Заговор обезьян - Тина Шамрай

— Дома, наверное, не знаешь, с какой стороны к плите подойти, а, паря? А мужик сам себя должен обслуживать. И жене подмога, само собой, не помешает. Ты как, женатый или бессемейный?

— Женат, — отчего-то вздохнул гость.

— Не мастак ты руками, значит, робить. Или чем другим бабу берешь? — без улыбки ждал ответа старик.

— Уже ничем не беру! — признался тот. И тут же понял: его пристально рассматривают. В чёрных узких глазах старика читалось… Что? Удивление? Он выдержал взгляд, но когда уже был готов признать: «Ну да, тот самый!», старик, неловко закашляв, переключился на рыбу.

— Хорошие сёдни в магазине селёдки… Какого лука будем, головкой или зелёного? Зелёный у меня в огороде до снега стоит.

— Как скажете.

— А ты сам-то как? Мнение твоё, какое?

— Да какое у меня мнение…

— Ты это, паря, брось! У человека должно быть всегда своё мнение…

— Согласен. Только в мелочах я не принципиальный, а тем более в гостях. И лук не мой, и селёдка не моя…

— Тоже правильно. Правильно, говорю, рассуждаешь. Бывалый парень, а? Мать с батькой живые ещё?

— Живы. Надеюсь, живы.

— Видать давно был у родителёв?

— Давно, — опустил голову гость.

— Что же это ты? Всё по свету носит?

— Да вот как-то так…

— Нехорошо. Сам уже сивый, должон понимать, што им немного осталось…

Узловатыми и плохо гнущимися пальцами старик ловко снял кожицу с двух селёдок, вынул внутренности. Завернув всё это в газету, бросил в маленькую топку стоящей рядом железной печки на высоких ножках. — А сходи-ка, Николай, в дом, там картоха, поди, уже закипела, так ты крышку-то сдвинь! Там и хлеб на столе лежит, хлеба могёшь нарезать? Свежий сёдни, мяконький! А то, как ни придешь в магазин, а он у них всё чёрствый да чёрствый…

Пока ждали Толю, вынесли раскладной стол из дома, втиснули его между лавками на веранде и разложили еду: и сизые кусочки селёдки, присыпанные зелёным луком, и белые ломти варёной курицы, и жёлто блестевшие соленые грибы, и серый хлеб в плетёной корзинке. Старик осмотрел стол: вроде, всё путём, но его тёмные руки всё что-то беспокойно переставляли с места на место. Наконец, достигнув некой застольной гармонии, старик успокоился.

— Ну, всё готово… Толик гдей-то задерживается… А ты евошный товарищ, друг, значит? Ну да, ну да! И как там жизнь в городе? Какие, паря, там теперь заработки?

— Да по-разному, Василий Матвеевич, но при желании заработать можно.

— А ты что ж? Такого желания не имеешь?

— Отчего же? Но не всегда наши желания совпадают с нашими возможностями.

Помолчали. Слышно только было, как на плитке булькала картошка, для духу старик бросил в кастрюлю большую луковицу и какую-то приправу. И дух действительно был пряный, сытный. «Господи, зачем я здесь? — рассматривал беглец серую бревенчатую стену. — Теперь вот сиди, вымучивай из себя какие-то слова… В доме, наверное, есть телевизор… Нет, не надо ничего! И куда подевался Толя? Ну да, как же без вертолётчика? Кто ещё прикроет щитом…»

— А вот и он! — обрадовал старик, видно, и ему было тягостно с чужим молчаливым человеком. И вот уже видно, как Толя закрывает калитку, как идёт к дому, и через минуту он, улыбающийся, с пакетами в руках уже на веранде.

— Как вы тут без меня? — пытался понять он обстановку в доме.

— Товарищ твой штой-то заскучал…

— А он по жизни такой. Ты, дед, не обращай внимания! А шо это вы в доме разложились, а не на воздухе?

— Так пить будете, а у тебя голос громенный. Соседи будут знать, што гулянка какая-то.

«Предусмотрительный старик, понимающий. Понимающий что?»

— Вот коньячок, вот и пивко, — выставлял одну за другой на стол бутылки Толя. А потом ещё помидоры, яблоки, конфеты…

— Куда ты стоко? Иль вы напиться хотите?

— Какой напиться? Шо тут на троих мужиков? Кто хочет водочки, а кто вот это пить будет, — и, коротко взглянув на компаньона, вертолётчик подвинул в его сторону пузатую коньячную бутылку.

— Штой-то ты, Толик, разошёлся? Вы это съешьте, что на столе. А пиво давай на холод.

В просторной кухоньке старик открыл полупустой холодильник, и Толя стал выкладывать туда припасы.

— Я, дед, на могилку хожу, ты не сомневайся, — стал он уверять старика.

— Невестку мою видаешь?

