Меч в ножнах из дикой сливы - Зоя Ласкина

поддержала ее во всем, и обе заклинательницы передали императору заверенные дворцовой канцелярией копии документов, на которые ссылались в речи. Подготовились достойно, не уличить ни в чем.

– Благодарю, глава Цинь, госпожа У из клана Чу, – чуть склонил голову Его Величество. – Пусть наше совместное будущее, основанное на взаимном доверии и уважении, начнется здесь. Отринем обиды прошлого, докажем предкам и Небесным владыкам, что мы усвоили уроки. Завтра же отправлю гонцов во все крупные города Жэньго – объявить о возвращении клана Цинь Сяньян в лоно государства и об их невиновности в давних делах. Прошу вас, однако, проявить терпение и мудрость, глава Цинь: мнение народа быстро не изменится.

– Мой клан и я готовы к этому, Ваше Величество, – низко поклонилась Цинь Мисюин.

– Другой неотложный вопрос касается земель клана Чу Юн, – продолжал император. – Полумер быть не должно, если мы все заинтересованы в восстановлении справедливости. Надеюсь, уважаемые совершенствующиеся, вы понимаете, что право судить и награждать было вручено кланами еще Первому императору, моему достойному предку, и разногласия Цинь Сяньян и Чу Юн давно перестали быть простой межклановой рознью, затронув всю страну.

Потому решение мое таково: большую часть земель отдать клану Цинь Сяньян. Исконные их земли сильно пострадали при Сошествии гор, а условия жизни в нынешних границах излишне суровы; передавать же им земли, за которыми уже больше семидесяти лет успешно присматривают кланы Хань Ин, Вэй Далян и Чжао Ляо, я считаю неразумным и неоправданным. Таким образом, глава Цинь, под ваше крыло вернется часть ваших исконных земель, в свое время отошедшая Юн, с восстановлением которой, я уверен, вам помогут все здесь присутствующие; часть эта включает в себя железные и серебряные рудники. Также я отдаю вам большую часть земель Юн в верховьях реки Хуниньхэ. Оставшиеся же территории, включая бывшую резиденцию клана, отойдут Минъюэ в качестве приданого госпожи У – как старшего ребенка и законной наследницы прежнего главы.

Он сделал паузу, в которую тут осторожно вмешался У Иньлин:

– Позволит ли Ваше Величество уточнить один вопрос? Судя по сказанному вами, клан Чу Юн лишается всех своих земель? Справедливое воздаяние и достойная награда, несомненно, угодны богам, но как же быть в таком случае с выжившими членами клана, их техниками, их наследием, берущим начало от благодати Красной Птицы?

Он говорил безупречно вежливо, легко склонив голову, но и тон, и поза напомнили Шуньфэну, как глава У стоял один против волны нечисти на той божественной охоте, защищая своих и чужих, держа барьер, и сдался лишь тогда, когда не осталось ни капли сил. Чу Чжунай за его спиной сидела бледная, закусив губу, и не отрывала от мужа встревоженного взгляда.

– Благодарю за вопрос, глава У. Мне важно, чтобы все вы соглашались с предложенными мною решениями по совести, а не по принуждению. Вы всё поняли верно: клан Чу Юн перестанет существовать как самостоятельный – их техники и история вместе с ними. Это справедливая кара за содеянное, – Чэнь Шэньсинь говорил ровно, почти приветливо, но Шуньфэн все равно чувствовал легкую, скрытую за радушием угрозу. – Однако я не буду запрещать другим кланам принимать к себе выживших заклинателей из Чу Юн – с условием полного перехода в новый клан, конечно же, – как и полностью запрещать практиковать их искусство далее. Если глава У и глава Цинь захотят, они могут создать на своих землях школы, где будут обучать приемам клана Чу Юн или включить их техники в перечень техник своих кланов. У-фужэнь, у вас ведь есть еще младший брат, Чу Хэпин, и он в добром здравии, насколько я помню?

Чу Чжунай вздрогнула и торопливо ответила:

– Да, Ваше Величество, ему шестнадцать, и он находится под покровительством главы У.

Шуньфэну показалось, что она излишне выделила это «под покровительством».

– Также, если я не ошибаюсь, он никогда не проявлял стремления изучать воинские искусства, увлекаясь науками и каллиграфией?

– Да, Ваше Величество, он всегда любил бывать в архивах.

– Тогда, без сомнения, ему найдется дело по сохранению наследия Чу Юн как части истории заклинательского сообщества. – Император мягко улыбнулся. – Проследите за этим, глава У. Надеюсь, я ответил на ваш вопрос?

