Фамильная честь Вустеров. Держим удар, Дживс! Тысяча благодарностей, Дживс! - Пелам Вудхаус

— Что она такое сказала, Дживс?

— Если не ошибаюсь, «улю-лю», сэр. По-моему, мадам также добавила «ату, вперед и ищи».

— Думаю, члены охотничьих обществ все время говорят что-нибудь в этом роде.

— Полагаю, что так, сэр. Это побуждает гончих бросаться в погоню с удвоенной энергией. Лисе, естественно, приходится нелегко.

— Ни за что не хотел бы быть лисой. А вы, Дживс?

— Безусловно, есть уделы и позавидней, сэр.

— Беднягу заставляют не только бежать во весь дух по пересеченной местности, но и слушать, как люди в цилиндрах издают эти грубые возгласы.

— Совершенно верно, сэр. Очень нелегкая доля.

Я вынул батистовый платок и промокнул лоб. Из-за последних событий мои поры струили влагу, как версальские фонтаны.

— Жаркие дела, Дживс.

— Да, сэр.

— Вгоняют в пот.

— Да, сэр.

— Сейчас здесь кажется так тихо.

— Да, сэр. «И тишины бальзам пролился, чтоб залечить ушибы звука».

— Шекспир?

— Нет, сэр. Американский писатель Оливер Уэнделл Холмс. Это цитата из его стихотворения «Шарманщики». Одна из моих тетушек читала его мне, когда я был маленьким.

— Вот не думал, что у вас есть тетушки.

— Три, сэр.

— И они такие же взвинченные, как та, что сейчас нас покинула?

— Нет, сэр. У всех троих одинаково умиротворенный взгляд на жизнь.

Я и сам несколько умиротворился. Стал благодушней, если хотите. А благодушие прибавило мне снисходительности.

— Да я и не осуждаю пожилую родственницу за взвинченность, — сказал я. — Ее всю поглотило начинанье, сделавшее что-то там мощно.

— «Начинанье, взнесшееся мощно», сэр?

— Точно.

— Тогда давайте надеяться, что оно не будет «сворачивая вбок от замыслов высоких, словно горы, терять имя действия».

— Да, давайте. Словно горы?

— Да, сэр.

— Это Бернс, что ли?

— Нет, сэр. Цитата из пьесы Шекспира «Гамлет».

— А, «Гамлета» я знаю. Тетя Агата когда-то заставила меня вести на него в театр «Олд-Вик» ее сына Тоса. Спектакль, по-моему, был неплохой, хотя и несколько заумный. Вы уверены, что «Гамлета» написал не Бернс?

— Уверен, сэр. Это общеизвестный факт.

— А, ну тогда ладно. Но мы отвлеклись от сути вопроса, которая заключается в том, что тетя Далия по уши погружена в это «начинанье, взнесшееся мощно». Оно касается Таппи Глоссопа.

— В самом деле, сэр?

— Это должно быть вам интересно: вам же, я знаю, всегда нравился Таппи.

— Очень приятный молодой джентльмен, сэр.

— Да, когда не отводит в сторону последнее кольцо над бассейном в «Клубе шалопаев». Подробности дела в двух словах не изложишь, но я скажу о главном. Л. П. Ранкл, прикрывшись буквой договора… можно сказать — буква договора?…

— Да, сэр.

— …обманул отца Таппи, заключившего с ним сделку… нет, не совсем сделку, отец Таппи работал у него, и Л. П. Ранкл воспользовался формулировкой примечания к их договору, чтобы отнять у него доходы от его изобретения.

— Обычная история, сэр. Финансисты склонны наживаться за счет изобретателей.

— А тетя Далия надеется, что уломает его и он отстегнет некоторую сумму Таппи.

— Под действием угрызений совести, сэр?

— Не то чтобы угрызений. Скорее под действием гастрономических чар Анатоля, во власти которых он находится уже продолжительное время, благодаря чему, как ей кажется, стал мягким и добрым финансистом, готовым оказывать услуги и поступать по справедливости. У вас скептическая мина, Дживс. Думаете, не получится? Тетушка уверена в успехе.

— Я, к сожалению, не могу разделить уверенность мадам, напротив…

— Напротив, вы, подобно мне, считаете, что сыграть на Л. П. Ранкле, как на мандолине, у нее… сколько шансов? Восемь из ста?

— Даже меньше, сэр. Мы должны учитывать тот факт, что мистер Ранкл…

— Ну? Договаривайте, Дживс, мистер Ранкл — что?

— Мне не удается вспомнить выражение, сэр, которым вы иногда пользовались, чтобы подчеркнуть недостаток обаяния в ком-нибудь из джентльменов вашего круга. Вы употребляли его по отношению к мистеру Споду, или, как теперь следует его называть, лорду Сидкапу, и к сэру Родерику, дяде мистера Глоссопа, когда ваши отношения с ним еще не приняли характера сердечной привязанности. Оно вертится у меня на языке.

