Второй фронт. Антигитлеровская коалиция: конфликт интересов - Валентин Фалин

Сделка с англичанами и параллельно с американцами не нашла завершения. В тайну венгерских контактов с союзниками проникла немецкая контрразведка, и Канарис посоветовал венгерской стороне «остановить пустые затеи, дабы не провоцировать негативные последствия». Регент Хорти и премьер-министр Каллаи ретировались[862].

Еще одна тема – ядерная. По мере продвижения научно-технических и конструкторских работ она приобретала все больший вес в политике США и Англии, в их прикидках и расчетах. 18 сентября 1944 года, после официального закрытия Квебекской конференции, Рузвельт и Черчилль подвели на переговорах в Гайд-парке итоги состояния дел в данной области. Было решено продолжить реализацию атомной программы в обстановке «величайшей секретности» и после изготовления одной бомбы «по зрелом размышлении, возможно, использовать ее против японцев». Президент и премьер условились сохранить по окончании войны американо-английское сотрудничество в целях мирного и военного применения ядерной энергии[863].

Приступая к конструированию бомбы и накоплению расщепляющихся материалов, специалисты Англии и США исходили из того, что на решение основных технологических проблем уйдет около года напряженного труда. По аналогии оценивались шансы немцев, которые начали заниматься военным атомом раньше и в 1941–1942 годах могли опережать демократии. Темпы были бы выше, чем реально получилось, если бы не сумасбродство Гровса в США и Гитлера в Германии.

Оглядка на атомное оружие с 1942 года постоянно давала себя знать в американском стратегическом планировании. В конце 1943 года в рамках «Манхэттенского проекта» была создана «научная разведывательная миссия», на которую возложили проведение операции «Алкос» – добывание информации об атомных работах у противника, а также в Советском Союзе. Летом 1944 года не исключалось, что Германия уже владеет каким-то оружием на базе атома и может задействовать его для отражения наступления с Запада. Агенты «Алкос» двигались в передовых отрядах сил «Оверлорда» для захвата любой аппаратуры, которая применялась в экспериментах немецкими специалистами-ядерщиками, и сбора сведений о них самих. Все, что не могло быть демонтировано и вывезено в США, подлежало уничтожению, дабы не попало к русским и французам. Полученная от немцев информация о дислокации лабораторий и прочих объектов в районах, остававшихся вне контроля Соединенных Штатов, закладывалась в планы налетов американской стратегической авиации[864].

В ноябре 1944 года, после вступления американцев в городок Хайгерло, стало окончательно ясно, что атомной бомбы у рейха нет и до конца войны не будет. После этого руководитель группы «Алкос» датский физик С. Голдсмит заявил своим армейским сослуживцам: «Теперь нам придется использовать нашу бомбу». Слова эти должны были пониматься так: поскольку угроза возмездия отпадает, можно без колебаний применять свое оружие.

В середине 80-х годов вскрылось, что в США в 1943 году рассматривался проект создания радиологического оружия на основе стронция в количествах, достаточных для уничтожения 500 тысяч человек (письмо Р. Оппенгеймера Э. Ферми 25 мая 1943 года). По мнению профессора Б. Бернстейна, обнаружившего это письмо в библиотеке конгресса, проект не был реализован «из-за существенных технических проблем и нежелания высшего военного руководства отвлекать ресурсы от создания атомной бомбы». В курсе радиологического проекта были Маршалл, Конант (председатель национальной научно-исследовательской комиссии по обороне), Гровс, Теллер, Гамильтон (специалист-медик из лаборатории радиации). В письме Оппенгеймера упоминается просьба Маршалла к Конанту подготовить доклад «О военном использовании радиоактивных материалов».

Факт примечательный. Немецкие ученые, насколько известно, не рекомендовали альтернативно заняться радиологическим оружием, когда в 1942 году расписались в неспособности (или отсутствии большого желания) создать технологию обогащения природного урана до необходимых для взрыва кондиций.

С начала 1945 года антисоветский аспект стал превалирующим для «Алкос». Агенты этой организации сосредоточились на розыске немецких специалистов, их интернировании или немедленной отправке за океан, а также выявлении лабораторий, материалов и документов, могущих представлять ценность для атомных исследований в СССР. 15 марта налетом 612 «летающих крепостей» был уничтожен завод фирмы «Ауэр-гезельшафт» в Ораниенбурге (под Берлином), имевший дело с ураном. «Для маскировки перед русскими и немцами цели налета, – признался позднее Гровс, – одновременно такой же массированный удар был обрушен на городок Цоссен, где располагался штаб вермахта». Все детали этой, как и других аналогичных военно-политических диверсий, обговаривались в рабочем порядке непосредственно между Маршаллом, Гровсом и Спаатсом. Генералы делали свою большую политику[865].

