Жизнь русского обывателя. Часть 3. От дворца до острога - Леонид Васильевич Беловинский

и в чехлах. На окнах висели кисейные занавески, перед простеночными зеркалами на ломберных столах с бронзовыми ободками стояли подсвечники с никогда не зажигавшимися восковыми свечами. Стеариновых свечей тогда не было, и жгли только сальные свечи, снимая нагар с их светилен щипцами. Восковые свечи перед большими праздниками всегда мылись с мылом, так как они до того засиживались мухами и покрывались копотью, что делались пестрыми. В углах каждой комнаты было по нескольку старинных икон в серебряных окладах, с серебряными же лампадами <…>

Семья у нас была большая, жили мы тесно, но сравнительно чисто. Тараканы и клопы водились, считаясь неизбежной принадлежностью жилья, но их время от времени травили бурой, скипидаром, ошпаривали кипятком. Это была своего рода эпоха для нас, детей, и развлечение. Помню, что полы у нас в квартире были простые, крашеные, и по субботам происходило генеральное мытье их, после чего расстилались половики, полотняные дорожки, а вечером, во время всенощной, зажигались у икон все лампады» (103, с. 127–129). Н. А. Лейкин в самом своем знаменитом очерке «Апраксинцы» так описывал жилище купца середины XIX в.: «Тяжелая старая мебель почернелого красного дерева, с медными украшениями в виде полосок и розеток; кресла с лирами вместо спинок, пузатый комод на львиных лапах и горка с старинным серебром м аппетитными чашками с изображением птиц, генералов и криворотых барышень. На стене портреты <хозяев> Ивана Матвеича и Аграфены Ивановны, снятые в молодых летах, да картины: Фауст играет в шахматы с Мефистофелем и неизбежный Петр Великий на Ладожском озере… Немного подале висят часы, на циферблате которых фламандские крестьянин с крестьянкой» (Цит. по: 103, с. 13) Чувствуется, что мебель уже устарелая, предыдущих десятилетий, когда хозяева после сочетания браком устраивались своим домком, давно не обновлявшаяся.

Центральное место в купеческом доме занимала парадная зала, выходившая на улицу и соединявшая в себе столовую, гостиную, танцевальный зал. Посередине стоял большой стол, накрытый яркой, пышно вышитой скатертью (особенно ценились скатерти бархатные), по стенам находились мягкие или жесткие диваны, горки с парадной посудой, которой обычно не пользовались, стулья, столики, большие цветы (фикусы, олеандры, розаны,) в полубочках, по стенам, оклеенным бумажными обоями, висели аляповатые портреты хозяина, хозяйки или их родителей, какого-либо церковного иерарха или знаменитого генерала, могли быть и дешевые олеографии. На окнах также стояли яркие цветы в глиняных вазонах: герани, бальзамины. Спальня хозяев была общей, и первое место здесь занимала огромная кровать с мягкими перинами и множеством пуховых подушек. Здесь стоял пузатый комод с постельным бельем, где хранились драгоценности хозяйки, деньги и деловые бумаги хозяина; впрочем, деньги и бумаги могли находиться в небольшой укладке, шкатулке, окованной железом, с внутренним секретным замком с «музыкой» и с покатой верхней крышкой: укладки часто брали в дорогу, на ночлегах и в экипажах ставя под голову и накрывая небольшой подушкой. Спальни также украшались цветами, а в красном углу, напротив входа, висело «родительское благословение», множество икон в хороших окладах и киотах, с многочисленными лампадами; на божнице лежали и церковные книги, составлявшие обычный круг чтения купечества. Нередко в спальню выходила лежанка русской печи. Вот краткое описание дома угличского купца, правда, овдовевшего и после смерти жены прекратившего торговлю и посвятившего жизнь «спасению души». «У дедушки Василья был довольно хороший каменный дом на богатой Ярославской улице, с большим фруктовым и ягодным садом, с пчельником и громадным огородом, выходившим на набережную Волги… В… горнице стены… походили на часовню, так как были увешаны и уставлены иконами; вся мебель состояла из узенькой кровати, с жесткою войлочной постелью, двух или трех скамеек по стенам, простых деревянных стульев и простого же стола с шкафчиком, в котором находились церковные книги, и ящиком, имевшим вверху десять отделений, где по порядку лежали серебряные монеты, начиная с пятачка и кончая талером, т. е. полуторарублевиком; под этими же отделениями, внизу ящика, лежали кредитные билеты и золото. Через коридор, против его горницы, была кладовая, где хранилось около трехсот мешочков с медными деньгами» (160, с. 16). Это обиталище богатого провинциального купца середины XIX в., торговавшего железным товаром и дававшего деньги под проценты.

Подробнейшее описание расположенного в Елохове двора и дома московского довольно богатого купца конца XIX в. оставил С. Н. Дурылин. Приведем его в сокращении. «Широкие деревянные ворота, окрашенные в «дикий цвет» (т. е. серый. – Л. Б.), всегда на запоре. По бокам – одна фальшивая калитка, наглухо заделанная; другая, справа, настоящая: она тоже на запоре. Над настоящей калиткой надпись на дощечке: «Басманной части такого-то участка. Дом московского первой гильдии купца…». Над «фальшивой» – такая же дощечка с надписью: «Свободен от постоя»…

Звонок от нашей калитки был проведен к дворницкой, в конце двора, и надо было минуты две-три обождать, пока дворник в белом фартуке отворит калитку.

Двор был так широк и просторен, что впоследствии на нем был выстроен большой доходный дом, и еще осталось довольно места для просторного двора. От ворот к дому вела дорожка, убитая красным щебнем с крошечным мосточком через канаву для водостока…

По забору тянулось собачье строение – три домика-конурки для немалого собачьего населения двора: для грозного рыжего, как лис, и сильного, как волк, Полкана, для его собрата – черноухого Мальчика, для их родительницы, хитрой и вкрадчивой Розки и для ее последыша – неуемного весельчака Щинки.

Полкан и черноухий были на цепи и спускались с нее лишь ночью; Розка и Щинка пользовались неограниченной свободой.

За купой тополей стоял курятник… с большим куриным, индюшачьим, утиным и гусиным населением, находившимся под командой «черной» Арины. Около избушки лежало на земле большое корыто – птичий водопой.

Перед домом был колодец. Воду из него брали для стирки, для мытья полов и т. п. Но для питья, для готовки кушанья, для солки огурцов признавали только одну воду – чистую мытищинскую – ее ежедневно привозил водовоз и сливал во вместительные кади.

Дом был большой, двухэтажный, каменный… Отец купил его у какого-то барина, ранее сдававшего дом под «Пушкинский лицей». Дом был без «архитектуры»: ни лицевых фасадов, ни фронтонов, ни колонн, но строен так, точно в нем намеревались не просто жить, а века вековать. Стены были широкие, плотны, добротны, как в древнем монастыре. Половина нижнего жилья была на сводах, точно трапезная палата в таком монастыре. В старом доме при «господах» под этими сводами помещалась кухня с широчайшей русской печью, а подле нее было помещение для челяди. Во второй половине нижнего жилья, отделенной от первой кирпичной стеною, было, при тех же господах, должно быть, жилье для каких-нибудь малых домочадцев: бедных родственников, приживалов, дворецкого – всех тех, кому не было прямого, открытого хода вверх, в господские апартаменты: низ с