Орлы капитана Людова - Николай Панов

Широкий дымовой гриб поднимался над доком все выше, сплошной черно-бурой завесой затягивал понтоны и башни.

Моряки дока не растерялись. Все оказались отлично подготовленными к борьбе с огнем и водой. Все мгновенно разбежались по местам.

«Повреждены и затоплены отсеки шестой и седьмой. Крен на правый борт. Пожар продолжается» — было сказано в переданной по трансляции «вводной».

— Открыть отсеки шестой и седьмой. Аварийной партии приступить к заделке пробоины! — гремел в мегафон голос Агеева.

От горевших дымовых шашек плыли густые клубы душного чада. Сквозь чад и пламя пылающей пакли матросы тащили доски, упорные брусья, жидкое стекло, разворачивали на палубе пластырь. Водолазы Костиков и Коркин первыми спустились в понтоны…

Эта ночь была беспокойной не только на рейде.

Перед рассветом на горизонте, со стороны открытого моря, взлетали в небо сизые прожекторные лучи, световые лезвия прорезали забитый облаками край неба, медленно опускались к воде.

Утром сигнальщики с вернувшегося из учебного похода эсминца, сменившись с вахты, выйдя для перекура на пирс, рассказывали друзьям, что увидели в море перед рассветом.

В прибрежной полосе, на траверзе новостроек Электрогорска, они увидели рыбачий бот, крепко взятый в световую вилку прожекторными лучами.

Странно было то, что широкий парус суденышка, на мгновение забелевший в скрестившемся на нем прожекторном свете, вдруг свернулся, исчез — и мотобот на необычайной скорости, резко лавируя, стал вырываться из мчавшегося за ним света.

Мотобот круто уходил в море, за линию наших территориальных вод, и наперерез ему пронеслись мимо эсминца два пограничных катера. Катера, догоняя мотобот, не спускали с него своих ослепительных прожекторных глаз…

— Верно, контрабандиста поймали, — сказал сигнальщик, закончив рассказ.

— А может, ушел? — усомнился один из слушателей.

— От наших пограничников попробуй — уйди!.. А что это у вас за взрыв такой был?

Но спрошенный матрос с ледокола промолчал, раскуривая папироску, и сигнальщик с эсминца не повторил вопроса…

Глава одиннадцатая

НАЧАЛО ПОХОДА

На рассвете зазвонили колокола громкого боя. Моряки вскакивали с коек. Узкий и длинный кубрик, легкое покачивание под ногами, на подволоке — забранные железными сетками яркие лампы…

Крепкий сон подчас лишает ориентации, переносит в былые, опалившие душу дни.

Налет вражеской авиации? Атака подлодки?

Нет, это не боевая тревога. Это аврал. Звонки: длинный — короткий, длинный — короткий… Аврал.

Внутри башни плавучего дока, в кубриках, пахнущих теплым металлом и свежей краской, люди натягивали сапоги и одежду, срывали с вешалок фуражки. Выпрыгивали по трапам на верхнюю палубу, в тусклый и мокрый полусвет утра, занявшегося над шквалистым морем.

И боцман Агеев, быстрее всех одевшийся в каюте старой баржи, опередив водолазов, скользнул по штормтрапу, свисавшему с усеянного закрашенными вмятинами борта. Спрыгнул на палубу дока.

Док двигался в открытом море. Дул порывами настойчивый ветер. Холодный дождь падал не отвесно, а летел прямо в глаза, параллельно пенистым бесконечным волнам. Вечером море было нежно-зеленым, гладким, как шлифованный малахит, а сейчас, куда ни бросишь взгляд, расстилаются хребты серых, закипающих пеной волн.

На вершине доковой башни сигнальщик, прикрыв глаза козырьком ладони, всматривался вперед, читал вспышки на мостике ледокола.

— Из-за чего шум? — спросил молодой лейтенант Степанов. Он был в одном кителе, жмурился под бьющим в лицо дождем.

— Входим в Зундский пролив! — сказал вахтенный офицер. Ветер хлопал длинными полами его резинового плаща. Вода стекала по надвинутому на лицо капюшону.

Ветер рванул вздувшийся капюшон, сдергивал его с головы. Вахтенный офицер встал спиной к ветру.

— Вам бы лучше шинель надеть, товарищ лейтенант! — сказал вахтенный офицер. — Принят семафор командира экспедиции: «Тросы выбирать, на сто метров подтянуться к ледоколу».

Лейтенант исчез в тамбуре.

Снова работа с тросами! Только вчера, выйдя из огражденной части канала, вытравили буксир с дока на «Прончищев» до трехсот метров, чтобы идти открытым морем. Сейчас, входя в узкости Зунда, при плохой видимости, со шквалистыми дождями, опять укорачивают тросы… Чтобы не сбить навигационного ограждения, избежать возможности столкновения со встречными судами… А потом, при выходе на простор Каттегата, снова травить буксиры… Огромная работа! Надев шинель, лейтенант вновь выбежал наружу.

Вахтенный офицер перегнулся с мегафоном в руках через поручни подвесного моста.

— Мичман, быстрей людей на шпили! Выбирать буксиры!

В руках Агеева тоже был мегафон. Среди уложенных восьмерками тросов и гигантских якорных цепей торопливо двигались моряки. Сбегали вниз и подымались по звонким суставчатым трапам, будто по пожарным лестницам многоэтажного дома.

Наверху завизжали электрошпили. Словно оживая под ударами ветра и дождя, серебристые тросы зашевелились, поползли по палубе, вытягиваясь и сокращаясь.

Молодой матрос Щербаков опасливо ухватился за скользкую, неподатливую сталь. Главный боцман предупреждал не раз: каждый трос — длиной в сотни метров, двенадцать килограммов весит один его метр. Не закрепишь вокруг кнехта выбираемый из воды стальной канат, не наложишь вовремя стопор — и увлекаемый собственной тяжестью трос может рвануться обратно в море, хлестнуть по ногам, перебить кости. Скользя за борт с огромной быстротой, он может унести с собой в море разиню.

— Рукавицы ваши где? — услышал Щербаков оклик Агеева.

Он распрямился. Вот почему так неудобно рукам. Торопясь на палубу по авральным звонкам, совсем забыл о рукавицах.

— Живо наверх! Надеть рукавицы! — скомандовал главный боцман.

Когда Щербаков вернулся, уже все моряки боцманской команды работали по выборке тросов.

— А ну, матросы! — кричал Агеев, и его голос не терялся в визге шпилей и грохоте металла. — Раз-два, взяли! Веселее, мальчики!

Мальчики! В устах главного боцмана это звучало не обидно, а задорно-ободряюще. Но еще больше подбадривал вид самого мичмана, работавшего во главе одной из групп.

Он нагибался, ухватывался за мокрую сталь, и в такт его движениям полтора десятка людей подхватывали трос. Трос толщиной с мускулистую руку понемногу выползал из воды, наматывался на шпиль, завитками ложился на палубу.

Во главе второй группы матросов работал боцман Ромашкин. Он первый сбросил пропитанную дождевой водой и потом рубаху, мышцы его худощавого стройного тела вздувались под полосами тельняшки. Бескозырка с золотыми литерами «Балтийский флот» плотно сидела на курчавой голове. Будто шутя, работал рядом с ним широкоплечий Мосин.