Проклятие чародея - Пола Вольски

— Ваша светлость, вы просто обязаны подумать над этим, — твердил камердинер. — Новое положение вашей светлости сопряжено со многими обязанностями светского свойства.

— Гроно, ты заблуждаешься. Хар-Феннахары никогда не были богаты.

— Но теперь-то все совсем по-другому. В руках вашей светлости — одно из самых солидных состояний в Ланти-Юме. Позвольте напомнить вам, господин, что заниматься суетными финансовыми делами отныне ниже достоинства вашей светлости.

— Постараюсь не забыть. Что до приемов, с ними придется подождать…

— Подождать? Ни в коем случае, сэр, — упрямо заявил камердинер.

— Почему же?

— Вашей светлости надлежит как можно скорее наладить тесные дружеские отношения со знатными семействами города. Только так ваша светлость получит возможность свести знакомство с девицами, подходящими по возрасту, красивыми и состоятельными, одна из которых впоследствии станет леди Хар-Феннахар.

— Леди Хар-Феннахар?!

— Безусловно, господин. Ведь вы — лорд Хар-Феннахар, и потому ваш священный долг… нет, святая обязанность, обеспечить себе наследника.

— Гроно, мне всего восемнадцать. Подумать о наследниках я еще успею!

— Вот тут вы не совсем правы, мастер Деврас. Времени всегда меньше, чем кажется поначалу. Вы молоды, сильны, здоровы. Дай Бог, чтобы так было и впредь! Не сомневаюсь, теперь вам жизнь кажется бесконечной. Но подумайте обо мне! А как же я? Старый, дряхлый, больной…

— Да ты здоров как бык, и сам прекрасно это знаешь.

— …Жалкий, несчастный маразматик. Я ведь в любой момент могу — раз, и… исчезнуть. И с каким, по-вашему, чувством я отправлюсь в тот самый долгий и печальный путь… с каким чувством низринусь в непроглядный мрак той вечной ночи, зная, что оставляю своего господина без потомства, без супруги, одного на всем белом свете? Спокойно ли будет у меня на душе, а, мастер Деврас?

— Гроно, какой же ты бессовестный мошенник!

— Ничуть. А даже если бы и был таким, разве не сказал Гезеликус: «Благородная ложь забавляет богов, изнывающих от добропорядочного занудства».

— Не помню, чтобы Гезеликус изрекал что-нибудь в этом роде.

— Даже если и нет, то обязательно должен был изречь.

— Гроно, послушай, я вовсе не против встреч с юными дамами…

— И чудесно, господин, просто чудесно! Я тут, к слову сказать, набросал списочек подходящих кандидатур. — Из нагрудного кармана камердинер извлек длинную, сплошь исписанную полоску бумаги. — Обратите внимание, имена наиболее многообещающих девиц помечены красными звездочками. Лично я бы отдал предпочтение восхитительной Лаллиане Кру-Беффел. Хотя она маловата росточком, кривозуба и, по слухам, несколько спесива, тем не менее ее дворец — среди богатейших домов Ланти-Юма. К тому же сама она происходит из большой семьи, что говорит в пользу ее будущей плодовитости…

— Постой. Довольно. Я сказал, что не прочь — более того, горю желанием познакомиться с юными леди как можно скорее. Но насчет остального — женитьбы, наследников, — с этим придется повременить, хотя бы несколько лет.

— Подумайте, мастер Деврас, подумайте! Случись вам, не приведи Господи, нежданно-негаданно скончаться, не позаботившись о продолжении рода, все наши страдания, выходит, впустую? Тяготы пути, опасности, которым мы подвергали наши жизни в пещерах, и ради чего?..

— Друг мой, мы не затем пережили эту пытку, чтобы снискать мне титул и богатства. Все, в том числе и мы с тобой, получили куда более весомую награду.

— Лично я нет, — упрямился Гроно.

— Да полно, и ты тоже. Вспомни, как много мы повидали, как много сделали и узнали, в конце концов, мы верой и правдой послужили Ланти-Юму. Когда б еще мне выдалась великая возможность убедиться в том, что мир гораздо многограннее и полнее трудов самого мудрого из философов!

— О чем я и твердил вам Бог знает сколько лет, мастер Деврас.

— Теперь я и сам знаю это. И хочу увидеть, сделать, познать еще больше, причем познать на собственном опыте. Хотя бы поэтому не стоит спешить с женитьбой и обзаведением потомством.

Выражение лица камердинера свидетельствовало о том, что этот аргумент его явно не удовлетворил.

— Гроно, право же, рано. Кругом столько нового, неизведанного, будоражащего воображение. Может, ты поймешь, если я расскажу тебе кое-что, о чем узнал в пещерах. Раньше не говорил… о таком нелегко рассказывать. — Камердинер с жадностью ждал продолжения, и Деврас признался: — Тот военачальник вардрулов… помнишь, он встретился нам однажды… так вот, мы говорили с ним, там, в пещерах, и оказалось, что у нас общий предок. Мы родственники.

— Да что вы такое говорите? Какое несчастье!

— Более того. Он легко мог меня убить, и тогда бы несдобровать и Рэйту, и Тьма осталась бы над Далионом навеки. Но не убил — потому, наверное, что кровные узы, святые узы родства для него превыше всего. Где-то на свете живет родное мне существо, питающее любовь даже к такому далекому, как я, сородичу… и это все меняет. Наверное, я никогда его больше не увижу, но буду знать, что он существует. Где бы он ни был теперь, пусть ему живется спокойно и счастливо, пусть в его душе поселится мир.

В недрах сокрытых глубоко под Далионом пещер, на берегу погребальной заводи Грижни, собрались жалкие остатки кланов вардрулов. Все закутаны в тяжелые накидки, поскольку в лабиринтах подземных коридоров поселился холод, но такая атмосфера более всего располагает к скорби. Рядом с заводью лежит безжизненное, померкшее тело архипатриарха. Одна рука его крепко сжимает сверток с полуистлевшим фолиантом, пергаментный свиток и ворох исписанных листов. На груди его покоится тонкая золотая пластинка с выгравированными на ней словами и знаками.

Пора хоронить. Вот уж звучит прощальная песнь вардрулов, приветствующих воссоединение патриарха с Предками… Погрузившееся в погребальную заводь тело тихо оседает на дно, чтобы занять свое место среди сородичей, и воды смыкаются над последним представителем мятежного рода Грижни.