Сады Луны - Стивен Эриксон

«…и среди тех, что спустились со сводчатых серебряных небес, были тисте анди, обитатели Тьмы в Краю прежде Света, Чёрные драконы числом пять, с ними же вместе летела алокрылая Силана, что, согласно молве, жила с тисте анди в Клыке Тьмы, который спустился со сводчатых серебряных небес…»

Крупп кивнул и забормотал себе под нос. Коготь Тьмы — это Лунное Семя? Дом пяти Чёрных драконов и одного Красного? Чародей поёжился. Как Колл об этом узнал? Он, конечно, не всегда был беспробудным пьяницей, но даже прежнее положение Колла — пусть и весьма высокое — никак не соотносилось с такими сугубо книжными изысканиями.

Кто же тогда заговорил устами старого пьяницы?

— Но этот вопрос, — вздохнул Крупп, — придётся отложить до лучших времён. Однако высшее значение выкрика Колла заключается в его очевидной истинности и в том, как она влияет на текущее положение дел.

Толстяк захлопнул книгу и поднялся, услышав за спиной шаги.

— Я принёс травяного чаю, — проговорил старик, входя в тесную комнатку. — Ну что, «Алладартов компендиум миров» оказался тебе полезен?

— Воистину полезен, — заявил Крупп, с благодарностью принимая глиняную кружку. — Крупп познал ценность современного языка. Велеречивые, бесконечные излияния, столь любимые древними книжниками, Крупп находит сущим проклятьем и счастлив, что в наши дни так уже не принято писать.

— Кхм-гм, — старик тихонько кашлянул и отвёл глаза. — Тогда позволь поинтересоваться, что именно ты искал?

Крупп поднял глаза и чуть заметно прищурился.

— Конечно, Маммот. Я надеялся обнаружить упоминание имени своей прабабушки.

Маммот нахмурился, затем кивнул.

— Ясно. Не буду спрашивать, сопутствовала ли тебе удача.

— Ох, не надо, пожалуйста! — Глаза Круппа округлились. — Удача нынче — ужасная спутница, всё вокруг пошло наперекосяк. Но благодарю, что понимаешь, отчего Крупп столь осторожен в речах.

— Брось! — отмахнулся Маммот. — Я совсем не имел в виду… впрочем, нет, имел. Любопытство, понимаешь ли. Интеллектуального свойства.

Крупп блаженно улыбнулся и глотнул чаю.

— Что ж, — проговорил Маммот, — давай тогда вернёмся в гостиную и там найдём прибежище у тёплого очага.

Мужчины вышли в другую комнату. Усевшись, Крупп вытянул ноги и откинулся на спинку кресла.

— Как продвигается твоё писание? — поинтересовался он.

— Медленно идёт, — пожаловался Маммот, — чего, впрочем, и следовало ожидать.

Казалось, он пытается набраться храбрости для какого-то вопроса, так что Крупп ждал и лениво шевелил пальцами ног. Прошла минута, затем старик наконец прочистил горло и заговорил:

— Крупп, ты часто видел в последнее время моего дорогого племянника?

Толстяк приподнял брови.

— Давным-давно, — веско произнёс он, — Крупп дал обещание некоему человеку — обеспокоенному дяде одного мальчика, который полюбил играть на тёмных улицах города. О да, тот малец мечтал об опасных схватках в тёмных подворотнях и лихих преступленьях, совершаемых по приказу переодетой принцессы, — всё в таком роде…

Маммот кивал с закрытыми глазами.

— И исполнению сего обещания Крупп посвятил себя со всем тщаньем, ибо тоже полюбил мальчугана. И поскольку во всяком предприятии безопасность измеряется умением, Крупп взял мальчика под своё шёлковое крыло и добился в обучении немалого успеха, верно?

Маммот улыбнулся, продолжая кивать.

— Потому, отвечая на вопрос обеспокоенного дядюшки, — да, Крупп часто видит этого юношу.

Маммот вдруг наклонился вперёд и пронзил Круппа острым взглядом.

— Ты не заметил ничего необычного в его поступках? Он не задавал тебе странных вопросов? Не обращался с необычными просьбами?

Крупп прищурился. Неторопливо отхлебнул из кружки.

— По правде сказать, да. Во-первых, он испросил возвращения прекрасного набора драгоценностей, которые недавно приобрёл, — по личным причинам, как заявил сам юнец. По личным причинам. Об их природе Крупп гадал и гадает поныне, однако он находит кажущуюся искренность юноши — нет, даже волевую его сосредоточенность весьма похвальной.

— Совершенно согласен! Представляешь себе, Крокус вдруг выразил интерес к формальному образованию! Я ничего не понимаю. Мальчик явно одержим какой-то идеей.

— Что ж, придётся Круппу разрешить эту загадку.

— Сделай одолжение, — с облегчением проговорил Маммот. — Я хочу знать, откуда взялось такое рвение. Внезапный приступ честолюбия, боюсь, может быстро выгореть. Но если мы сумеем осторожно поддерживать огонь…

— Ничего не скажешь! — согласился Крупп. — В конце концов, есть в жизни вещи большие, чем мелкое воровство.

Маммот ухмыльнулся.

— Ай да Крупп! Не ожидал от тебя такое услышать.

— И лучше, чтобы подобные замечания остались между нами. В любом случае Крупп полагает, что Мурильо поможет нам развеять мрак тайны. За обедом в таверне «Феникс» он намекнул, будто кое-что знает.

Маммот спросил:

— Как поживает Мурильо?

Крупп улыбнулся.

— Сеть вокруг юноши крепка, — сказал он. — Во-первых, Раллик Ном чрезвычайно серьёзно отнёсся к своим обязанностям. Быть может, он видит в мальчике отсвет собственной погибшей юности. Воистину, Раллик — человек, чья истинная природа пока остаётся для Круппа загадкой. Безупречная преданность — о да! К тому же Ном столь скрупулёзно отдаёт всякий долг и исполняет всякое обязательство, словно решил пристыдить всех вокруг. Исключая, разумеется, Круппа. Но течёт ли в его жилах кровь или лёд? Иногда начинаешь сомневаться.

Лицо Маммота приобрело отсутствующее выражение.

Крупп напрягся. В воздухе запахло магией. Он наклонился и внимательно осмотрел сидящего напротив старика. Кто-то говорил с Маммотом, и Путь, сила которого сейчас пульсировала в комнате, был знаком Круппу.

Толстяк откинулся на спинку кресла и стал ждать.

Наконец Маммот резко поднялся.

— Мне нужно кое-что выяснить, — рассеянно обронил он. — Что до тебя, Крупп, мастер Барук желает немедленно с тобой поговорить.

— То-то мне показалось, что я чувствую присутствие алхимика, — пробормотал Крупп, вставая и покряхтывая. — Ах, тяжкие испытания и невзгоды бессонных ночей не покидают нас. До встречи, Маммот.

— До свиданья, — буркнул учёный, шагая через комнату. Нахмурившись, старик скрылся в небольшом кабинете, где Крупп провёл последний час.

Толстяк поправил рукава своего кафтана. Случившееся — чем бы оно ни было — заставило Маммота позабыть об этикете, и уже одно это намекало, что дело — нешуточное.