Альтернативная история - Йен Уотсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мне очень нравилось слушать ваши лекции… — Потом повернулась на каблучках и исчезла в ночи.
Через два месяца я наконец добрался до Парижа. Мне пришлось нелегко. Если бы я покинул Австрию официально, никто бы не чинил мне препятствий, даже выдали бы разрешение на эмиграцию. Но это значило не иметь возможности вернуться — покинуть страну навсегда. Я был не готов сделать это.
Ночами, дрожа от холода в горах, я представлял себе огромные самолеты, которые позволили бы мне совершить это путешествие за пару дней. Такими, должно быть, летали Эстер и ее муж. Иногда я слышал в темноте стук колес проходившего поезда.
Но вот все осталось позади: я наконец был в безопасности и наслаждался комфортом, сидя на диване в роскошных апартаментах Альберта на авеню Дю Мэн. Я потягивал портвейн, а он поспешно разворачивал привезенный мною пакет.
— В этих бумагах нечто, имеющее отношение к тому эксперименту с часами, верно? Часы, которые ушли в будущее.
— А, так вы не забыли! С тех пор много всего случилось…
Разумеется, я знал, что в этих бумагах. Я не такой простак, чтобы везти пакет неизвестно с чем через пол-Европы. Должен признаться, что, кроме нескольких страниц, касающихся эксперимента 6 февраля 1934 года, я почти ничего не разобрал, но понял: опыт с часами — не шутка и не мистификация и Альберт, будучи одним из самых блестящих умов человечества, способен дать людям шанс на путешествие во времени. Я с трудом дождался, когда горничная выйдет из комнаты, и, умирая от любопытства, спросил:
— Альберт, путешествие во времени реально?
— Конечно, раз я отправил стрелки тех часов в будущее, хоть вы все тогда и сочли меня cinglé.[58]
Альберт предпочел употребить французское слово. Похоже, он вполне освоил язык. Он уже стал членом Французской академии наук, и я не удивился бы, если бы в один прекрасный день он получил орден Почетного легиона. Но сейчас меня занимало не это.
— А прошлое, Альберт? Как вы думаете, можно попасть в прошлое? Вернуться…
— Теоретически это не проблема, но практически…
Мне показалось, что мое сердце пропустило один удар.
— И в чем заключается трудность?
— На то, что вы имеете в виду, нужно больше энергии. Потребовалась бы вторая машина времени с большим запасом энергии, чтобы обеспечить возвращение. Поэтому не думаю, что в ближайшее время туристские поездки в прошлое станут популярны.
Я был раздавлен. Долгими ночами под открытым небом, усеянным звездами, или в каком-нибудь ненадежном укрытии я лелеял свою мечту, крутил эту мысль так и сяк, рассматривал под разными углами. Но она имеет смысл лишь в том случае, если возможно путешествие в прошлое. И вот теперь, когда Альберт развеял мою мечту в прах, я решил поделиться ею с ним.
Он слушал меня, как всегда, внимательно, и в глазах его светилось понимание. Однако не могу сказать, что моя идея его воодушевила. Альберту совсем не нравилось, что открытие послужит кровопролитию, и все же он согласился, что мое предложение, вероятно, лучший выход. Но энергетическая проблема оставалась. В Вене он использовал опытный образец реактора, и это сдвинуло стрелку весом в несколько граммов всего на три минуты вперед. А то, что задумал я…
Альберт воскликнул:
— В ближайшее время, Отто, у нас не получится отправить в прошлое человека, но есть одна возможность, которую вы почему-то не принимаете в расчет. Вам не нужно отправляться туда самому. Все, что надо сделать, — открыть окно в прошлое, самое маленькое, и заменить объект Б на объект А. С возвращением объекта А, я думаю, мы справимся. Скажем, автоглайдер…
— То есть?
— Это приспособление, перемещающееся со своим грузом и собственным блоком питания, похожее на автомобиль.
— Это можно провернуть быстро?
— Увы, если делать все тайно, подготовка займет несколько месяцев. Надеюсь, вы понимаете, что с этого момента мы должны быть очень осторожны?
Мне казалось, что следующие месяцы тянулись долго-долго. Я поддерживал контакт с Альбертом через Эстер. Они с мужем вернулись в Вену, я тоже — так же подпольно, как раньше уехал. Эмма выгнала меня, и вообще ситуация с каждым днем становилась хуже. Сообщали о погромах в Зальцбурге, Тимифлоаре, на озере Балатон, в Каринтии. В Турции прогрессивное правительство Мустафы Кемаля, устроившее армянскую резню, а уцелевших армян выславшее из страны, бряцало оружием, боясь упустить шанс оттяпать у разоренной империи часть территории.
