Дом Ветра (СИ) - Савански Анна

Вчера вечером его хрустальный мир разбился, хотя все складывалось прекрасно. Недавно они с Джорджем Лейтоном устроились в одну из компаний, где еще находились на стажировке, будущее проглядывалось, показывая неопределенные очертания. И тут все рухнуло в бездну.

Кто сказал Эрнсту о его романе с англичанкой русского происхождения? Елена образованна, ей двадцать лет, ее родители — достойнейшие люди, — чего еще нужно Эрнсту и Ксантие? Эрнст угрожал племяннику большими суммами, в стране и так нет денег, где он их найдет? Поэтому все, что оставалось сделать — жениться на своей троюродной сестре. Мириам, эта блеклая блондинка, не привлекала его, не вызывала никаких желаний, как он ляжет с ней в постель, когда он хочет только Елену, как он выполнит условие дяди?

Это решение стоило ему спокойствия. Он долго думал, решал, он не мог держать ее подле себя ради собственного самолюбия, делать это назло родне. Елена стоила большего, чем простые встречи на квартире, где до этого они любили друг друга. Елена долго прождала, ибо он не мог собраться с мыслями, потом ему с трудом далось признание.

— Значит... когда будет свадьба? — ему было больно смотреть на нее, как она хватается за последнюю надежду.

— В декабре, — прошептал он, она приникла к нему. Лучше бы его убили.

— Значит, у нас немного времени, да? — он стирал слезы, катившиеся по ее щекам.

— Да, — прошептал он ей в губы, они были так молоды, жизнь только начиналась, и ее жестоко оборвали. — Только этот миг, — она оторвалась от него.

— Это, значит, конец? — робко задала вопрос она.

— Да, — проронил Том, — конец.

Елена разрыдалась прямо посреди Пиккадилли, прильнув к груди возлюбленного. Несколько мгновений, и наступит темнота, несколько вздохов свежего воздуха, несколько поцелуев, несколько объятий, и одна ночь любви, чтобы запомнить этого мужчину навсегда, впитать в каждую клеточку тела, частичку душу, насладиться любовью, ибо после сладкой любви всегда горько пробовать плод нелюбви. «Нет ничего хуже одиночества вдвоем, — подумала Елена, — одного страдания на двоих, находиться в одной тюрьме и не прикасаться друг другу. Все закончилось, лишь ветер понемногу развеивал печаль, ведь его нельзя приручить — он свободен, а мы — нет...»

***

Жизнь как река: то убыстряет свой бег, то его замедляет, то несет разрушения, то дарит умиротворение. Она как черное и белое, как враг и друг, как два борца. Время меняет действительность, изменяя и нас. Спустя годы прошлое видится кошмарным, а будущие таким радостным, что летишь к нему. Наши поступки всегда свершаются подавлением чувств, мы отрицаем это, но, как рыбки, зависим от реки. Да, жизнь, как река, — сильная, бурная, спокойная и скучная. Но это наша жизнь.

Когда в начале декабря Энди протянули маленький сверток со сморщенным красным лицом, она не знала, что и думать. Шон был без ума, ведь у него родился долгожданный сын, которого назвали Домиником. Маленький Доми, как его прозвали домашние, стал их маленьким центром вселенной. Энди забросила работу, не думая о том, что будет, когда она вернется обратно, да и у Шона все ладилось. Его последний роман «Камея» разошелся приличным тиражом. Каким-то образом это произведение о силе прощения подействовало на его отца, графа Данви, и он приехал к ним на Логан-Плейс однажды в субботу...

Энди отворила дверь и увидела на своем пороге графа и графиню. Максим Дэндридж и его строгая Жюстина. Энди пожалела, что не сделала с утра прическу, и отпустила прислугу, чтобы провести входные без посторонних. Она провела дорогих гостей в гостиную, Шон еще спал, так как весь вечер они не могли утихомирить Доми. Энди подала чай, радуясь, что дома хотя бы порядок.

Жюстина, как всегда, элегантно выглядела, платиновые локоны выглядывали из-под красивой сливовой шляпки, гармонируя с платьем похожего цвета и ниткой жемчуга на шее. Энди почувствовала себя на ее фоне дурнушкой, она поправилась, у нее не было времени смотреть за собой.