– Вполне, Ваше Величество. – У Иньлин был безмятежен, как речной омут. – Благодарю за подробные разъяснения. Мы с супругой обещаем направить все силы на процветание новых земель.

– А что скажет глава Цинь? – обратился император к Цинь Мисюин.

– Благодарю Его Величество за щедрость, – склонила она голову. Шуньфэну молодая женщина казалась стихотворением на неизвестном языке: изящным, красиво написанным, но совершенно непонятным. – Позвольте лишь уточнить одно. Может ли мой клан рассчитывать, что его исконные земли, наиболее пострадавшие от Сошествия гор, вернутся к нему в полном объеме, если будут приведены в порядок?

– Не вижу препятствий для этого, глава Цинь. Предлагаю обсудить это позже, когда у вас появятся конкретные вопросы.

– Благодарю, Ваше Величество.

Тут поднялся представитель клана Вэй Далян:

– Ваше Величество, все это разумно и мудро, но как быть с теми мятежниками, что сейчас находятся в землях Чу Юн? Ведь сначала надо разобраться с ними, а потом уже делить по справедливости.

Император позволил себе еще одну улыбку – с явным оттенком превосходства:

– Нет нужды беспокоиться, господа. Этот вопрос уже решен, – и, подняв колокольчик на длинной ручке, коротко позвонил три раза. На пороге появились два стражника, и Чэнь Шэньсинь приказал: – Приведите преступника по прозвищу Снежный Беркут, уничтожившего клан Чу Юн!

Очевидно, неожиданностью данная весть оказалась лишь для Вэй Шахуэя (Шуньфэн все же вспомнил его имя), представителя Чжао Ляо и самого Шуньфэна. Остальные откуда-то уже всё знали, судя по неизменившимся лицам. Может, и участие в поимке принимали.

Почему не позвали его… Впрочем, понятно.

Примерно через кэ послышался лязг, и двое других стражников втащили в зал коренастого широкоплечего мужчину. Ноги его были свободны, и шел он сам, хоть и упирался, руки стягивали прочные веревки. Шуньфэн помимо воли ощутил жгучий интерес. Он уже был наслышан о старшем брате Цинь Мисюин, прежнем наследнике изгнанного клана, и теперь видел его своими глазами.

Дотащив Снежного Беркута до середины зала, стражники встали, надежно зажав пленника между собой. Тот поднял голову, обвел хищным золотым взглядом присутствующих и процедил:

– Какая встреча на тропе совершенствования! Наслаждаетесь жизнью, соглашатели? Каково подчиняться мальчишке с оскверненной кровью?

Император и бровью не повел, словно не расслышал:

– Силами клана Цинь Сяньян и остатков клана Чу Юн, которые тем самым доказали свою преданность, преступник был пойман. Сейчас я покажу вам, как намерен в дальнейшем поступать с подобными ему.

Из широкого рукава своего облачения Его Величество извлек два одинаковых широких браслета: разомкнутых, довольно объемных, по виду железных, с глубоко вдавленными символами, которых отсюда было не разобрать. Поднявшись, он сошел с возвышения и, подойдя к пленнику почти на расстояние шага, сделал знак стражникам. Мелькнуло лезвие кинжала, и путы, стягивавшие руки, упали; император подался вперед и, ловко надев браслеты на запястья пленника, защелкнул их. Новый знак – и стража отпустила Беркута.

«Безумец, что он делает?! – мысленно задохнулся Шуньфэн, судорожно схватившись за меч. – Этот же сейчас бросится!»

Снежный Беркут и правда попытался рвануться к императору, даже руки приподнял, но знаки на браслетах вспыхнули белым огнем, и мужчина с рычащим стоном отпрянул; ноги его дрожали и подгибались. Новая попытка, новая вспышка, новая, судя по всему, волна боли – и Беркут, скрипя зубами, преклонил колени, не в силах встать. Чэнь Шэньсинь равнодушно повернулся к нему спиной и вернулся на трон.

– Я посчитал, что наглядная демонстрация стоит любого пересказа, – он повел рукой, – ведь виденное глазами – истина, слышанное ушами – сомнительно. То, что вы видите, господа, – сдерживающая печать, разработанная при участии клана Хань Ин на основе хорошо известной вам печати подчинения. Носящий эту печать не сможет предпринять ничего против императорской власти; снять ее нельзя, и ощущение скованности останется с преступником до конца жизни. Разумеется,