— Она всё плачется: жалко, мол, Сашка! А сама через три месяца уже другого завела. Могла б и потерпеть, хорошая вдова до году платочек носит…

— Ну, это такое дело, Толя, не нам решать… Я то печалюсь, што внучек она сюды не пускает. Отвыкают они от деда. Раньше по телефону младшенькая-то часто звонила. Но штой ты теперь сделаешь? — прервал старик сам себя. — Давай, за стол, а то мы твово товарища оставили, сидит один… Кто он есть такой? Я ни от Саньки, ни от тебя никогда не слыхал про него.

— Дед, шо я могу сказать? Если в двух словах, не повезло мужику в жизни. Так что немного тронутый на почве жизненных обстоятельств…

— Ну, ну, — пробормотал старик. — А то я смотрю, у него глаза как чёрной водой залило…

Усевшись за стол, вертолётчик повернулся к тронутому жизненными обстоятельствами товарищу и щёлкнул пальцем по коньячной бутылке: налить? Тот помотал головой: нет, я как все! И Толя, вздохнув — и тут не угодил! — стал аккуратно разливать водку, напевая: Водочку льём, водочку пьём, водочкой только живём! Любил Сашко её петь, а сам, главное, не пил, ну, рюмку, не больше…

— Это верно, не любил пить, а, вишь, как вышло. Говорят, тот, другой, сильно пьяный был…

— В дугу пьяный… Дорога, она такая — или ты кого, или тебя кто-то! Давайте за Александра Васильевича!

Подняв рюмки, гости выдержали паузу, не скажет ли что-нибудь Василий Матвеевич, но тот промолчал, и тогда, не чокаясь, выпили. Отставив свою стопочку, старик перекрестился и взялся за вилку, вслед за ним потянулись за едой и гости. А уж когда выпили по второй и почувствовали себя свободней — да и хозяин размяк, Толя и приступил к главному:

— Мы, Матвеич, хотим вниз по Шилке сплавать. На лодке…

— А на кой ляд? — непонимающе рассматривал гостей старик. — Зачем на лодке-то? А на теплоходе? На «Заре»? Она через день вниз ходит…

— Это вроде как теплоход, токо маленький, — пояснил Толя компаньону. — Говоришь, не каждый день? Так в том и дело, а мы на лодке по своему расписанию пойдём. А то скоко в Забайкалье живём, а ни разу не сплавлялись…

— А как же вы так собирались, што у вас с собой и нет ничего? В Чите и лодки всякие с моторами, оттуда по Ингоде можно было добраться до Шилки и дальше идтить… Толя, я тебя не узнаю! Ты ж вроде деловой, и Санек всегда говорил: «Толян — голова!»

— Ну, так вот получилось, — начал, было, Толя, но старик, досадливо махнув рукой, не стал слушать.

— Дак ежели не хаживали оба, то крепко рискуете… Шилка такая речка! Пороги, быки, скалы то есть, посреди русла. А ближе к Аргуни, так там берега отвесные! Может так шарахнуть, что и костей не соберёте! А водовороты! Вот Чёрная впадает в Шилку, чёрт, а не речка, так крутит, што опрокинет лодку за милую душу…

— Но люди как-то плавают?

— Плавают, отчего не плавать. Так они живут речкой. Вы, право слово, чумные! Мужики, вроде, не молоденькие, а што это вам приспичило?

— Ну, так я ж говорю, ни разу не плавали… Короче, приспичило, дед, приспичило.

— Ему? — показал коричневым пальцем старик на молчаливого гостя.

— Можно сказать и так, — подтвердил тот. И вертолётчик тут же толкнул под столом ногой: помолчи пока.

— А то я и думаю, што это Толик хочет машину на лодку променять? Ну, раз приспичило, берите мою, она в сарайке стоит. А хотите, так и новую можно купить. Наш завод до чего дошёл: раньше катера строили, а теперь лодки деревянные клепают, мебель собирать стали…

— Нам и старая сгодится…

— …И ты скажи, речка-то как обмелела, — толковал о своём старик. — В иных местах вброд переходят, тракторами переезжают, право слово, тракторами! Когда такое бывало, чтоб по речке на тракторе? Дам я вам лодку, дам. Тольки тут такое дело, мотора-то у меня нету. С месяц как продал тут одному. Мне ж Сашка «ямаху» эту привёз ещё годов пять назад… Ох, и мотор был, право слово — зверь, а не мотор. А приёмистый какой! Но, главно дело — приспособлен к мелкой воде, можно было под углом ставить… Вот этот парняга и пристал: продай, дед, да продай. Ну, я подумал, подумал и продал. Я ж теперь — всё! Отплавался! — И старик, кашлянув, торжественно завершил. — Я, Толик, и машину продал! Вот так вот!

— Дед, ну ты даёшь! Как же без машины? — ахнул вертолётчик.

— А на кой она теперь? Внучкам она не нужная… Если только тебе, так и тебе она зачем? Надо, как говорится, подметать за собой, прибираться. Эх, знать бы, што вы заявитесь, приберёг бы мотор… Надо было позвонить, Толик, предупредить.

— Ага, предупредить надо было, предупредить, — искоса взглянув на компаньона, усмехнулся вертолётчик.