Полное собрание стихотворений - Игорь Северянин

А сам к балкону, дай бог прыть,

Не слушая, что говорить

Вослед мне будет дрозд-рябинник.

3

А в это время шла на Суде

Постройка фабрики другой,

Где целый день трудились люди,

Согбенные от нош дугой.

Завод свой тетка продавала:

Он был турбинный, и доход

Не приносил не первый год;

И опасаясь до провала

Все дело вскоре довести,

И после планов десяти,

Она решила паровую

Построить фабрику в верстах

В семи от прежней, на паях

С отцом, и, славу мировую

Пророка предприятью, в лес

Присудский взоры обратила.

Так, внемля ей, отец мой влез

В невыгодную сделку. Мило

Начало было, но, спустя

Четыре года, все распалось

И тетушка одна осталась,

Об этом, впрочем, не грустя;

В том удивительного мало:

Отец мой был не коммерсант,

В наживе слабо понимала

И тетушка: ведь прейс-курант

Сортов картона – не Жорж Занд!..

На новь! Прощай, завод турбинный

И дюфербреров провода.

И в час закатный, в час рубинный,

Ты, тихой Андоги вода!

4

От мглы людского пересуда

Приди, со мной повечеряй

В таежный край, где льется Суда…

Но стой, ты знаешь ли тот край?

Ты, выросший в среде уродской,

В такой типично-городской,

Не хочешь ли в край новгородский

Прийти со всей своей тоской?

Вообрази, воображенья

Лишенный грез моих стези,

Восторженного выраженья

Причины ты вообрази.

Представь себе, представить даже

Ты не умеющий, в борьбе

Житейской, мозгу взяв бандажи

Наркотиков, представь себе

Леса дремучие верст на сто,

Снега с корою синей наста,

Прибрежных скатов крутизну

И эту раннюю весну,

Снегурку нашу голубую,

Такую хрупкую, больную,

Всю целомудрие, всю – грусть…

Пусть я собой не буду, пусть

Я окажусь совсем бездарью,

Коль в строфах не осветозарю

И пламенно не воспою

Весну полярную свою!

5

Лед на реке, себя вздымая,

Треща, дрожа и трепеща,

Лишь ждет сигнального праща:

Идти к морям навстречу мая.

Лед иззелено-посинел,

Разокнился весь полыньями…

Вот трахнул гром по льду! Конями

Помчались льдины, снежность тел

Своих ледяных тесно сгрудив,

Друг друга на пути дробя,

Свои бока обызумрудив

В лучах светила, и себя

В весеннем солнце растопляя…

И вот пошла река, гуляя

Своей разливною гульбой!

Ты потрясен, Господь с тобой?

Ты не находишь от восторга

Слов, в междометья счастья влив?

О, житель городского торга,

Радиостанции и морга,

Ты видел ли реки разлив,

Когда мореют, водянеют

Все нивы, нажити, луга,

И воды льдяно пламенеют,

Свои теряя берега?

В них отраженные, синеют

Стволы деревьев, а стога,

Телеги, сани и поленья

Среди стволов плывут в оленьи

Трущобы, в дебри; и рога

Прижав к спине, в испуге, лоси

Бегут, спасаясь от воды,

Передыхая на откосе

Мгновенье: тщетные труды!

Вода настигнет все, и смоет

Оленей, зайцев и лисиц,

И тем, кого гора не скроет,

Пред нею пасть придется ниц…

6

С утра до вечера кошовник

По Суде гонится в Шексну.

Цвет лиц алее, чем шиповник,

У девок, славящих весну

Своими песнями лесными,

Недремлющих у потесей,

И Божье раздается имя

Над Судой быстроводной всей.

За ними “тихвинки” и баржи

Спешат, стремглав, вперегонки,

И мужички – живые шаржи,-

За поворотами реки,

Извилистой и прихотливой,

Следят, все время начеку,

За скачкой бешено гульливой

Реки, тревожную тоску

В ней пробуждающей. На гонку

С расплыва налетит баржа,

Утопит на ходу девчонку,

Девчонкою не дорожа…

И вновь, толпой людей рулима,

Несется по теченью вниз,

Незримой силою хранима

Возить товары на Тавриз

По Волге через бурный Каспий,

Сама в Олонецкой родясь…

Чем мужичок наш не был распят!

Острог, сивуха, рабство, грязь,

Невежество, труд непосильный -

Чего не испытал мужик…

Но он восстал из тьмы могильной,

Стоический, любвеобильный,-

Он исторически-велик!

7

Теперь, покончив с ледоходом,

Со сплавом леса и судов,

Построенных для городов

Приволжских, голод “бутербродом

Без масла” скромно утоля,

Я перейду к весне священной,

Крыля душою вдохновенной

К вам, пробужденные поля.

Дочь Ветра и Зимы, Снегурка,-

Голубожильчатый Ледок -

Присела, кутаясь в платок…

Как солнечных лучей мазурка

Для слуха хрупкого резка!