— Жлоб?

— Нет, — сказал он, — не жлоб.

— Крепкий орешек?

— Нет.

— Прошлогодний сухарь?

— Вот именно, сэр. Мистер Ранкл — прошлогодний сухарь.

— Но достаточно ли вы его знаете, чтобы делать такие выводы? Вы же только что с ним познакомились.

— Да, сэр, это правда, но Бингли, узнав, что он гостит у мадам, привел мне некоторые факты, иллюстрирующие его черствость и безжалостность. Бингли одно время служил у него.

— Боже мой, у кого он только не служил.

— Да, сэр, он был склонен перебегать с места на место. Не задерживался подолгу ни у одного хозяина.

— Меня это не удивляет.

— Но его отношения с мистером Ранклом были более продолжительными. Он ездил с ним в Соединенные Штаты Америки и находился у него на службе несколько месяцев.

— Тогда-то он и понял, что Ранкл — прошлогодний сухарь?

— Совершенно верно, сэр. Так что я очень опасаюсь, что усилия мадам не приведут к желаемым результатам. Она надеется получить от мистера Ранкла крупную сумму?

— По-видимому, изрядную. Ведь отец Таппи изобрел не что-нибудь, а «Волшебные таблетки», и Ранкл, должно быть, заработал на них порядочный куш. Думаю, она будет добиваться пятидесяти процентов.

— В таком случае я вынужден признать, что рассудительный букмекер скорее всего оценил бы ее шансы достичь цели как один к ста.

Согласитесь, малообнадеживающий прогноз. Можно даже сказать, абсолютно убийственный. Я бы назвал Дживса пессимистом, но никак не мог припомнить это слово, а сказать про такого достойного человека, что он каркает, язык не поворачивался, и пока я пытался придумать что-нибудь другое, через застекленную дверь вошла Флоренс, и Дживс, разумеется, испарился. Когда наши с ним разговоры прерывает появление так называемых знатных особ, он всегда исчезает, как фамильный призрак, растворяющийся в воздухе на рассвете.

Все это время я виделся с Флоренс только за едой: она, так сказать, мчалась по скоростному шоссе, а я тихо плелся по обочине. Я подразумеваю под этим, что она проводила целые дни в Маркет-Снодсбери, хлопоча ради своего жениха, кандидата от консерваторов, а я после душераздирающей встречи с вдовой покойного Мак-Коркадейла забросил агитацию, предпочтя чтение хорошей книжки в уютном кресле. Я извинился перед Медяком за такое… годится ли здесь слово «дезертирство»?… а он воспринял мои слова на удивление хорошо и сказал, что, мол, конечно-конечно, он бы и сам, если бы мог, по ступил так же.

Флоренс была все такой же красивой, если еще не красивей обычного, и по крайней мере девяносто шесть процентов членов «Клуба шалопаев» не пожелали бы для себя ничего лучшего, как оказаться с ней вот так наедине. Я, однако, рад был бы улизнуть, потому что мои натренированные чувства подсказывали, что у нее сейчас опять такое настроение, что всякий, кроме безрассудного смельчака, полезет от нее на первое попавшееся дерево и оторвет его от земли вместе с корнем. Несносное третирство, о котором я уже говорил и которое является яркой чертой ее натуры, уже готово было проявиться во всей своей красе.

— Почему вы сидите взаперти в такую чудную погоду, Берти? — строго спросила она.

Я объяснил, что совещался с тетей Далией, но она сразу опровергла меня, сказав, что совещание, очевидно, закончилось и тетя Далия блистает своим отсутствием, так почему же я не дышу свежим воздухом?

— Вы просто обожаете сидеть в духоте. Вот почему у вас землистый цвет лица.

— Я не знал, что у меня землистый цвет лица.

— Конечно, землистый. Чему тут удивляться? Вы бледны, как брюхо дохлой рыбы.

Казалось, мои наихудшие опасения подтвердились Я предчувствовал, что она сорвет злость на ни в чем не повинном первом встречном, и такое уж мое везение, что этим первым встречным оказался я. Пригнув голову, я приготовился встретить бурю, но, к моему удивлению, Флоренс сменила тему.

— Я ищу Гарольда, — сказала она.

— Да?

— Вы не видели его?

— А кто такой Гарольд?

— Не будьте идиотом. Гарольд Уиншип.

— А, Медяк, — сказал я, поняв, о ком речь. — Он не заплывал в мои широты. Зачем он вам? У вас что-то важное?

— Важное для меня и, надеюсь, для него. Если он не возьмется за ум, он проиграет выборы.

— Почему вы так думаете?

— Я сужу по его поведению сегодня на обеде.

— А, он водил вас обедать. Куда? Лично я обедал в закусочной, и вы представить себе не можете, какими отбросами там кормят. Но может быть, вы пошли в какой-то приличный ресторан?