, если бы когда-нибудь он смог провести с ней вечер. Ей это показалось подозрительным, хотя искушение было сильным, — а он тем временем умудрился подобраться к ней совсем близко и со значением вложил ей в руку свою визитку. Как раз в этот момент появилась Мег и с удивлением взглянула на них. Вим сразу скис. По его реакции американка заключила, что Мег — его жена.

— Bastard![7] — воскликнула американка.

Потом гневно отпихнула Вима, швырнула его визитку на пол с такой злостью, что казалось, она сейчас еще и плюнет себе под ноги.

Вим в оцепенении смотрел ей вслед… Хорошо, что на этом все и закончилось. Хоть быстро. Кажется, он не смог бы довести проверку своей гипотезы — «я хороший любовник только с женщиной, которая мне не нравится» — до конца.

Пристальный взгляд Мег его смутил. В тот момент, когда он заметил этот взгляд, одновременно его настигла неприятная мысль, что он просто жалкий тип. И почему-то чувство вины. Что же с ним происходит?

Прошло три дня, и анализ ДНК подтвердил, что на платке Петры фон Танненбаум присутствовали следы спермы Захария Бидермана.