Заговор обезьян - Тина Шамрай

— Какой, ё, синдром! Не было у него никакого синдрома, спокойный был мужик. Ну, горел, ну, падал, так кто не горел, кто не падал… Не, Сашко слабаком точно не был!

— Дело не в слабости, а совсем в другом — в чувствительности, в недовольстве собой, в усталости от жизни…

— Ты шо ж, думаешь, я не понимаю? Но не должно так быть, не должно… Кто-то скупо и чётко отсчитал нам часы, — начал Толя и оборвал. Слова забыл? И пришлось напомнить:

— …Нашей жизни короткой, как бетон, полосы.

— От-от, такой, гад, короткой! А давай до речки! Тебе в воду пока нельзя, у тебя ножка больная, а я искупнусь, — подхватился Толя и скачками побежал к воде. На мостках он скинул кроссовки и красные носки и зашёл в воду — мелко! И, только добравшись до середины реки, лёг на спину и поплыл. Спортсмен!

А вернувшись, застал компаньона за стиркой.

— О! Добрался Мартын до мыла! Там же вода нагрелась, а ты тут холодной, — брызгал Толя водой. И, присмотревшись, присвистнул:

— Ты шо, и мои носочки стираешь? Ё! Это ж кому рассказать!

— Имей в виду, это стоило мне острых душевных переживаний, — не поднимая головы, внёс ясность в гигиенический вопрос подопечный.

— Не, ты как стираешь! Кто так делает, а? Дай сюда! — выдернул Толя из его рук намыленные тряпочки и, натянув на свои Длинные пальцы, стал изображать энергичное мытьё рук: во как надо! Его мокрое тело было всего в полуметре, и с такого расстояния были хорошо видны разнообразные шрамы. В городе Шилке он и не обратил внимания, не присматривался, а тут совсем близко настоящие зажившие раны. Откуда?

— Во! Теперь, прополощем — и готово! — повернулся к нему вертолётчик, и пришлось отвести взгляд. — Как там наша печка? Подкидывал? Зараз проверим, — кинулся он к бане и, вернувшись, бухнулся на зелёное одеяло.

— Всё нормальком. Я уже заслоночку прикрыл, ещё часок — и можно париться… А венички как пахнут! Слухай, шо ты всё ходишь, горизонт закрываешь? Не маячь, садись! Если беспокоишься за носки, то сохнут уже, сохнут, там же бак горячий!

Не успел беглец опуститься на подстилку, как почувствовал под собой что-то твёрдое. Отодвинувшись, увидел две большие чёрные пуговицы, пришитые с краю одеяла: а это для чего?

— От шо значит человек в армии не служил. Ото, где пуговицы, та сторона для ног, ферштейн?

— Понял! Понял, что это одеяло ещё бойца Красной армии.

— А ты что ж, по болезни мимо службы пролетел или на хитрой кафедре обучался?

— На хитрой, на хитрой… Ты лучше расскажи, что это у тебя за царапины? Бандитская пуля?

— Если на груди, то это — Кандагар или Кундуз, не помню, — небрежно передёрнул плечами вертолётчик.

— Ты что, в Афганистане служил?

— А шо тебя удивляет? Я ж военный!

— И долго воевал?

— Полтора года.

— Что, и стингеры видел?

— Ага, они до нас в гости ходили…

— А сколько звёзд упало на погон? — поднял беглец два пальца: лейтенант?

— Неа, — без улыбки помотал головой Толя. Пришлось выставить три пальца и на Толино «нет» прибавить ещё один: а так? Вместо ответа тот показал большой палец.

— Маршал, что ли?

— Ну, ясный перец, ты других званий и не знаешь. Не хочу тебя расстраивать, но майор я, всего-навсего майор. Это ничего, шо с тобой не командарм рядом сидит, а?

— Да нет, это ты меня извини. Мне-то никогда не стать майором… Я только лейтенант и, к сожалению, не военно-воздушных сил — химических войск.

— Не прибедняйся! Успел же генералом побывать, хоть и гражданским. Но, как сказал известный тебе полковник Абрикосов, триппер и штопор на погоны не смотрят!

— Ну, спасибо, утешил. А этот шрам на спине откуда?

— Это уже в Якутии…

— А там что, тоже стреляли?

— Ничего особенного, так, производственная травма…

— Слушай, у тебя за Афган и награды есть?

— А як жэ!

