Робеспьер - Эрве Лёверс

многих рассказах страдания осуждённых, и особенно страдания Робеспьера, соразмерны их преступлениям. Всходя на эшафот, рассказывает Дезэссар, "это не был более тиран якобинцев, или дерзкий властитель Конвента; это был несчастный, лицо которого было наполовину закрыто грязным и окровавленным куском белой материи. Было заметно, что его черты были ужасно изуродованы[345]. […] Либо из-за того, что он был сокрушён страданиями, которые причиняли ему его раны, или из-за того, что его душа разрывалась от угрызений совести, причиняемых воспоминанием о его злодеяниях, он держал глаза опущенными и почти закрытыми". На площади Революции его положили на землю, и он ждёт своей очереди; и вот, Робеспьер поднимается на эшафот, палач срывает его повязку и заканчивает свою работу. Он не забывает показать его голову толпе.

Останки казнённых были перенесены на ныне исчезнувшее кладбище Эранси, недалеко от парка Монсо, где они должны были быть похоронены в общей могиле.

В своих "Мемуарах" м-м Тюссо утверждает, что подошла к телам, взяла голову Робеспьера и сняла с неё слепок. В 1794 г. она была ещё молода и её звали Мари Гросхольц; она обучалась скульптуре у своего дяди Куртиуса, знаменитого благодаря своему музею восковых фигур. Начиная с Гектора Флейшмана (1911), её свидетельство едва ли воспринималось всерьёз. Однако в 2013 г. именно на основе приписываемой её авторству маски Филипп Шарлье и Филипп Фрош провели воссоздание лица члена Конвента и ретроспективный анализ его патологий. Этот случай наделал много шума, даже если многие историки и медики встретили новость со скептицизмом или раздражением.

Конечно, речь не идёт о том, чтобы отрицать существование восковых фигур, изображающих Робеспьера; они существовали, и были выставлены в музее Куртиуса в Париже, затем в музее Тюссо в Лондоне, где одна из них всё ещё находится. Речь идёт о другой вещи, о посмертной маске, гипсовые копии которой сохранились в различных частных и публичных коллекциях; к тому же, этот объект постоянно активно используется, начиная с 1871 г., в каталоге литейщика Лоренци, который воспроизводит его по заказу в гипсе, резине, камне, бронзе или керамике. Несомненно, маска старинного происхождения, и мы обнаруживаем её у композитора Тюрбри с 1830-х гг. К тому же, возможно, что объект начинает свой путь с момента продажи коллекций Доминика Вивана Денона (1826), каталог которых упоминает маску Робеспьера, вместе с другой… Кромвеля. Тем не менее, до начала XX века объект никогда не связывали с м-м Тюссо.

Указание авторства знаменитой племянницы Куртиуса, к тому же, едва ли способствует его аутентификации. Разве её странные и смехотворные сочинения не полны несуразностей? Вот короткая выборка. Мари Гросхольц уверяет, что после 14 июля она посетила Бастилию; на лестнице она будто бы поскользнулась и была подхвачена самим Робеспьером, который, читаем мы в "Мемуарах", "тогда галантно заметил, что было бы большой жалостью, чтобы столь юная и прелестная патриотка сломала себе шею, да ещё и в столь ужасном месте". Немного ранее, ей будто бы представили самого давнего и самого знаменитого узника Бастилии, графа де Лорже, "для того, чтобы она сняла слепок с его головы, которым она потом дополнила свою коллекцию, и который всё ещё в ней находится". К сожалению, графа де Лорже никогда не существовало; это миф, хорошо известный историкам! Подверженная влиянию некоторых термидорианских легенд, автор также рисует портрет "развратного" Робеспьера, алчного до присвоения чужого и готового посылать невинных на гильотину, чтобы отобрать их имущество в пользу своих любовниц. Наконец, последняя важная информация: м-м Тюссо уточняет, что её слепок был сделан на кладбище Мадлен… А ведь Робеспьер и другие казнённые 10 термидора были похоронены на Эранси!

Более того, как поверить, что Мари Гросхольц или любой другой человек мог бы приблизиться к трупу, взять отрубленную и израненную голову, сделать с неё слепок? В то время, как правительство желает, чтобы тело исчезло под негашеной известью, в то время, как оно боится создания памятных мест, мог ли палач разрешить подобное? К тому же, многие детали маски Тюрбри должны были бы удивить. Доклад санитарных инспекторов, осмотревших Робеспьера за несколько часов до его казни, уточняет, что они "прежде всего, заметили отёк по всему лицу, наиболее значительный слева (раненная сторона); также имелась эрозия кожи и кровоизлияние под глазом с той же самой стороны". И ничего из этого не было бы заметно на маске? Никакого отёка, никакой деформации, никакого ясно обозначенного места ранения? На самом деле, маска фальшивая; она больше сообщает нам об увлечении Робеспьером в XIX веке, чем о самом Робеспьере; она принимает участие в создании легенды.

Здесь могла бы начаться история мифа

Недели и месяцы, последовавшие за 9 термидора, с полным правом представляли, как странный период написания истории Революции. Для членов Конвента речь шла о том, чтобы придать смысл событию, которое они спровоцировали, придать ему законность, связав его со свержением королевской власти, изгнанием жирондистов, главными этапами борьбы фракций; речь шла также о том, чтобы избежать насилия, подобного весеннему, и вскоре выйти из террора, сбросив на других всю ответственность за времена чрезвычайного положения, ныне осуждаемые. Существует термидорианский рассказ о последних месяцах и "падении" Робеспьера. Но может ли быть этого комментария достаточно? Не рискует ли разоблачение чёрной легенды термидорианского происхождения показаться в большей степени защитой побеждённого, чем объяснением? К тому же, напоминание о её создании post mortem[346] не позволяет понять, почему она закрепилась так широко; отсюда также не становится понятнее, почему из многочисленных обвинений, выдвинутых против Робеспьера летом 1794 г., только обвинение, касающееся его ответственности за насилие II года, прочно закрепилось и почему, даже по сей день, оно кажется само собой разумеющимся. Если бы эта идея основывалась только на пропаганде победителей 9 термидора, разве была бы она такой незыблемой?

В действительности, термидор не вызвал развенчания образа Робеспьера, он его усугубил и завершил, он внушил его большинству. Робеспьера-Брута или Катона, готового пожертвовать собой ради общественных интересов, отныне заменяет Робеспьер-Цезарь, Кромвель или Перикл, отобравший свободу ради удовлетворения своего честолюбия. Безусловно, превращение зависит, по большей части, от термидорианской пропаганды, но оно было обеспечено жизненным путём Робеспьера и часто деформированным восприятием его власти в лоне Конвента, Комитета общественного спасения или в Якобинском клубе. Более того, как справедливо отметил Марк Булуазо,