Как отмечалось, с 1943 года под крышей «Манхэттенского проекта» осуществлялась также сверхсекретная программа инвентаризации глобальных запасов и месторождений радиоактивных элементов и установления над ними единоличного американского контроля. Соглашения с иностранными правительствами оформлялись без ведома и в обход госдепартамента. В докладе военному министру (сентябрь 1944 года) Гровс предсказывал, что к концу войны США будут прямо или косвенно распоряжаться девятью десятыми всей руды с богатым содержанием урана. 3 декабря 1945 года Гровс доложил, что 97 процентов мировых запасов богатой урановой и ториевой руд находятся под контролем США. Считалось, что переработка бедных руд требует революции в технике извлечения полезного вещества. Отсюда делался вывод, что атомная монополия американцев будет длительной, а превосходство незыблемым[866].

Едва ли ошибочно принять 1943-й за год рождения американской «атомной дипломатии». Сути не меняет то, что намерение оснастить политику «абсолютным оружием» чаще и категоричнее выражалось в ту пору англичанами. Летом 1943 года Черчилль рассуждал о «жизненной заинтересованности (Англии) в том, чтобы быть в состоянии поддержать свою независимость в будущем перед лицом международного шантажа, к которому русские в конце концов смогут прибегнуть»[867]. Те самые русские, которые ломали тогда на Курской дуге хребет нацистскому зверю, те самые, о которых премьер 21 октября 1942 года, накануне советского контрнаступления под Сталинградом, писал в меморандуме членам британского военного кабинета, что они угрожают независимости и культуре европейских народов «варварством». Черчилль выступал в этом меморандуме против допуска СССР, а также Китая к выработке предложений по послевоенному устройству мира: «Мы не знаем, с какой Россией и с какими русскими требованиями нам придется столкнуться»; в лице Китая, «несомненно, появился бы голос на стороне Соединенных Штатов в любой попытке ликвидировать Британскую заморскую империю». Премьер муссировал прожекты создания «Соединенных Штатов Европы» как прежде всего антисоветского и частично антиамериканского образования и «нескольких конфедераций» – скандинавской, дунайской, балканской и других, которые ходили бы на помочах у англичан[868].

Член британского военного кабинета Дж. Андерсен, отвечавший за работы в атомной сфере, говорил премьер-министру Канады М. Кингу после первой Квебекской конференции (август 1943 года), что «атомное оружие даст контроль над миром той стране, которая первой его получит». Он же, Андерсен, «рассматривал атомную бомбу в аспекте советской угрозы и ставил под вопрос разумность полагаться исключительно на Соединенные Штаты»[869].

У Гровса, Стимсона и ряда других американцев, причастных к атомной политике, язык развяжется после смерти Рузвельта и еще больше с окончанием Второй мировой войны[870]. В 1942–1945 годах они делали свое дело под покровом таинственности, непроницаемой даже для вице-президентов, госсекретарей и почти всех министров. Последнее дало почитателям политики подавляющей силы козыри перед их соперниками, когда пробил час определять место и курс Соединенных Штатов в послевоенном мире, заново пересчитывать врагов и друзей.

Конец 1944 года прошел под знаком нарастания разногласий между США и Англией. Недовольство поездкой Черчилля в Москву было одним из его симптомов. Рузвельт неприязненно наблюдал назойливые старания Лондона восстановить довоенные режимы в Италии, Греции и ряде других европейских государств. Хотя, как показывает пример Франции, сами Соединенные Штаты не блистали щепетильностью и последовательностью, когда им надлежало согласовывать широковещательные декларации о демократии со своими поступками.

Во время вооруженной интервенции англичан в Грецию, уже освобожденную внутренними силами страны от захватчиков, – интервенции во имя восстановления трона короля Георга II и демонстрации британского флага в этой части Средиземноморья, – адмирал Кинг издал приказ, которым запрещалось использование для операции американских танкодесантных средств. Приказ был отменен распоряжением Леги, но точка зрения США в принципе не изменилась. 13 декабря 1944 года Рузвельт прямо заявил Черчиллю, что не имеет «возможности встать на Вашу (британскую) позицию при нынешнем ходе событий в Греции»[871].