Конан из Киммерии - Роберт Говард

Ползучая тень

(рассказ, перевод В. Карчевского)

Замыслам Конана не суждено было исполниться и в Афгулистане. Вернувшись в хайборийские королевства, он присоединился к восстанию, поднятому принцем королевства Коф Альмариком против короля Страбонуса. Восставшие были разбиты и в конце концов беспощадно истреблены на краю южной пустыни…

1

Раскаленный воздух волнами поднимался над пустыней. Конан-киммериец провел по потрескавшимся губам ребром огромной ладони и огляделся по сторонам. Из одежды на нем была лишь шелковая набедренная повязка, да талию обхватывал широкий пояс с золотыми нашлепками, на котором висели сабля и кинжал, — он стоял, равнодушно снося болезненные уколы лучей нещадно палившего солнца. Могучие бицепсы на руках и мышцы на ногах носили следы свежих ран.

Обхватив руками колени и низко опустив светловолосую голову, рядом с ним на песке сидела юная девушка, белизна ее кожи резко контрастировала с цветом загорелых ног огромного варвара. Коротенькая, перехваченная в талии туника без рукавов и с глубоким вырезом на груди скорее обнажала, чем прикрывала ее прекрасное тело.

Конан тряхнул головой, словно хотел избавиться от слепящего блеска. Он приложил к уху кожаный бурдюк, который держал в руке, встряхнул его и, услышав слабый всплеск, только сильнее сжал челюсти.

Девушка вздрогнула и жалобно простонала:

— Пить! Пить! О Конан! Нам теперь нет спасения!

Киммериец ничего не ответил, враждебным взглядом окидывая песчаные барханы. Он смотрел на них исподлобья, и такая злоба пылала в его голубых глазах, что казалось — нет у него врага злейшего, чем эта пустыня.

Конан наклонился и поднес бурдюк к губам девушки.

— Давай, пей! — приказал он. — Пей, пока не остановлю.

Она пила мелкими жадными глотками, пока не выпила воду до последней капли. И лишь тогда все поняла.

— Ах, Конан! — воскликнула девушка, — Зачем ты это сделал? Ведь я же все выпила, все! Тебе ничего не осталось!

— Не реви! — рявкнул он. — Береги силы!

Конан выпрямился и отшвырнул в сторону пустой бурдюк.

— Ну почему ты не остановил, почему? — всхлипывала девушка.

Он даже не посмотрел на нее — стоял, выпрямившись во весь рост, и в его взгляде, устремленном в таинственную пурпурную мглу на горизонте, горела ненависть.

Киммериец понимал, что близится конец его жизненного пути, хотя при одной мысли об этом бунтовала вся его дикарская неуемная душа. Силы еще были, но он чувствовал, что долго под этим убийственным солнцем ему теперь не выдержать. Девушка уже совсем обессилела. Так не лучше ли одним-единственным ударом сабли милосердно прервать ее страдания? Видеть ее адские мучения, наблюдать, как она медленно сходит с ума от жажды — ведь эти несколько глотков утолили ее ненадолго, — о нет! Из ножен, вершок за вершком, медленно выползала сабля.

Вдруг рука варвара дрогнула. В глубине пустыни, далеко на юге, что-то сверкнуло в раскаленном воздухе. «Пригрезилось, — подумал он со злостью, — очередной мираж, которыми так богата пустыня». Конан приложил руку к глазам, полуослепшим от солнца, — и ему показалось, что он различает вдали башни, минареты, сверкающие стены. Он смотрел недоверчиво, ожидая, что мираж вот-вот поблекнет и растворится в воздухе. Натала перестала всхлипывать. Она с трудом поднялась на ноги и тоже вгляделась в мерцающее марево.

— Что это такое, Конан? — прошептала она, боясь пробудившейся надежды, — Город или мираж?

Киммериец молчал. Он несколько раз моргнул, посмотрел на город искоса, затем вновь прямо — город не исчезал, не улетучивался, стоял на том же самом месте.

— Кто его знает, — пробурчал он с сомнением, — Так или иначе, посмотреть стоит.

Он бросил саблю назад в ножны, наклонился и легко, словно перышко, поднял на руки Наталу.

— Не надо, Конан! — запротестовала она, — Я могу идти, пусти меня!

— Смотри, сколько камней! — рявкнул он гневно, — Мигом порвешь, — он мотнул головой, показывая на изящные, салатного цвета сандалии, — А нам надо спешить, чтобы дойти до заката.

Надежда на спасение влила новые силы в стальные мышцы киммерийца. Он бежал по барханам, словно летел на крыльях. Цивилизованный человек на его месте уже давно отдал бы богу душу, но он — варвар из варваров — сражался за свою жизнь, словно кошка.

