Жизнь и приключения чудака - Владимир Карпович Железников

в городке. Меня будит первый наш горожанин — Белый Лось. Делает он это по простой причине: я кормлю его сахаром. Он просовывает морду в палатку — я просыпаюсь, выхожу. Тихо. В лесу поют птицы. Над кухней-палаткой вьется дым.

Белый Лось берет у меня с ладони сахар, и ладонь становится влажной. Морда у лося мокрая, он уже успел умыться утренней холодной росой.

В мглистом предутреннем воздухе фундаменты будущих домов кажутся мне крепостными стенами, а котлованы — рвами, наполненными водой. Но тут выходит повар и начинает изо всех сил колотить палкой в старый таз. Он зовет строителей завтракать.

Белый Лось вздрагивает, крутит мордой, чтобы отделаться от назойливого трезвона, и убегает в лес. День начался…

Пришел Петя и сказал:

— Алексей Павлович, вертолет прилетел.

Вертолет прилетел за мной. Я лечу в город по делам строительства.

Петя волнуется, поэтому его узкие глаза становятся еще уже, а губы сжимаются еще крепче. Я знаю, почему волнуется Петя. Он хочет, чтобы я взял его в город. А просить не хочет. Он никогда ничего не просит. Мужчина.

Обычно я хожу, опираясь на две палки. А когда со мной Петя, я беру одну палку, а второй рукой опираюсь на его плечо. Сейчас я ему скажу, чтобы он мне подал одну палку. И мы пойдем к вертолету. Удивительно крепкое плечо у этого мальчика, на него можно спокойно опереться.

Мы сели в вертолет. Машина поднялась ввысь, и ее винт со звоном разрезал голубое летнее небо. А внизу, под нами, пролегла моя трудная дорога сюда.

Отец».

Птица перелетная

История эта случилась прошлым летом. Был я тогда в отпуску и жил у лесника под Горьким, на правом, высоком берегу Волги. Семья у лесника была небольшая: он, жена и двое ребятишек. Один совсем малыш — четыре года, а второй уже пятиклассник. Я не знал, что у лесника два мальчика, потому что, когда я пришел, старший еще не вернулся из школы.

Он заявился к обеду. Аккуратно одетый, в белой рубашке, с пионерским галстуком.

— Здравствуй, — сказал я. — Вот поселился у вас, будем вместе рыбачить.

— Здравствуйте, — ответил он спокойно. — Я рыбалку не очень люблю, я больше лес люблю.

Подошла сама хозяйка, Марья Лавровна, загорелая черноволосая женщина. Она одна в семье была такая темная, а все трое мужчин — Иван-большой и его сыновья Ваня-маленький и Максим — были светлые, точно каждому из них на голову вылили по горшку сметаны.

— Ваня, — сказала она сыну, — иди напои Буренку. А то жарко, пить ей хочется.

Мальчик ушел.

— Познакомились?

— Познакомились. От рыбалки отказывается. Лес, говорит, любит.

— Это у него по наследству, от отца. Того из лесу не вытянешь.

И правда, за неделю, что я прожил в избе лесника, я почти не видел Ивана Семеновича.

В лесу какая работа? Можно ничего не делать, и не скоро это заметишь. Есть еще такие лесники. Смотришь, для себя травку покосит, дрова на зиму подсоберет, а потом отдыхает.

А Иван Семенович работал на совесть. То он дерево с гнилью найдет и вырубит, то проверит, чтобы колхозное стадо не портило кустарник, а козы — не объедали молодых побегов. И за охотниками надо последить, чтобы кто-нибудь не задумал браконьерства.

* * *

Скоро появился у лесника еще один жилец — студент-художник. Из Москвы приехал. Тонкий такой, высокий юноша, одетый в синие парусиновые брюки с молниями на карманах и цветную ковбойку. У него было маленькое красивое лицо и волосы впереди стояли ежиком.

— Хозяюшка, — попросил он, — приютите недельки на две.

Марья Лавровна посмотрела на молодого человека и ответила:

— С большой охотой бы, да некуда. — И кивнула на меня.

— Значит, опередили. — Он улыбнулся и снова стал просить: — Леса у вас хорошие, уходить не хочется.

— А чем будете заниматься? — раздался неожиданно мужской голос.

Все оглянулись. Перед нами стоял Иван Семенович в выгоревшем армейском костюме и фуражке, сдвинутой глубоко на лоб. Он был удивительно легкий на ноги, и никто не слышал, как он подошел. По лесу Иван Семенович не ходил, а, можно сказать, плыл, точно его тяжелые, крепкие ноги не касались земли.

— Испугал! — сказала Марья Лавровна. — Ходишь неслышно.

— Меня за это хождение всю войну в разведке продержали, а ты жалуешься. — Потом он снова обратился к молодому человеку: — Вроде не рыбак?

— Нет. Я студент-художник. Буду рисовать.

— Художник? Это красиво.

Тогда Марья Лавровна сказала:

— Ну ладно, оставайтесь. Спать будете на сеновале, а питаться вместе с нами, в горнице.

— Хорошо, — обрадовался студент. Он протянул Марье Лавровые руку и сказал: — Всеволод.

Потом подошел ко мне, посмотрел на мои сложные рыбачьи приспособления и опять же протянул руку:

— Рыбак? А я так лесовик.

— Если лесовик, — ответил я, — значит, у вас и товарищ найдется. Вот он, Ваня.

Студент поздоровался с Ваней. Потом увидел Максима, присел на корточки и вдруг закукарекал.

Максим рассмеялся. Марья Лавровна улыбнулась, а Ваня — тот уже считал студента своим лучшим другом.

* * *

На другой день раньше всех из дому ушли Иван Семенович и Всеволод.

Всеволод — в лес, а Иван Семенович уехал в город. В лесу появилась гусеница, и он поехал договариваться, чтобы прислали самолет.

— Папка поехал за воздушным доктором, — сказал мне Максим. — Он как прилетит, как зажужжит, а потом начнет бросать на лес белый порошок, и гусеницы сразу все пропадут.

Всеволод вернулся к завтраку. Он пришел веселый, в волосах у него были сосновые иглы.

— Сейчас, — сказал он, — будет вручен подарок. Максим, встань передо мной, как лист перед травой.

— Я стою, — ответил Максим, и видно было, что он даже пошевельнуться боится.

Всеволод полез в карман, и тут же в руках Максима появился дед, старый, горбатый, с клюкой. Он был сработан из какой-то коряги, которая, может быть, валялась в лесу уже несколько лет. Время, солнце, дожди изогнули корягу и сделали ее отдаленно похожей на старого, крючковатого деда. А Всеволод это заметил: обрубил корягу, сделал деду глаза из зеленых сосновых шишек, и стал дед как живой.

Максим крепко прижал деда к груди и убежал.

— Здорово у вас игрушка эта получилась! — удивился Ваня.

— Это пустяк, — ответил Всеволод, — пойдем со мной в лес, я тебя научу. Здесь главное — острый глаз иметь, ко всякому дереву приглядеться, и фантазию. — Последние слова он проглотил, потому что Марья Лавровна налила ему в кружку молока и он отправил в рот большой кусок домашнего пирога с рыбой. — Вкусно! —