Напряженно стало везде. Царь Михаил когда-то назначил бывшего лидера социал-демократов Керенского премьер-министром, так что образовался единый фронт — от Санкт-Петербурга до Мадрида, включая Берлин. Революционное правительство скинуло кайзера и провозгласило республику, которая вступила в долгосрочный альянс с Францией в обмен на частичный возврат земель, отнятых в 1871 году при разрыве дипломатических и торговых отношений с Францем-Фердинандом. Принц Отто, которого я не любил уже за то, что он носил то же имя, что и я, публично порвал со своим отцом и покинул страну. Все эти события укрепляли мою решимость.
С помощью Фронта славянского сопротивления я получил фотографии и подробное описание той комнаты в Сараеве, где Альберту предстояло осуществить его план. К счастью, в комнате почти ничего не изменилось. Надо было спешить. Уже был апрель 1943 года, и Франц-Фердинанд всех удивил, объявив о своей поддержке Сеутского пакта. В том же месяце двое других подписавших пакт — Франко и Гамелен — восстали против своих правительств.
Все это отнюдь не благоприятствовало осуществлению нашего плана. Альберт через Эстер сообщил мне, что взят на заметку как подозрительная личность и отстранен от преподавания, потому что недостаточно ясно и четко высказался против вышеупомянутых мятежей. Разумеется, это затормозило наш проект.
Должен признаться, я так расстроился, что готов был выбросить белый флаг, хотя прекрасно сознавал, что наш план — единственный шанс для двадцатого века не остаться в истории веком мировой войны. А она стремительно приближалась.
После того как японцы в июле высадились в Калифорнии, а Гамелен через месяц оккупировал Прованс, ситуация обострилась еще больше. Если мы ничего не предпримем, мир погибнет. Мы просто обязаны добиться успеха, а времени совсем нет!
Другая проблема состояла в том, что Ферми теперь поддерживал фашистское правительство Муссолини в Италии. Но Альберт через ту же Эстер сообщал мне, что он по-прежнему сохраняет связи с научной общественностью и надеется в нужный момент получить доступ к необходимой энергии. Однако ему приходилось скрываться, что сказывалось на темпах работы. Война тем временем бушевала в Испании, французских колониях и США: американцы едва сдерживали наступление японцев в Скалистых горах. Моя собственная жизнь становилась все труднее. Мы были полностью отданы на милость гитлеровских головорезов, которые безнаказанно притесняли и ущемляли евреев. Я начал ходить в синагогу и подружился с раввином Элиазаром Бен Рахлемом. Под его руководством я теперь дважды в неделю изучал Тору. Остальное время уходило на то, чтобы заработать кусок хлеба, — я давал уроки еврейским детям, которым запрещалось посещать государственные школы.
Муж Эстер стал послом в Рио-де-Жанейро. Чтобы получить этот пост, ему пришлось отречься от жены — оказалось, что у нее все-таки есть ничтожная доля еврейской крови. Эстер дала мне знать, что за ней следят. Нам становилось все труднее поддерживать контакт.
К началу 1945 года я стал серьезно подумывать о том, чтобы отказаться от своей идеи и отправиться в одно из поселений в Палестине. Но вдруг запретили эмиграцию и решили собрать всех евреев в специальные лагеря. На мое счастье, Сопротивление помогло мне выбраться из Австрии, я наконец встретился с Альбертом и переправил ему вещь, которую Эстер удалось передать мне за день до своего ареста, — пистолет, который хранился в Министерстве внутренних дел в столице. Один мой берлинский приятель-оружейник, которому я, разумеется, не мог довериться полностью, быстро вычислил, почему пистолет дал осечку, и снабдил меня точно таким же, но исправным.
В сентябре мы поселились в Мюнхене и принялись за работу. Наконец мы с товарищем Альбертом (так нам приходилось называть друг друга при режиме Розы Люксембург) почти достигли нашей цели. Мюнхен мы выбрали правильно — это было недалеко от Комиссариата по делам энергетики, который теперь использовал реактор конструкции Ферми. Альберту удалось устроить меня секретарем на физический факультет университета, и все свое свободное время я уточнял географические координаты, пока он занимался усовершенствованием конструкции автоглайдера. Какой-то остряк однажды заметил, что история по сути — география. Мне действительно требовалось быть очень точным, составляя крупномасштабный план улиц.