Конан и Натала чудом унесли ноги после разгрома армии мятежного принца Альмарика, этой буйной, пестрой орды, которая вихрем промчалась по королевству Шем и утопила в крови северную границу Стигии. После этого орда, уже со стигийской армией на хвосте, вторглась в королевство Куш и в ее пределах была наконец окружена на краю южной пустыни. Армии стигийцев и кушитов соединились и уже не выпустили добычу из капкана. Конан-киммериец в последний момент поймал верблюда, забросил на него девушку — и был таков. Им посчастливилось, они избежали трагической судьбы своих товарищей, но для них оказалась открытой лишь одна дорога — в пустыню.

Натала была родом из Бритунии. Конан как-то увидел ее на невольничьем рынке в одном из шемитских городов, захваченных ордой Альмарика, она пришлась ему по душе, и он, недолго думая, тут же присвоил девушку, ни у кого не спрашивая на то разрешения. Сама она с радостью приняла такой поворот в своей жизни, да и чего лучшего ей было ждать? Скорее всего ее продали бы в шемитский сераль, а для женщин Хайборийской эры это было худшим из всех возможных зол.

Конан и его спутница несколько суток подряд не слезали с верблюда — целая стая стигийцев неутомимо преследовала их по пятам. Когда они наконец прекратили погоню, беглецам не оставалось ничего иного, как продолжить путь в том же направлении — возвращаться уже было поздно. Они долго ехали, высматривая оазис, но их спаситель, верблюд, в конце концов пал замертво, и им пришлось идти дальше пешком, утопая по колено в горячем песке и испытывая жесточайшую жажду. Девушка была сильной и выносливой, закаленной суровой лагерной жизнью, как мало кто из женщин той жестокой эпохи, но и она, как ни оберегал ее варвар, постепенно выбилась из сил.

Адская жара струилась с неба на черные, спутанные волосы Конана. Тошнотворный туман и тупое безразличие волнами заливали его мозг, но он не поддавался и шел, стискивая зубы, все дальше и дальше, поскольку теперь знал наверняка, что впереди действительно город, а не пустой мираж. Что ждет их там? Новые враги? Кем бы они ни оказались — с ними можно будет сразиться, их можно будет убить. А большего варвару и не требовалось.

Солнце уже висело низко над горизонтом, когда они остановились наконец в животворной тени огромных ворот. Конан с облегчением расправил плечи. Перед ними на высоту не менее тридцати футов возносились крепостные стены — зеленоватые по цвету, они блестели, словно действительно были стеклянными. Конан пробежал взглядом по верхушкам стен, но ничего не заметил. Он крикнул во всю мощь своих могучих легких — ответом была тишина. Варвар ударил в ворота рукояткой сабли — лишь гулкое эхо отозвалось и тут же утонуло в песках. Натала, напуганная странной тишиной, дрожала, словно в лихорадке, а Конан, разгорячившись, навалился всей тяжестью на ворота, те вдруг уступили и, не издав ни малейшего скрипа, начали открываться. Варвар отскочил, настороженный, словно пума, и с саблей наготове прижался к стене, ожидая нападения. Девушка вскрикнула. За воротами лежал человек. Конан внимательно исследовал его взглядом, затем поднял глаза — и увидел просторную площадь, окруженную зданиями, сияющими, как и стены, зеленоватым светом, за ними возносились стройные башни минаретов. И нигде не было ни следа жизни. Посреди площади стоял четырехугольный сруб колодца. Ничто иное в ту минуту не могло бы обрадовать Конана больше, в его пересохшем рту уже едва ворочался облепленный песком вспухший язык. Он подхватил Наталу на руки, скользнул за ворота и закрыл их за собой.

— Он живой? — спросила со страхом девушка, показывая на неподвижно лежащее тело рослого мужчины средних лет, с чертами лица, обычными для человека той эпохи, лишь глаза его, быть может, были более раскосыми да кожа — чуть более желтой. На нем была пурпурная шелковая туника, ноги обуты в плетеные сандалии, к поясу приторочен короткий меч в ножнах, украшенных золотом. Конан прикоснулся к телу. Оно было холодным, без всяких признаков жизни.

— Даже не ранен, — удивился киммериец, — а мертвый, как Альмарик, когда его нашпиговали стигийскими стрелами. Да ладно, хватит об этом. Нам с тобой прежде всего надо напиться. Клянусь Кромом, я осушу весь колодец!

Сделать это оказалось вовсе не просто. Зеркало воды блестело в добрых сорока футах внизу, но ни веревки, ни какой-либо подходящей посудины поблизости не нашлось.

Разозленный неожиданным препятствием, варвар лихорадочно осматривался по сторонам, пытаясь разыскать хоть что-нибудь, когда до его ушей долетел пронзительный крик девушки. Он мгновенно повернулся — к нему бежал, держа меч высоко над головой, тот человек, которого он посчитал мертвым. Конан не тратил времени на долгие размышления, его сабля свистнула в воздухе, и голова незнакомца покатилась по каменным плитам. Из шеи, словно сок из перерубленной лианы, ударила струя крови, тело пошатнулось и, все еще с мечом в руках, рухнуло на землю.