Танго на цыпочках - Екатерина Лесина

на впалых щеках изобразить румянец, то… Но родинка, родинка-паучок, ее невозможно спрятать, ее невозможно не запомнить. Хотя, сейчас, кажется, родинки удаляют хирургическим путем… Тогда…

Да, в этом случае одно лицо. И, похвалив себя за наблюдательность, Тимур переключил внимание на жениха. Хорош, однако, под стать прелестнице-орхидее. Глядя на эту пару, сложно поверить, что фотография любительская, уж больно хороши и жених, и невеста, да и невестины подружки. Салаватов с некоторой отстраненностью заметил, что на снимке Марек выглядит чуть моложе и человечнее, улыбается во весь рот, ни мало не заботясь о правильности и уместности улыбки, видно, что счастлив и не пытается счастье свое скрывать, наоборот, желает поделиться со всем миром. Конечно, ведь ему досталось такое сокровище…

Интересный поворот сюжета.

Слева и справа от молодой пары стоят две девушки в практических одинаковых платьях, такие наряды, как правило, шьют близняшкам. А девушки и в самом деле удивительным образом походили друг на друга: волосы, глаза, упрямо вздернутые носики и пухлые губы. Они словно отражение друг друга, две сестрички, повзрослевшие, но не избавившиеся от привычки дурить людям головы своей схожестью.

— Итак? — Иван Юрьевич смотрел на фотографию в руках Тимура с любопытством естествопытателя, которому только что удалось обнаружить престраннейшее существо, и теперь предстояло решить, что с этим существом делать: отпустить или препарировать во имя богини Науки.

— Есть кто знакомый?

— Есть. — Салаватов развернул фотографию таким образом, чтобы Кукушке было видно, и принялся перечислять:

— Лара Камушкевич. — Палец, коснувшись блондинки слева, предательски дрогнул. Ох, Лара, Лара, Ларочка, в какую аферу ты умудрилась втянуть сестру? И что тебя связывает с Мареком и его невестой?

— Вика. Фамилии не знаю, но могу показать, где живет, точнее жила.

— А что с ней случилось? — Поинтересовался Иван Юрьевич, разминая в пальцах сигарету. От сигареты шел такой аромат, что Салаватов непроизвольно сглотнул, мысленно подсчитав, что он уже пятый день без курева.

— Будешь? — Кукушка вежливо протянул открытую пачку, и рука сама цапнула сигарету. От дыма слегка закружилась голова: видать, организм и за такой короткий срок успел отвыкнуть от табака.

— Ну, так что с этой Викой случилось?

— С ума сошла. Сестра определила ее в больницу — куда, не знаю, сами спросите.

— Спросим, спросим. — Пообещал Иван Юрьевич. — Дальше.

— Егорин. Марек. — Тимур обрадовался было, что не придется вникать в детали, не придется объяснять, из-за чего, вернее, из-за кого сошла с ума Вика, и почему они с Ларой так похожи друг на друга, но потом понял, если старая история будет представлять интерес для ментов, то они ее раскопают и без его, Салаватовской, помощи.

— А это… — относительно невесты Тимур испытывал некоторые сомнения, и в конечном итоге решил сказать, как есть: — Если родинку убрать, волосы сделать светлее, а глаза темнее, то она будет похожа на…

Доминика

Она пришла не ночью, а утром, ранним-ранним утром — на часах, что висят на противоположной стене, стрелка еще до шести не добралась, но за окном уже светло. Летом рано светает, вот зимой, зимой мне вряд ли бы удалось разглядеть ее лицо. Зимой по утрам темно и холодно, поэтому увидеть можно лишь силуэт.

О чем это я? Страшно, вот и пытаюсь отвлечь себя какой-то ерундой, чтобы не выдать ненароком. Стоит ей заметить, что я не сплю, и тогда… Не знаю, что тогда, но уж точно не изящное «медицинское» убийство, обещанное Иваном Юрьевичем.

Ох, зря я согласилась на эту аферу, а на тот момент идея казалась на редкость удачной. Как же, поймать злодея на месте преступления, отомстить за собственный страх, унижение и боль. Кто в моей ситуации не захочет отомстить? В общем, сама виновата.

Ночь напролет лежала без сна: боялась глаза сомкнуть, чтобы не пропустить визит дорогой гостьи, а она пришла утром. Утром, когда я, расслабившись — все знают, что преступления совершают в темноте, а днем относительно безопасно — задремала. Разбудила — читай «спасла» — меня скрипнувшая дверь, спасибо коменданту за несмазанные петли.

Дверь утренняя гостья плотно прикрыла: защелок или замков не имелось и, полагаю, данное обстоятельство донельзя раздражало мою гостью, она некоторое время прислушивалась к звукам, доносящимся из коридора. Хотя, какие там могут быть звуки, шести нет, все спят. Все, кроме ее и меня.

Только бы не заметила, что и я бодрствую, стараюсь дышать пореже, и не шевелится. Что бы не случилось, шевелится нельзя. Рука моментально затекает, а между лопаток кожа свербит. Почесать бы, но нельзя, нельзя, ничего нельзя. Единственное, что мне дозволено: наблюдать за ней сквозь ресницы. Чисто женская уловка, когда вроде бы и спишь, и в то же время следишь за происходящим, немного неудобно, да и угол обзора оставляет желать лучшего, но мне не до капризов.

Ей удивительно идет костюм медсестры, халат, правда, несколько великоват: на ее субтильную фигуру сложно подобрать одежду по размеру. Впрочем, полагаю, ей было не до переборов.

Вздыхает, этот печальный вздох я скорее чувствую, чем слышу. Знать бы, о чем она печалится, о том, что придется убить человека? Сомневаюсь. Скорее о том, что я не умерла там, на острове, тогда ей не пришлось бы теперь рисковать. Ненужный риск ее раздражает, заставляет нервничать, оттого и тянет время. Но вот, решается, подходит к кровати и несколько секунд пристально вглядывается в мое лицо. Взгляд колючий, настороженно-недружелюбный, как у волчицы, которая пытается угадать в какой стороне сидит охотник, и удастся ли пересечь открытое пространство прежде, чем ударит выстрел. Холодные пальцы касаются щеки, я едва не взвизгнула от неожиданности и отвращения, сердце стучит слишком сильно, вдруг услышит? Вдруг Кукушка ошибся и она снова пришла с пистолетом? Тогда… тогда конец.

Пальцы перемещаются на шею и, нащупав артерию, замирают. Да она же пульс считает! Поймет или не поймет, что я притворяюсь? Утешаю себя мыслью, что и у тяжелых больных сердцебиение бывает учащенным, например, от лекарств. Пальцы убрались с шеи. Скрипнул пол. Отошла? Снова приоткрываю глаза, да, она отошла от постели. Не далеко, к специальной стойке, где закреплен пакет с физраствором, с которым я соединена прозрачной пластмассовой пуповиной. Почти профессионально осматривает пакет — жидкости внутри осталось около трети и трубку. Мне тоже достается задумчивый взгляд. Господи, а, если она сделает укол мне? Подойдет и всадит какую-нибудь гадость прямо в вену, без посредников, так сказать. Этот вариант мы с Иваном Юрьевичем не предусмотрели. Нажать на кнопку? Рано, рано еще, но как бы потом поздно не стало.

В ее руку появляется шприц, пальцы уверенно