— Ну, и как служилось? Расскажи что-нибудь…

— Чито-нибудь? — усмехнулся майор. — Чито-нибудь расскажу. Хочешь страшное? Ну, слушай, токо потом не говори: ой, боюсь, ой, боюсь… Прибыл как-то в полк проверяющий генерал и запросился до нас в модуль, хотел, значит, к народу ближе, посмотреть, как офицеры живут. И был тот генерал такой, шо поперёк себя шире, видно, любил пожрать. А мы как раз на примусе плов забацали, ну, и выпили, само собой. И генерала шо-то быстро и не по делу развезло, бухнулся он кверху дымоходом и отключился. Ну и остальные угомонились рано, на полёты ж до восхода солнца вставали, пока жары не было… Мы спецназ перемещали, то сбрасывали, то подбирали, как говорится, в тылу противника… Весёлые ребята были! Представляешь, двухметровый амбал в бабу переодевался! Да на такого хоть три паранжи накинь — Гюльчетай ещё та! Короче, господа офицеры, укушавшись, залегли, кое-кто уже и похрапывать начал, когда этот генерал из свой пушки, бааалыпого такого калибра, да без предупреждения, да залпом! Короче, запустил снаряд, и сам же первый подхватился: «А! У! Стреляют! Окружили!» Тут и охрана, автоматчики его заскочили, думали, у нас шо-то взорвалось. Так шо ж ты думаешь? Этот дядя первым и разоряться стал: «Доложите, мать вашу, обстановку!» Ну, Ваня Ломейко, блудила, штурман такой был, и доложился: «Газовая атака, товарищ генерал-майор, успешно отбита! Потерь среди личного состава нет!» Веришь, нет, а полк дня три ухахатывался, Ваню заставляли по десять раз пересказывать! Мы смеялись, а генерал сам себе наградной листочек оформил, на героя постеснялся, а на «Боевое Красненькое Знамя» выписал, ну, и нам «Звёздочек» тогда насыпали. Ну, как история?

— Да страшный рассказ, особенно эти… физиологические подробности. А ты, значит, служил извозчиком и ничего героического с тобой не происходило…

— Героическое? — развернулся гневно майор. — Какое, ёхэн-бохэн, героическое? Не было ничего героического! Везем раненых, и вцепится в тебя какой-нибудь пацан, и просит: «Дай руку». А у него кровь через бинты пульсирует, прямо фонтанчиком бьёт, и губы синеют, и весь он тут, прямо при тебе, и умирает… Видел бы ты военные морги! Они там и в Кабуле, и в Шинданде, и в Ваграме были. И лежали в тех моргах мужики — все молодые, красивые и, шо характерно, все до одного мёртвые… Веришь, я с тех пор не могу на военные парады смотреть. Соберут вместе отборных мужиков, покажут как породистых лошадей, а потом возьмут и, как мусор, в топку и бросят… А физиология? Так, если разобраться, за неё награды как раз и дают! За то, шо человек, когда припекло, не блажил, на коленях не ползал, и, главное, мочился как положено, а не в штаны! А, ты думаешь, за шо тебя уважать будут? Так за это самое и будут!

И, помолчав, потребовал: «Всё, давай в баню! А то мы уже улицу греем!»

В бане Толя не упустил случая и полечил спину компаньону. Нет, нет, веником не прикасался, а так искусно гонял горячий воздух над телом, что только оставалось, что постанывать да терпеть. Беглец в долгу не остался и, хоть и неумело, но отхлестал, как и просил вертолетчик, от души. Толя несколько раз голым выбегал из бани и, пугая аборигенов криком, обливался холодной водой из колодца. А он на такую радикальную процедуру не решался и отдыхал, сидя на лавке в предбаннике. Помывка завершилась уже в темноте, они готовы были продолжать и дальше, но вовремя вспомнили о старике, и тому достался банный жар.

Потом на веранде пили холодное пиво, и Василий Матвеевич, распаренный и благостный, всё благодарил: эх, хорошо, натопили баньку, ещё и завтра можно мыться. Он выделил гостям топчан и диванчик, какие-то слежавшиеся простынки и одеяльца, и компаньоны стали готовиться ко сну. Но в доме было душно, и решили проветрить комнату, надо было только погасить свет и открыть настежь двери и окно. Пережидали, усевшись на крыльце. Вокруг было темно и улица спала без огоньков, без звуков, где-то в доме затих и уставший старик. Толя сосредоточенно курил, и огонёк сигареты то недвижно висел в воздухе, то рассыпался искрами, когда он щелчком стряхивал пепел. Было так хорошо молчать, но не утерпелось и сказалось:

— Слушай, а почему вертолёт? Не хотелось большой аппарат пилотировать?

— Неа! Ни на истребитель, ни на перехватчик никогда не тянуло. Где ещё, как не на вертолёте, и на других посмотреть и себя показать. А тебе, шо, вертолёты не нравятся? Вертолёт — он же птица. Понимаешь, птица!

— Не волнуйся, я понятливый и даже ещё обучаемый! — Только вспомнилась та, хвостатая, чёрная на фоне раскалённого неба, и холодок пробежал по спине. А Толя вспыхнул от вопроса как спичка.

— Ты как выйдешь на волю, купи себе какой-нибудь современный пепелац. Знаешь, такой из титана и стеклопластика, аквариум такой… И не бери двухместный, не надо, бери побольше. И двигатель обязательно инжекторный, он лучше карбюраторного, если движок заглохнет на небольшой высоте, всегда можно погасить вертикальную скорость… И сам лётные права получи… Сорок часов — и права в кармане! Я б тебя за два часа научил! А иностранческим геликоптером можно двумя пальцами управлять…