У белоствольного леска

Березок, сидя на елани,

Она глядит глазами лани,

Как мчится грохотно река.

Пред нею вьются завитушки

Еще недавно полых вод

Снегурка, сидя на горушке

С фиалками, как на подушке

Лилово-шелковой, поет.

Она поет, и еле слышно

Хрусталит трели голосок,

Ей грустно внемлет беловишня,

Цветы роняя на песок.

И белорозые горбуньи,

Невесты – яблони, чей смят

Печально лик, внемля певунье,

Льют сидровый свой аромат.

Весна поет так ниочемно,

И в ниочемности ее

Таится нечто, что огромно,

Как все земное бытие.

Весна поет. Лишь алый кашель

Порой врывается к ней в песнь.

Ее напев сердца онашил.

Ах, нашею он сделал веснь!

Алмаз в глазах Весны блистает:

Осолнеченная слеза.

Весна поет и в песне тает…[30]

И вскоре в воздухе глаза

Одни снегурочкины только

Сияют, ширятся, растут;

И столько нежности в них, столько

Предчувствия твоих минут,

Предсмертье, столько странной страсти,

Неразделенной и больной,

Что разрывается на части

Душа весной перед Весной!..

И чем полней вокруг расцвета

И жизни сила, чем слышней

Шаги спешащего к нам лета,

В горячей роскоши своей,

Тем шире грусть в oчax весеньих,

И вскоре поднебесье сплошь

Объято ими: жизни ложь

В весенних кроется мгновеньях:

“Живой! Подумай: ты умрешь!..”

8

Череповец, уездный город,

Над Ягорбой расположон,

И в нем, среди косматых бород,

Среди его лохматых жен,

Я прожил три зимы в Реальном,

Всегда считавшемся опальным

За убиение царя

Воспитанником заведенья,

Учась всему и ничему

(Прошу покорно снисхожденья!..)

Люблю на Севере зиму,

Но осень, и весну, и лето

Люблю не меньше. О поре

О каждой много песен спето.

Приехав в город в сентябре,

Заделался я квартирантом

Учителя, и потекли,-

Как розово их ни стекли!-

Дни серенькие. Лаборантам,

Чиновникам и арестантам

Они знакомы, и про них

Особо нечего сказать мне.

По праздникам ходили к Фатьме,

К гадалке (гривенник всего

Она брала, и оттого

Был сказ ее так примитивен…

Ах, отчего не дал семь гривен

Я ей тогда, и на сто лет

Вперед открыла бы гадалка

Число мной съеденных котлет!..)

Еще нас развлекала галка,

Что прыгала среди сорок

На улице, и поросенок,

На солнце гревшийся, спросонок,

Как новоявленный пророк,

Перед театром лежа, хрюкал;

Затем я помню, вроде кукол

Туземных барышень; затем,

Просыпливая горсти тем,

Сажусь не в городские санки,

А в наш каретковый возок,

И, сделав ручкой черепанке,

Перекрестясь на образок,

Лечу на сумасшедшей тройке

Лесами хвойными, гуськом,

К заводской молодой постройке

С Алешей, сверстником-князьком!

9

Уже проехали Нелазу,

За нею Шулому, и вот,

Поворотив направо сразу,

Тимошка к дому подает

Не порожнем, а с седоками…

В сенях встречают нас гурьбой,

С протянутыми к нам руками,

Снимая шубы, девки-бой.

Мы не озябли: греет славно

Тела сибирская доха!

Нам любопытно и забавно

Шнырять по комнатам. Уха

С лимоном, жирная, стерляжья,

Припомидорена остро.

И шейка Санечки лебяжья

Ко мне сгибается хитро.

И прыгает во взорах чертик,

Когда она несет к столу

Угря, лежащего, как кортик,

Сотэ, ризото, пастилу!

10

Был повар старший из яхт-клуба,

Из английского был второй.

Они кормили так порой,

Что можно было скушать губы…

Паштет из кур и пряженцы;

И рябчики с душком, с начинкой,

Икрой прослоенной, пластинкой

Филе делящей; варенцы;

Сморчки под яйцами крутыми;

Каштаненные индюки;

Орех под сливами густыми,-

Шедевры мяса и муки!..

Когда, бывало, к нам на Суду

In corpore,[31] съезжался суд,

В пустую не смотрел посуду:

Все гости пальцы обсосут,

Смакуя кушанья, бывало,

И, уедаясь до отвала,

С почтеньем смотрят на сосуд,

В котором паровую стерлядь

К столу торжественно несут…

Но и мортира ведь ожерлить

Не может большего ядра,

Чем то, каким она бодра…

Так и желудок – как мортира -

Имеет норму для себя…

Сопя носами и трубя,

Судейцы, – с лицами сатира,

Верблюда, кошки и козла,-

Боясь обеденного зла,

Ползут по комнатам на отдых,

Валясь в истоме на кровать,