Вишенка на торте - Кристофер Дж. Брайс

такими, какие

они есть, а не то, какой у них цвет кожи или откуда они родом. Мы учили тебя отстаивать

то, что правильно, даже когда это трудно».

Я помню все случаи, когда папа отводил меня в сторону после хоккейной тренировки, напоминая мне, что я должен включить в игру новичка, который пытается не отставать.

Или, когда мама приглашала коллег на ужин, хотя они были не так финансово

стабильными, как мы.

«Я помню», - мягко говорю я. «Вы с мамой всегда следили за тем, чтобы мы с Лили

понимали важность принятия и доброты».

Папа улыбается, в его глазах светится гордость. «И благодаря этому ты вырос

невероятным молодым человеком, сынок. Никогда не забывай об этом». Он берет мое

плечо, его мозолистая ладонь шершаво прижимается к моей рубашке.

«Но теперь пришло время применить эти ценности на практике. Тебе нужно будет стать

его опорой, когда люди не смогут увидеть дальше цвета его кожи».

Мысль о том, что кто-то будет плохо обращается с Эллиотом, судит его на основании

чего-то поверхностного, заставляет мою кровь кипеть.

«Я сделаю это, папа. Я не позволю никому проявлять неуважение к Эллиоту. Ни здесь, ни

где бы то ни было. Он слишком много значит для меня».

Отец кивает, довольный. «Я знаю, что ты этого не сделаешь, сын. Ты Гуннарсон до конца.

Мы отстаиваем свои убеждения и защищаем тех, кого любим».

Любовь.

Это слово звучит в моем сознании и проникает в трещины и щели моего сердца. Может ли

это быть тем, что я чувствую? Это всепоглощающее, захватывающее дух крадущееся, переворачивающее мир чувство, которое я испытываю к Эллиоту. Неужели это любовь?

Я думаю о том, как учащается мой пульс, когда он входит в комнату.

Как я улыбаюсь, когда он одаривает меня своей редкой и драгоценной улыбкой.

Даже о том, как у меня подкашиваются колени каждый раз, когда он доводит меня до

оргазма.

Святые угодники! Я влюблен в Эллиота.

И это не может быть более очевидным.

Глава тридцать два

ЭЛЛИОТ

У некоторых людей есть шестое чувство. У меня есть чувство Жерарда, и прямо сейчас я

чувствую, что Жерард не со мной в постели. Открыв глаза, я замечаю, что его сторона

кровати пуста. Я проверяю, насколько она холодная – она чуть теплая. Он ушел совсем

недавно.

Перевернувшись на спину, я осматриваю детскую спальню Жерарда. Три стены завешаны

хоккейными плакатами, и суперзвезды НХЛ смотрят на меня с яростной решимостью.

Боже, меня окружает целая армия Жерардов. Только все они менее красивы.

На единственной голой стене - полка, уставленная чучелами животных, видавших лучшие

дни. У одних нет глаз, у других шерсть свалялась. Некоторые были измяты почти до

смерти. Я представляю, как юный Жерард сжимает их в объятиях посреди ночи, его и без

того огромные руки сжимают их крошечные тела в смертельной хватке. Очаровательно.

Мой взгляд падает на пробковую доску под полкой, переполненную фотографиями.

Школьные друзья Жерарда ухмыляются мне в ответ. Все они держат руки вскинуты вверх

в классическом знаке «держись свободнее». О, само воплощение беззаботной юности.

Звук шагов в коридоре отвлекает меня от моих мыслей. Я сажусь, распахивается дверь, и

передо мной предстает Жерард без рубашки, с розовым полотенцем, низко наброшенным

на бедра. Его волосы влажные после душа и слегка завиваются на концах.

«Доброе утро, солнышко». Он закрывает дверь и почесывает голову. «Я столкнулся с

отцом, когда выходил из душа. Он хочет, чтобы ты встретился с ним в его кабинете

внизу».

Я тут же начинаю волноваться, задаваясь вопросом, почему его отец хочет видеть меня в

своем кабинете. Меня никогда раньше не вызывали в кабинет. Даже в старших классах

школе. Я был наименее проблемным человеком. Я и сейчас такой. Я не сделал ничего

такого, за что стоило бы видеть его в кабинете.

Жерард в замешательстве пересекает комнату и садится на край кровати. «Почему ты

выглядишь так, будто тебя сейчас вырвет?»

«Твой отец хочет поговорить со мной. Наедине. Без твоего присутствия в качестве

буфера».

Что, если он скажет мне, что я недостаточно хорош для Жерарда? Что, если он скажет, что

наши отношения - это этап, и Жерард скоро это переживет? Что если он запретит нам

встречаться?

Мои мысли крутятся быстрее торнадо, каждый сценарий более катастрофичный, чем

предыдущий. Я настолько погрузился в свои мысли, что даже не заметил, как Жерард

ползет по кровати, пока он не оказывается прямо передо мной, его лицо в нескольких

дюймах от моего.

«Привет, - мягко говорит он, его дыхание согревает мою кожу. «Перестань волноваться.

Мой отец любит тебя. Наверное, он просто хочет сказать тебе, что надеется увидеть тебя

на Рождество».

Прежде чем я успеваю возразить, Жерард наклоняется и целует меня, его губы мягко и

настойчиво прижимаются к моим. Я растворяюсь в поцелуе, и мое беспокойство исчезает

как туман в лучах утреннего солнца.

Он смещает свой вес, прижимая меня обратно к подушкам. Полотенце соскальзывает с его

бедер, превращаясь в кучу махровой ткани на кровати.

Я позволяю своим рукам блуждать по гладкой поверхности его спины, наслаждаясь

ощущением его теплой кожи под кончиками пальцев, когда его язык пробирается в мой

рот.

Мы настолько погрузились друг в друга, что не услышали, как открылась дверь. И только

когда комнату наполняет резкий вздох, мы резко отстраняемся друг от друга и

поворачиваем головы в сторону звука.

В дверях стоит совершенно потрясенная мама Жерарда.

«Святые сникерсы!» вскрикивает Жерард, пытаясь прикрыться полотенцем. В спешке он

теряет равновесие и кувыркается с кровати, приземляясь на пол с сильным грохотом.

Мое лицо пылает от смущения, когда я натягиваю плед до подбородка, желая исчезнуть

под ним навсегда.

К моему полному изумлению, она смеется. Сначала это было легкое хихиканье, затем

перерастает в громкий смех, сотрясающий все ее тело. Слезы текут по ее лицу, она

хватается за живот, задыхаясь.

Жерард выглядывает из-за кровати, очаровательно хмурясь. «Мама! Я знаю, что больше

не живу здесь, но неужели ты забыла, как стучать?»