— Доброе утро, Энди, — по лестнице слетела Аврора, замирая при виде бабушки и дедушки. Аврора отвернулась. Что они скажут, ведь она постоянно помогает Энди. Бабушка будет ругать ее за то, что она эксплуатирует падчерицу. — Здравствуйте, — промямлила она. А, гори оно все синим пламенем! Энди сейчас тяжелее всех, какая разница, что скажут. Она направилась на кухню, принявшись жарить тосты и жарить омлет с тушенной морковью. Для Авроры Энди стала подругой, а не матерью, и девочка гордилась молодой мачехой, хотя подруги думали, что все мачехи — ведьмы. Пока Энди о чем-то говорила с родственниками, Аврора успела приготовить завтрак.

— Шон, — услышала она. — Как ты? Она совсем тебя измотала! — воскликнула Жюстина. — Совсем ничего не ешь...

— Все хорошо, — отмахнулся он.

— Шон, у вас есть деньги? — напрямик задал вопрос Максим, собираясь выписать счет. — Или помочь карточками?

— Нет, мы живем сносно, — Шон переглянулся с женой, лучше он возьмет денег у тестя, нежели у родного отца.

— Точно? — Аврора вздохнула, она почти перестала слушать, о чем говорят все.

— Что ж, нам, наверное, пора, — девочка дождалась, когда они уйдут.

Родители Шона стали чаще приезжать к ним, привозя то корзину фруктов Авроре, то свежую рыбу, то отвозя Аврору на каток, а Жюстина предлагала помощь с Доми, отпуская Энди по делам. Мало-помалу их отношения стали напоминать подобие семейных. Энди не возражала против такой помощи, только не понимала: это намерено или от чистого сердца? Урсула просила ее верить в лучшее, и Энди невольно приходилось это делать, вспоминая слова матери — «лучше худой мир, чем война».

***

Отчаяние затопило ее с головой, она хотела утонуть в нем, уснуть, забыться и никогда больше не просыпаться, она не хотела чувствовать боль, страдать и сожалеть. Все решилось в тот день, когда мерзла пару часов на Пиккадилли, ожидая своего любимого. Она помнила его печальные глаза, его слова преследовали ее по ночам. У нее отняли жизнь, словно вырвали бьющееся сердце, втоптав его в грязь прямо у нее на глазах. Ее оторвали от него, отобрали... И эту жизнь отобрала Мириам Уэлш, глупая гусыня, которая приходила в галерею Фоксов, зная, что она куратор Джулии, но ни разу не смогла подойти и поговорить с ней, у нее не хватило смелости. Презренная дрянь.

Елена вошла в их тесную квартирку, где еще несколько месяцев тому назад они предавались любви. Том разрешил сюда приходить, когда от жизни будет совсем тошно, он заплатил до конца этого года. Этот год почти закончился.

Ей удалось раздобыть бутылку дешевого вина, она хотела напиться. Елена скинула туфли, опускаясь в старое жесткое кресло, открыла бутылку, даже не удосужившись налить вино в стакан. Завтра утром он женится, завтра ночью его руки будут касаться Мириам, завтра умрет она вместе с его свободой.

В прихожей послышался шум, но это уже не волновало ее, пусть придут, ограбят, брать-то у нее ничего, надругаются, если дух уже мертв. Все кончилось, это ночь последняя, когда в ней теплится жизнь. Елена откинулась в кресле, когда ее застигло знакомое и любимое:

— Елена? — неужели она так напилась, что у нее галлюцинации? — Что ты здесь делаешь? — она обернулась, на пороге спальне стоял Том. Его рубашка была помята, сам он еле держался на ногах.

— Пришла топить горе, — ответила она, — а ты?

— Тоже, — она поднялась, идя навстречу к нему. — Поцелуй меня.

— Ты пьян! — возразила она. — Том, — он оперся на нее, заглядывая в медовые глаза.

Она ощутила на губах вкус виски, горячие ладони у себя на талии, возбужденную плоть, упершуюся ей в живот. Она стала задыхаться, ей стало немного не по себе, она начала сходить с ума. Его губы скользнули по ее шее, потом ниже, доходя до ворота шерстяного платья. Том нашел молнию, быстро опуская вниз бегунок. Он вытащил ее дрожащие руки из рукавов, спуская платье вниз.

Его страсть была безудержна, Том больше не мог ждать. Столько бессонных недель, столько ночей, когда он лежал в постели, смотря в потолок, сгорая от желания быть с ней. И вот сегодня она была его. Сегодня. Было только сегодня. Ибо завтра будет только боль. Утром придет сожаление.